2.2. Метонимия — троп состоящий в регулярном переносе имени с одного класса объектов (предмета) на другой класс (предмет), ассоциируемый с первым по смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию. Человек запросто переносит значение слова:
с вместилища на содержимое (блюдо: тарелка — еда);
с места на совокупность его жителей («в ся деревня смеялась») ;
с материала на изделие (медь: металл — деньги);
с действия на его результат (остановка: прекращение движения — станция);
с формы на содержание (содержание опубликованного в переплете текста мы часто называем книгой, — а не романом);
с целого на часть (груша: дерево — плод);
с части на целое — синекдоха (бородатый человек — «борода») ;
с эмоционального состояния на его причину (ужас — разъяренная жена);
etc, etc, etc.
2.3. Другие тропы:
Метафора — утверждает сходство, подобие; буквальные значения слов используются (без логического обоснования) для выражения других смыслов. Одно слово употребляется с целью обозначения несопоставимых предметов. Метафора использует два приема. Бинарность — объединение имен несопоставимых объектов: «тростинки мачт». Тождество — сопоставление по отдельным качествам и свойствам: птица и солнце «летят».
Перифраза — эмоциональная оценка предмета: лес — «зеленый друг».
Оксюморон — сочетание противоречивых понятий: «умный дурак».
Ирония — слово, приобретающее в контексте речи значение противоположное буквальному.
2.4. Главное назначение тропа — раскрыть содержание вещи через другую вещь. Это свойство я связываю с мышлением — движением мысли. А так как для мысли вещь индентична слову — перед нами процесс семантический: слова выстраиваются в смысловые цепочки, кусты; разные цепочки пересекаются; слово связано тропами с множеством других. Образуется смысловое пространство. Именно это имел в виду С.С.Аверинцев, полагая, что символ — целостный образ мира.
В виде простого примера предлагаю пограничные значения символического пространства слова «астроном»:
В этом небольшом лингвистическом опыте я совместил два приема. В меру способностей восстановил санскритские корни слова «звездовед». И помимо смысловых ассоциаций выстроил цепи однокоренных слов, соединив в итоге тропы с метаморфозами корня в совершенно разные слова.
Это очень сложный процесс. С опозданием уточню: тропы не являются семантическим механизмом, а точнее — смысловым. Первый — более архаичен, но служил и служит основанием тропов. Здесь я вступаю в область непознанного:
3. Пространства символа
3.1. Исходя из вышесказанного, символ можно соотнести со словом. Генезис слова науке не понятен. Я не буду больше прибегать к словарям — сравнивать существующие гипотезы и лепить очередной оксюморон. Предлагаю пофантазировать.
Итак, символ — это не образ или знак, а в прямом и буквальном смысле — слово. Он обозначает вещь и ее сущность, т. е. — шифрует. Раскрыть этот код можно при помощи других слов. Но в этой бесконечной словесной цепи должно быть начало.
3.2. В начале было сознание. Мышление стартовало с самоосознания человеком себя. Не думаю, что это произошло как некое глобальное озарение.
Первый акт данной драмы — ощущение своего тела, взгляд на него со стороны. Человек увидел себя и начал себя обозначать; сначала — потоком эмоций. Затем поток становится дискретным и обретает фонетическое звучание. Звуки фиксируются, получает развитие фонетическое строительство: изменение длительности, тональности, громкости — появляются слова.
Но если слова изначально родились из эмоционального состояния человека, то они и могут обозначать только человека. Я даже склонен думать, что механизм речи не обогащает наше видение мира, а замыкает человека на самого себя. Наделяя внешнюю вещь (предмет, явление) словом, человек ассоциирует данный феномен с самим собой. Вот пример со словом «вещь». Оно ассоциировано:
в семитской языковой группе со словами «говорение», «желание»;
в индоевропейской языковой группе — «действие»;
в латинском языке — «дело»;
в германском языке — «существо»;
в славянском языке — «вещать» (говорить, колдовать).
3.3. Вышеуказанный пример — конец процесса словообразования. Начался же он с самонаименования человека. Здесь скрыта загадка заданности символа.
Затем человек сориентировался в пространстве: верх назвал «теменем», все, что видит перед собой — «лицом», все, что сзади — всем известно какой частью тела. И принялся это пространство упорядочивать. Именно на этом этапе, думаю, словообразование шло чисто семантическим путем: к корням слов добавлялись приставки, окончания, суффиксы, преффиксы; объединялись разные корни.
Далее первоначальное значение корней стиралось, человек забывал семантические связи. Возникла необходимость в ассоциативном осмыслении слов — новом раскрытии их значений.
Таким образом, все сложные и многоуровневые символические пространства связаны доминирующим центром — человеком: его телом и ощущениями. А.Ф.Лосев давно заметил: античное миросозерцание отождествляло Космос и Человека.
Человеческое тело и есть ключ ко всем символам и первый символ. Похоже, я подошел к началу.
4. What next?
Хочется перефразировать знаменитое изречение: «Мир — есть слово». Человек воспринимает не вещь (феномен), а слово. Слово он примеряет к себе и только так может его понять. Эта аперцепция — «шум восприятия» закрывает глаза на истинный мир. А есть ли у нас вообще «глаза»?
Сумасшедший Петр XIX века: глас вопиющего в России (диптих-компиляция, opus 11)
— Декабристы разбудили Герцена…
— А Герцен встал и сказал: «И всю эту сволочь блядей и воров мы называем русским правительством!» Современно звучит, правда? Говорят, он прошел немало степеней посвящения. А Чаадаев — нет, так и остался на периферии…[11]
Реферат первый.
Россия: поиски ориентации и пути развития. Западники и славянофилы.
1. Введение
1.1. Становление философии как науки, по мнению историков русской философии Г.Флоровского, В.Зеньковского и Н.Лосского, приходится на 20-30-е годы XIX века.[12] И, фактически, одной из первых проблем для русской философии становится проблема места России среди мировых цивилизаций, ее настоящее и будущее, пути развития. Еще до середины XIX века среди русских мыслителей определились два взгляда на Россию, впоследствии названные западничеством и славянофильством.
Западники — представители русской общественной и философской мысли 1840-50-х годов, считавшие историю России частью общемирового исторического процесса; выступали за развитие страны по западноевропейскому пути. Критиковали самодержавие и крепостничество, являлись сторонниками конституционных реформ. Главные представители: П.Я.Чаадаев, П.В.Аненнков, В.П.Боткин, Г.Н.Грановский, К.Д.Кавелин, М.Н.Катков, И.С.Тургенев, Б.Н.Чичерин, А.И.Герцен, В.Г.Белинский, Н.П.Огарев.[13]
Славянофилы выступали против западников с обоснованием особого, отличного от западноевропейского пути исторического развития России, усматривая ее самобытность в отсутствии борьбы социальных групп, в крестьянской общине, православии как единственно истинном христианстве. Выступали за отмену крепостного права, смертной казни, за свободу печати. Главные представители: А.С.Хомяков, И.С. и К.С.Аксаковы, И.В. и П.В.Киреевские, А.И.Кошелев, Ю.Ф.Самарин, В.А.Черкасский, В.И.Даль, А.Н.Островский, А.А.Григорьев, Ф.И.Тютчев.[14]