– И я с вами.

– Мне не жалко, иди.

Небольшой магазинчик, с крикливой вывеской «Супер шоп» красовался напротив отеля. В нем мы отоваривались самым необходимым. Данила ждал нас у прилавка. Перед ним уже стояло одиннадцать банок со сгущенкой, которые он складывал в целлофановый пакет. Когда мы вошли, он попросил еще на два рубля конфет. Продавщица недовольно спросила:

– Каких?

– Самых лучших.

Самыми лучшими конфетами оказался «Мишка на севере». Продавщица кинула одну конфету на весы и сказала:

– С тебя еще рубль.

Данила недовольно поморщился.

– Не-е, дорого получается, дайте что полегче и подешевле.

Продавщица убрала с чашки весов «Мишку на севере» и кинула «Белочку».

– Ровно на два рубля. Все?

Данила с недовольным лицом покосился на меня. Весь его вид говорил, что я зря привел Настю, она здесь лишняя Он не торопился брать конфету и рассматривал прилавок.

– А на две карамельки «Белочку» поменять нельзя? – спросил он продавщицу.

Та молча кинула конфетку в картонную коробку и положила две карамельки.

– Эти пойдут?

Она не знала, с кем имеет дело. Как-то раз с Данилой мы пошли на рынок покупать ему обувку, кеды. Пришли к открытию, а ушли чуть не в пять часов, когда и продавцов не осталось. Данила зачем-то примерял даже валенки. К концу дня весь рынок нас знал в лицо, а Данила ходил и степенно твердил: – «Не то! Скрыпу нет!» Вот и теперь он склонил над карамельками голову, изучая их как под микроскопом.

– А на разные их поменять, нельзя, а то они одинаковые? – попросил он продавщицу. Продавщица попалась вежливая, она и эту его просьбу выполнила, сменила одну карамельку.

– Теперь все?

Данила поднял низко склоненную голову и вежливо, как ученый, рассматривающий таракана, спросил:

– Та, что с краю, с чем она?

Я поразился терпению продавщицы. Другая бы на ее месте, давно выставила такого въедливого покупателя, а эта выполняет все его прихоти.

– С какого краю?

– С правого, от вас, – уточнил мой приятель.

– Та, что справа – с яблочным повидлом, а слева – со сливовым. Устраивает?

Данила неопределенно пожал плечами.

– Я не для себя беру, понимаете, вот друзей хочу угостить, – и он показал на нас с Настей. Наша подружка явно уже сто раз пожалела, что зашла со мною в магазин. Сгорая со стыда, она стояла, отвернувшись к окну. Видно было, как заалели ее уши от такого кавалера. А Данила обращался к нам:

– Настя, ты с чем любишь, с яблочным или со сливовым повидлом? Карамель с яблочным слаще, бери ее, не прогадаешь.

Меня в расчет он не принимал, я как рыцарь должен был уступить право выбора даме. Данила взял с чашки весов правую карамель и протянул ее Насте.

– Угощайся… Макс, ты тоже бери.

Продавщица, улыбнувшись, сказала:

– С вас двести два рубля.

– Как двести два? – удивился я, – ты же Данила сказал взять двести?

– Правильно, – подтвердил он, – сто девяносто восемь рублей одиннадцать банок сгущенки и вам с Настей пошиковать на два рубля… Итого двести рублей… Тетя, вы должно быть обсчитались.

В голосе продавщицы послышались жесткие нотки.

– Ничего не обсчиталась. Сто девяносто восемь за сгущенку, два рубля за пакет, и два рубля за конфеты, сколько будет? Двести два рубля.

Я молча протянул ей две сотенные бумажки.

– У нас больше нету, забирайте обратно свои конфеты.

Не удалось Насте покайфовать от Данилиных щедрот, я выхватил у нее из рук карамель с яблочной начинкой и положил вместе со своею сливовой конфетой на прилавок.

– Теперь мы в расчете?

А Данила высыпал на прилавок банки со сгущенным молоком освобождая пакет.

– Не нужен нам ваш пакет за два рубля, забери конфеты обратно Макс, я угощаю.

И тут в магазин заглянул еще один покупатель, наш новый знакомый, сынок директора отеля – Гарик. Мы с ним уже неделю как подружились, с первого дня заезда. Он павлином распускал хвост перед Настей, наверно, и сейчас стерег ее где-нибудь за углом, вон как вырядился, новые кроссовки, ковбойская шляпа и фирменные джинсы «Леви».

