Дорога вела по тому же ущелью. Также звонко щебетали птички, перелетая с дерева на дерево, в лесу была тишь и благодать.

Жмых уже привык к запахам моря. Они стали привычными и родными и не пугали его как первое время. Он выпрыгнул из воды и, набрав побольше воздуха, нырнул к самому дну. Желтый песок и камни, увитые водорослями, встретили его. Но что это? На песке явно просматривался контур крупной рыбы зарывшейся в песок. Жмых решил ее попугать, и выпустил пулеметную очередь ультразвука. Из песка, подняв мутное облачко, выпорхнула камбала. Жмых погнался за нею. Разве ее догонишь? Он всплыл на поверхность глотнуть воздуха и пристроился рядом с матерью. С того времени, как они первый раз сплавали к Лысому камню, прошло часа три.

– Ма, как ты думаешь, человечки не вернулись обратно, за искусственным глазом?

– Вряд ли, они же понимают, что без нас они его не достанут.

Дельфины разогнались и подпрыгнули высоко в воздух. На Лысом камне снова сидели их недавние знакомые. Мать понимала, что лучше держаться подальше от людей, трудно угадать их намерения. Но с другой стороны, прикоснуться к чужой цивилизации всем интересно, и они, дельфины не составляют исключения. Ей самой захотелось сплавать к Лысому камню.

– Только не вздумай больше хулиганничать, – предупредила мать.

– Обещаю, – заверил ее Жмых.

На этот раз, когда они приплыли к Лысой скале, толстый сидел на ее макушке и пел жалобную песню.

– Видишь, что ты натворил, наверно ему дома досталось, – сказала мать Жмыху.

– Я у него попрошу прошения, пусть не воет так, а то я заплачу.

Жмых затрещал и, высунув голову из воды, почти лег на скалу. Ему до слез было жалко толстого. А тот, не переставая выть, подвигался к ее краю и вдруг совершенно неожиданно плеснул чем-то белым и тягучим прямо в открытую пасть дельфиненку. Жмых со страхом сомкнул челюсти и нырнул. По языку растекалась непередаваемая вкуснота. Рядом плавала испуганная мать.

– Выплюнь сейчас же, выплюнь сейчас же, – был слышен ее грозный приказ.

А Жмых растягивая удовольствие облизывал нёбо.

– Мама, он меня угостил чудесным напитком. Я ничего подобного никогда не ел. У него там еще должно остаться.

А мать переживала за сына. Она часто видела людей плавающих на больших кораблях, и знала, что те отбросы, что человек выбрасывает за борт нельзя использовать в пищу. А здесь не выбросили, а влили струю прямо в рот ее сыну. Она спросила:

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Как во сне, сладко аж жуть.

Теперь попробовать решила и она сама. Могучий Чих, ее родной брат рассказывал: что иногда в дельфинарии давали что-то сладкое, неужели это то? Оба дельфина выпрыгнули на поверхность, подставив открытые рты.

Толстый человечек оказался храбрецом, он, не мешкая, соскользнул в воду и влил приличную порцию невероятной сладости в рот обеспокоенной матери. Следующая порция досталась Жмыху. Мать-дельфиниха выплюнула приторную жидкость в воду. Как разбавленное молоко, только приправленное сахаром, и что в нем хорошего нашел Жмых? У нее молоко в десять раз жирнее и лучше. Но на этом чудесное знакомство не прекратилось. Толстый оказался просто чародеем, он стал, как скребком почесывать по гладкой коже сначала Жмыха, а потом и ее мать. Какая же у него нежная рука. Не надо искать и скалы, чтобы о нее потереться. Дельфины просто млели. И в это время в воду с Лысой головы спрыгнул второй, черненький агрессор. Дельфины сразу нырнули на глубину.

– Жадный какой, – завопил Жмых. – Он сейчас у толстого отберет бутылку.

Но сосуд с необыкновенным лакомством остался в руках толстого, а после небольших препирательств черненький полез наверх.

– Главный у них толстый, – сделал вывод Жмых, – видишь, он не отдал бутылку, нам все достанется. Поплыли к нему.

Дельфины оказались рядом с толстым. Но он больше не предложил живительного напитка, а стал показывать, что ищет что-то на дне.

– Мама, он хочет, чтобы мы ему достали искусственный глаз, – догадался Жмых, – давай я сплаваю.

