Если мы хотим занять положение, подобное положению других цивилизованных народов, мы должны некоторым образом повторить у себя все воспитание человеческого рода… Конечно, эта задача трудна… но прежде всего надо узнать, в чем дело, что представляет собой это воспитание человеческого рода и каково место, которое мы занимаем в общем строе.[24] Воспитание же нации строится на идеях долга, справедливости, права, порядка. Они родились из самых событий, образовавших там (на Западе) общество, они входят необходимым элементом в социальный уклад этих стран.»[ 25]
2.2. Итак, критика страны и народа опирается на его историю. Поэтому, для полного понимания позиции Петра Яковлевича, необходимо рассмотреть его философию истории.
Основной идеей чаадаевской философии истории является идея провиденциализма. Провиденциализм — учение, согласно которому смысл истории осуществляется божественной волей, властвующей над историческим процессом и ведущей человеческий род к его конечным целям.[26]
В построении Чаадаева провиденциальный смысл истории — нравственный смысл. Глубинная основа истории заключена не в ее рациональности, а в нравственности. Двигает историю вперед глубоко заложенное в ней нравственное начало. Таким образом, принципиальным является вопрос о социальной роли христианства. Мыслитель особо подчеркивает, что христианство не может быть истолковано только как система нравственного поведения людей в обществе, «но еще как божественная вечная сила, действующая всеобщим образом в духовном мире». [27] Это означает, что христианские ценности имеют социально-историческое значение. Опираясь на них, следует совершенствовать не только индивидуальный дух, но и одухотворять сферу общественных отношений: политику, хозяйственную жизнь, социальные процессы. Совершенный социальный строй тот, который основывается на ценностях христианства. По пути, предначертанному христианством, шли и продолжают идти народы Запада. Именно ценностям западного христианства обязаны они своими успехами во всех сферах духовного и материального прогресса.
«Разумеется, в странах Европы не все исполнено ума, добродетели, религии, совсем нет. Но все там таинственно подчинено силе, безраздельно царившей на протяжении столетий; все является результатом того продолжительного сцепления актов и идей, которым создано теперешнее состояние общества…». [28] Эта таинственная сила — католичество, зримо и незримо проникшее во все поры западноевропейского общества. История Запада поэтому есть история идей и убеждений. Все политические революции были, по сути, революциями духовно- нравственными. Народы Западной Европы искали истину и нашли свободу и благоденствие. Иначе говоря, устремленность к духу, порожденная католичеством, привела к установлению либеральных политических порядков и материальному благополучию.
2.3. Принято считать Петра Яковлевича первым русским западником. Ряд черт чаадаевской концепции относятся к западничеству.
Прежде всего, это отрицательная оценка прошлого России. К этому можно добавить столь же низкую оценку им истоков российской культуры — Византии. Тексты П.Чаадаева изобилуют выражениями типа «презренная Византия», «растленная Византия», «предмет глубокого презрения народов Запада». Следует заметить, что во времена П.Чаадаева научное изучение византийской культуры находилось в зачаточном состоянии.
Второй западнической чертой П.Чаадаева является высокая оценка им исторического пути и достижений Западной Европы. Однако своеобразие этой оценки в том, что, согласно мыслителю, своими успехами запад всецело обязан христианству. П.Чаадаев высоко оценивает роль римско-католической церкви в деле прогресса Запада. Он досадует, что этого не удалось сделать в России. Христианизация российского общества оказалась поверхностной и не принесла своих плодов.
В первом Философическом письме делается вывод, что Россия выпала из семьи христианских народов и, следовательно, из истории. Но если история совершается по некоему божественному плану, то таких исключений быть не может. В самом деле, точка зрения последовательного провиденциализма позволяет усмотреть в самой не выраженности России, ее неопределенности некий особый смысл. И П.Чаадаев приходит к мысли о том, что «русский народ имеет огромный скрытый, нереализованный потенциал и что социально-экономическая отсталость России может для нее обернуться однажды историческим преимуществом.»[ 29] То есть, России предназначена некая миссия в будущем. Таким образом, П.Чаадаев подходит к идее: каждому национально-государственному образованию предназначена особая роль в составе мирового целого. Россия — не исключение. Единственное, что ее отличает от Запада — то, что она еще не нашла своего предназначения. Здесь начинается сближение П.Чаадаева со славянофилами.
П.Чаадаев размышлял о предназначении России. Он выдвинул три идеи. Во-первых, Россия, возможно, решит социальные проблемы, которые до сих пор не решил Запад (хотя многого достиг). Но к идее социализма П.Чаадаев относился скептически. Во-вторых, в силу своего положения между Европой и Азией у России есть шанс соединить в себе достоинства обеих культур, синтезировать активность Запада и созерцательную задумчивость Востока. В- третьих, России суждена не просто одна из миссий, но миссия «вселенского масштаба». Россия склонна заботиться не о себе, а это делает ее способной заботиться обо всех, о человечестве в целом. Из способности к самопожертвованию философ выводит перспективу послужить всему человечеству, причем в таком масштабе, в каком не в состоянии была сделать ни одна страна. В этом пункте П.Чаадаев превращается в славянофила-почвенника самого радикального толка.
Сближает П.Чаадаева со славянофилами еще одно — критика подражательства Западу. Это подражательство широко распространено в образованных кругах российского общества, всегда ведет к поверхностному усвоению чужих идей, культуры, образа жизни. Обрекает страну на вечную отсталость и мешает осознанию собственной исторической миссии. Конечно, П.Чаадаев далек от того, чтобы из критики подражательства сделать вывод о необходимости и полезности самоизоляции России. Сам философ предельно внимательно изучал культуру и философию Запада. Содержание собственных трудов Петра Яковлевича свидетельствует о том, что он стоял на уровне современной ему европейской философской мысли.
3. Философские взгляды Алексея Степановича Хомякова
В «Записках о всемирной истории» Алексей Степанович предпринял грандиозную попытку охватить мысленным взором всю историю человечества с самых древних времен и на огромном географическом пространстве. Разрабатывая концептуальную основу познания истории, А.Хомяков за отправной пункт взял одну из сфер духовной жизни человечества — религиозность. Поэтому его концепцию можно назвать историософией — здесь — религиозной философией истории.
3.1.
Религиозность понимается А.Хомяковым предельно широко. Вера лежит глубже того, что на современном языке называется идеологией и мировоззрением. Особенности веры определяет глубинное содержание жизни, мотивы и характер деятельности личности или народа. Вера является концентрированным выражением духа в жизни народов. «Первый и главный предмет, на который должно обратиться внимание исторического критика есть народная вера. Выньте христианство из истории Европы и буддизм из Азии, и вы уже ничего не поймете ни в Европе, ни в Азии…»[ 30] Однако, особенностью хомяковской историософии является отсутствие в ней выделения какого-либо особого мирового религиозного или цивилизационного центра. Вся зафиксированная в письменных источниках история характеризуется им через понятие синкретизма.[31] Ни один из народов, доступных историческому изучению, не является чистым ни по крови, ни по традициям и верованиям. Синкретическими были уже верования античной Греции и Рима, поскольку строились на элементах, заимствованных от многих народов древнейших цивилизаций Востока.