Когда мы вселились в отель, то в первый же день столкнулись нос к носу с Гариком, нашим одногодком. Он не обратил на нас с Данилой никакого внимания, а вперился восхищенным взглядом в нашу подружку. Мы как раз втроем шли в столовую, где нас дожидалась Анна Николаевна. Задержались мы из-за Насти В тот первый день она вырядилась в столовую как на праздник, белые чулочки, кремовые туфельки и пышное розовое платье. Как бабочка она была, воздушная спасу нет. А уж как парфюмерией от нее несло, чем-то неуловимо тонким, перебивающим все южные запахи, даже сказать невозможно. Данила и тот полюбопытствовал, что за духи? Настя гордо ответила:

– Шанель номер пять?

– Наши?

– Нет, французские.

Данила еще разок втянул ноздрями непередаваемый запах и рассудительно сказал:

– Молодцы французы. Наши только пиво «Балтику» под номерами выпускают, а французы еще и духи.

Затем он обратился к Насте:

– А ты не пробовала другими номерами подушиться?

Зная манеру Данилиного разговора, Настя заподозрила скрытую издевку и, поджав губы, недовольно буркнула:

– У «Шанели» только один номер, «пять».

– А остальные четыре куда подевались?

Я тоже покосился на своего приятеля, ища ухмылку на лице. Вроде нет, не было у него в глазах хитринки, только одно благодушие, ведь мы шли в столовую. А Настя ни с того, ни сего завелась.

– Пиво может быть и десять сортов, а духи один сорт, номер пять.

– Так не бывает, – отвечал Данила, нетерпеливо поглядывая на дверь и подгоняя копуху подружку, – ты скоро там?

– У французов бывает, – стояла на своем Настя.

А Данила бубнил и бубнил:

– Дурят вашего брата, а вы и верите… Первыми номерами душатся принцессы и королевы, вторыми всякие миллионерши, третьими француженки, четвертыми москвички, а пятыми…

– А что пятыми? – в голосе Насти послышалась дрожь, то ли от возмущения, то ли от слез готовых сейчас брызнуть. А Данила как будто и не слышал ее изменившегося голоса и забивал гвоздь сомнения по самую шляпку.

– А пятым номером в Подмосковье душится всякая шушера, вроде тебя.

Конечно, они подрались. Пришлось еще минут десять дожидаться, пока Настя припудрит себе нос. Поэтому, когда затем мы двинулись в столовую, она шла с высоко поднятой головой, и ни на кого не обращала внимания. На Гарика, стоявшего на обочине дороги, только пахнуло запахом французских духов, и мимо прошествовало в белых чулочках воздушное божество в сопровождении двух рыцарей, то есть меня и Данилы. Боковым зрением я успел заметить, каким восхищенным взглядом провожал ее незнакомый мальчишка. Заметил не только я один. Находясь в огромном зале столовой, больше похожем на ресторан, и выискивая взглядом мать, Настя спросила меня:

– А что это за мальчишка стоял у дверей?

Не успел я сообразить, кого она имеет в виду, как Данила вылез с ответом.

– А, этот черненький? Есть хочет.

Если бы Данила стал дальше распространяться, что он милостыню просит на обратный билет, или беспризорник, или еще что, может быть мы ему бы не поверили, а он хитрец, только вскользь заметил о мальчишке, а дальше как отрубило, больше ни слова о нем. А Настя как всякая женщина уловила восхищенный взгляд, пусть голодного, но очередного поклонника и конечно пожалела его. Ничего удивительного в том, что она отнесла его к разряду беспризорников, не было. За последние десять лет они заполонили улицы всех крупных и средних городов.

Мальчишка и впрямь был худ, и смотрел ей вслед умоляющими глазами. К концу обеда она сделала несколько бутербродов проложив их ломтиками огурцов, а сверху положила большой кусок антрекота и завернула все это в салфетку. Да еще Данила ее подначил, сказав, что все равно без первого можно желудок испортить.

Поэтому, когда Настя выходила на крыльцо столовой, душа у нее пела от человеколюбия, сострадания и жалости к голодному мальчишке. На этот раз она не отворачивала в сторону голову, а направилась прямо к нему. Мы с Данилой остановились поодаль, а Анна Николаевна пошла в жилой корпус отеля. Молодец, Анна Николаевна, никогда она не вмешивается в наши дела.