– Не торопись, – она его остановила, – как только ты принесешь им его, тебя перестанут кормить. Надо схитрить, так Могучий Чих, твой дядя учил. Я знаю, что ему надо. Все люди по суше ходят в обувке, и только когда в воду ступают, разуваются. Я принесу ему резиновую мягкую туфлю, одну я видела здесь недалеко, ее течением вынесло. А искусственный глаз пока не приноси, посмотрим, как они себя поведут, поддаются ли дрессировке? Если ты им его сейчас принесешь, завтра они могут и не появиться.

Жмых был полностью согласен с матерью, чего сразу отдавать искусственный глаз, когда можно доить и доить толстого. И завтра можно будет его вернуть. Он поплыл вместе с нею, высматривая на дне человеческую обувку. Это была кроссовка, только не пара, а одна штука.

– Зачем она им? – спросил Жмых.

– Стыдно, что плавников нет, вот и прячут в них ноги.

Мать-афалина понесла кроссовку Даниле.

Но наверху случился непредвиденный казус. Тот, кто принес кроссовочку, а это была мать, тому толстый и захотел дать порцию сладости. Только мать-дельфиниха отказалась. А толстый Жмыху даже не предложил полакомиться. Возмущенный несправедливостью Жмых полетел рыскать по дну. Где-то недалеко он видел такую же резиновую вещь. Через несколько минут в руках у Данилы оказалась старая калоша. Наконец, Жмых получил свою порцию вкуснятины. Бутылка начала пустеть.

– Мама сделай что-нибудь, чтобы они и завтра принесли нам божественного напитка, – запричитал Жмых.

– Не волнуйся, мне твой дядя Могучий Чих рассказывал, что они больше всего любят, – успокоила его мать.

– Что?

– Любят перед другими показать, как они здорово плавают. Я его сейчас мимо пляжа провезу, пусть потешит свое самолюбие. Может быть, там девочка какая сидит.

– А это кто?

– Женская особь, твой дядя Могучий Чих рассказывал, что когда одна такая особь приходила в дельфинарий, у того, кто ухаживал за дельфинами и ходил по бортику, всегда кровяное давление поднималось, и валилось все из рук. Он невменяемым становился, начинал ее ревновать к твоему дяде.

Вот так толстому и повезло, что его прокатили мимо пляжа. Дельфины еще немного покрутились рядом с Лысой головой. Но бутылка была пуста. Объем съеденного соответствовал пустому объему бутылки. Ничего из нее больше не вытечет, об этом хорошо знала мать.

– Хватит на сегодня, сегодня одному достали обувку, завтра другого обуем, – пообещала она Жмыху. – Пора и честь знать.

Дельфины красивыми прыжками удалялись от Лысой головы. Когда они уже порядочно отплыли в море, мать все еще продолжала ему выговаривать:

– Видишь, какие гостеприимные оказались человечки. Зря ты, Жмых, посбивал с них искусственный глаз.

– Кто же знал, что он не особенный, а самый обычный. Ничего страшного, и своими двумя обойдутся. Зато завтра, представляешь, сколько сладости они принесут за искусственный глаз, если сегодня за старую обувку столько дали.

Мать при очередном прыжке тревожно посмотрела на небо.

– Смотри Жмых, по-моему, шквал приближается, как бы он в смерч не превратился. Ребята могут в него попасть. Они ведь не плавают так хорошо, как мы. Их может о скалы разбить. Поплыли быстрее назад, посмотрим нельзя ли им чем помочь?.

Теперь они неслись назад как торпеды. Только бы успеть спасти ребят, чтобы их не смыло с камня.

– Толстого спасай, толстого, – кричал рядом Жмых. – У него этого лакомства, наверно, не меряно. Завтра вообще должен бочку прикатить за свое спасение.

– А второго как же?

– А что второго? – не понял Жмых.

– А второго, спрашиваю, что не надо спасать?

– А он тоже бочку прикатит?

– Не знаю. Но спасать надо обоих. Запомни, на всю жизнь, сынок, избирательного добра не бывает: или для всех оно, или ни для кого. У нас у дельфинов такой закон.

Успели назад они вовремя. В глазах недавних благодетелей, маленьких человечков, поселился неподдельный страх. Накатывающие волны вот, вот должны были смыть их в воду и кинуть на отвесные скалы. Мать-афалина быстро подставила спину седокам.