– Безумия? – закончила за меня она.

Теперь я отвела взгляд.

– Я не хотела…

– Все нормально, – сказала она спустя некоторое время, вздохнула и дотронулась до моей руки. – Прекрасно. Мы остаемся и будем держаться в стороне от всего этого. «Не будем ни во что ввязываться», как ты хочешь. И станем общаться с Натальей.

Если быть совсем честной, ничего подобного я не хотела. Я хотела ходить на королевские вечеринки и безудержные пьяные празднества – как прежде. Мы годами ни во что не вмешивались, пока не погибли родители и брат Лиссы. Ее семейный титул должен был унаследовать Андрей, и он соответственно вел себя. Красивый и общительный, он мог очаровать любого и был лидером всех королевских группировок и клубов, какие только существовали в кампусе. После его смерти Лисс почувствовала, что ее семейный долг – занять его место.

Пришлось и мне позволить втянуть себя в этот мир. Для меня это оказалось нетрудно, поскольку по-настоящему я не имела отношения к политике, – просто симпатичная девушка-дампир, от которой никто не ждет неприятностей и всяких безумных выходок. Я стала чем-то новеньким, им нравилось, чтобы я была рядом просто ради забавы.

Лисса же столкнулась с абсолютно другими проблемами. Драгомиры являлись одной из двенадцати правящих семей. Она занимала в моройском сообществе очень влиятельное положение, и остальные особы королевских кровей всячески стремились завязать с ней добрые отношения. Ложные друзья сплетничали о ней и настраивали против других, стараясь втянуть в свой круг. Эти королевские особы могут одновременно и льстить, и плести закулисные интриги – и среди них такие типы встречаются на каждом шагу. С точки зрения дампиров и всех прочих, они абсолютно непредсказуемы.

Подобная беспощадная обстановка в конце концов повредила Лиссе. У нее открытая, добрая натура, которая так привлекает меня, и я просто трепетала от ненависти, наблюдая, как ее расстраивают и втягивают в королевские игры. Со времени аварии она стала гораздо более уязвима, и никакие вечеринки в мире не стоили того, чтобы видеть ее страдания.

– Ну ладно, – сказала я наконец. – Посмотрим, как все пойдет. Если что-нибудь сложится не так – хоть что-нибудь, – мы сбежим. Без возражений.

Она кивнула.

– Роза?

Мы обе вскинули взгляд на возвышающуюся над нами фигуру Дмитрия. Я от всей души надеялась, что он не слышал моих последних слов.

– Ты опаздываешь на тренировку, – ровным тоном продолжал он и, повернувшись к Лиссе, вежливо поклонился ей. – Принцесса.

Пока мы с ним уходили, я беспокоилась о Лиссе и все время задавалась вопросом, правильно ли – остаться здесь. Ничего тревожащего через нашу связь до меня не доходило, но эмоционально она была возбуждена. Смятение, ностальгия, страх, предвкушение – все это мощной волной нахлынуло на меня.

Я почувствовала притяжение еще до того, как все произошло, – в точности как тогда, в самолете. Ее эмоции, становясь все сильнее, буквально засасывали меня в ее голову, и я не могла противиться. Миг – и я видела и чувствовала все то, что и она.

Она медленно обходила здание столовой, направляясь к маленькой русской традиционной церкви, которая удовлетворяла практически все религиозные нужды школы. Лисса всегда регулярно посещала службу. Но не я. Мы с Богом заключили постоянно действующее соглашение: я верю в Него – едва-едва – до тех пор, пока Он позволяет мне отсыпаться по воскресеньям.

Но когда она вошла внутрь, я почувствовала, что она там не ради молитвы. У нее имелась другая, неизвестная мне цель. Оглянувшись по сторонам, она убедилась, что внутри нет ни священника, ни верующих. Церковь была пуста.

Проскользнув в дверь в задней части церкви, она начала подниматься по узкой скрипучей лестнице на чердак. Там было темно и пыльно. Свет проникал внутрь лишь сквозь большое окно с цветными стеклами, и слабый отсвет начинающегося восхода рассыпался по полу крошечными разноцветными драгоценными камнями.

До нынешнего момента я понятия не имела, что комната постоянно служила Лиссе убежищем. Однако сейчас почувствовала это, почувствовала ее воспоминания, как она раньше убегала сюда, чтобы побыть в одиночестве и подумать. Как только она оказалась в знакомой обстановке, ее тревога начала убывать. Она забралась на сиденье у окна, прислонившись головой к его боку, и замерла, очарованная тишиной и светом.

В отличие от стригоев, морои в состоянии выносить солнечный свет, но в определенных пределах. Сидя там, она могла вообразить, будто купается в солнечном свете, поскольку стекло защищало ее, дробя и ослабляя лучи.

«Дыши, просто дыши, – говорила она себе. – Все будет хорошо. Роза позаботится обо всем».

Она так страстно верила в это, что расслабилась еще больше.

Потом из темноты прозвучал негромкий голос:

– Вся Академия в твоем распоряжении, кроме этого сиденья у окна.

Она подскочила с бешено колотящимся сердцем. Ее тревога передалась и мне, пульс участился.

– Кто здесь?

Спустя мгновение из-за груды ящиков поднялась какая-то фигура, шагнула вперед, и в бледном свете материализовались знакомые черты. Спутанные черные волосы. Бледно-голубые глаза. Вечная сардоническая усмешка.

Кристиан Озера.

– Не волнуйся, – сказал он. – Я не кусаюсь. Ну, по крайней мере, в том смысле, который тебя пугает.

Он рассмеялся собственной шутке. Лисса, однако, не нашла ее забавной. Она начисто забыла о Кристиане. Так же как и я.

Что бы ни происходило в нашем мире, некоторые основополагающие истины касательно вампиров никогда не меняются. Морои живые; стригои не-мертвые; морои смертны; стригои бессмертны. Морои появляются на свет путем рождения; стригои создаются.

И существует два способа создать стригоя. Один-единственный укус стригоя – и человек, дампир или вампир насильственно превращается в стригоя. Морои, искушаемые обещанием бессмертия, могут сознательно решить стать стриго-ями, если во время «кормления» убьют человека. Такое деяние считается безнравственным, извращенным – самым тяжким из всех грехов, противоречащим и моральным устоям мороев, и самой природе. Морои, вставшие на этот темный путь, теряют свою связь со стихийной магией и другими энергетическими началами мира. Вот почему они больше не могут выходить на солнце.

Именно так и случилось с родителями Кристиана. Они стригои.

Или, точнее, они были стригоями. Подразделение стражей загнало и убило их. Если слухи соответствуют действительности, Кристиан, тогда еще совсем дитя, стал свидетелем этого. И хотя сам он не был стригоем, некоторые считают, что он недалеко ушел, учитывая его манеру одеваться в черное и держаться особняком.

Стригой он или нет, я не доверяла ему. Он псих, ничтожество, и я безмолвно закричала Лиссе, чтобы она убиралась оттуда, пусть от моего крика и не было никакого толку. Проклятая односторонняя связь!

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Любуюсь видами, конечно. Накрытое брезентом кресло очень уютно. Сверх того, тут имеется старый ящик с рукописями благословенного и безумного святого Владимира. И не стоит забывать о том прекрасном, хотя и безногом столе в углу.

– Одним словом, всякая ерунда.

Лисса закатила глаза и направилась к двери, но он преградил ей дорогу.

– Ну а как насчет тебя? – насмешливо спросил он. – Зачем ты здесь? Что, не предвидится никаких вечеринок и нет никого под рукой, чью жизнь можно было бы разрушить?

Прежний задор отчасти вернулся к Лиссе.

– Класс! Хочешь вывести меня из себя, чтобы доказать, какой ты крутой? Какая-то девица, которой я даже не знаю, наорала на меня сегодня, а теперь я должна иметь дело с тобой? Какую цену нужно заплатить, чтобы человека оставили в покое?

– А-а, вот почему ты здесь. Чтобы пожалеть себя.

– Это не шутка. Я серьезно.

Я почувствовала, что Лисса начинает сердиться, причем гораздо сильнее, чем прежде расстраивалась.

Он прислонился к наклонной стене.