Скульптура имела огромный успех, газеты печатали фотографии статуи, она копировалась во множестве сувениров — чернильницы, пудреницы, платки, жетоны и многие другие памятные вещицы несли в себе её изображение; республиканская Испания выпустила почтовые марки с изображением статуи.

Увы, редкостный талант монументалиста, которым Мухина была наделена от природы, остался практически невостребованным. Правда, в 1939 году ей было заказано оформление строящегося Москворецкого моста. Но после того как она представила комиссии эскизы четырёх групп, её обвинили в подражании Бурделю и приняли лишь одну группу «Хлеб», которая, впрочем, так и не была поставлена на мосту.

Начиная с конца тридцатых годов и до конца жизни Мухина работает преимущественно как скульптор-портретист. В годы войны она создаёт галерею портретов воинов-орденоносцев, а также бюст академика А. Крылова, ныне украшающий его надгробие.

После войны она выполняет два крупных официальных заказа: создаёт памятник Горькому в Москве и статую Чайковского. Однако обе эти работы отличаются нарочито академическим характером исполнения и скорее свидетельствуют о том, что художник намеренно уходит от современной действительности.

Это время было наиболее спокойным для Мухиной. Она была избрана членом Академии художеств, неоднократно удостаивалась Сталинской премии. Однако, несмотря на высокое общественное положение, она была замкнутым и духовно одиноким человеком. До конца жизни Мухина так и не могла смириться с тем, что в её скульптурах видели не произведения искусства, а средства наглядной агитации.

Осип Цадкин родился 14 июля 1890 года в Смоленске. Отец его был профессором классических языков в смоленской семинарии. Мать — Софи Лестер — происходила из шотландской семьи кораблестроителей, утвердившейся в России при Петре I. Детство и отрочество Цадкина прошло на Витебщине и Смоленщине. Именно здесь он научился любить природу. Здесь сложилось его поэтическое мироощущение.

В октябре 1905 года, когда ему исполняется пятнадцать лет, Цадкин отправляется в первое большое путешествие. Осип добирается до Риги, потом морем до Роттердама, затем в Гулль, а оттуда в Сандерленд к брату матери Джону Лестеру. Весной дядя отводит его в художественную школу. Увы, там Цадкин чувствует себя одиноким и несчастным. «Я не хотел подражать. В школе у меня не было ни любви, ни любопытства к учению», — вспоминает скульптор впоследствии.

Большое впечатление на Осипа произвело посещение в Лондоне Британского музея. Он восхищается классической и китайской скульптурой, статуями острова Пасхи. Каникулы Осип проводит на родине в Витебске. Режет из дерева, вырубает из гранита. Осенью Цадкин возвращается в Лондон с целью изучить всё о работе с различными материалами. В следующие каникулы в Витебске он знакомится с Марком Шагалом. В октябре 1909 года Цадкин решает ехать в Париж, ибо «там становятся художниками».

В Париж он прибывает с рекомендательным письмом в Эколь де Бозар, однако уже через год покидает школу. Его воодушевляет моральный климат Монпарнаса. Весной 1911 года он впервые выставляет пять скульптур в Салоне независимых. В том же Салоне свои скульптуры представляют Архипенко и Лембрук. Вскоре они подружатся.

Скульптор живёт в знаменитом круглом трёхэтажном доме на окраине города под названием «Ла Рюш» («Улей»). В «Улье» живут Шагал, Архипенко, Леже, Модильяни. В кафе и бистро на Монпарнасе Цадкин узнаёт Бранкузи, Пикассо, Делоне, Гийома Аполлинера и Мари Лорансен, Сандрара, Макса Жакоба, Сутина и других. Он устанавливает контакт с кубистами и, не участвуя в этом движении, осваивает многие приёмы, которые позволяют ему сделать свой язык более синтетичным, пластику — конструктивнее.

Вот что пишет о том времени сам мастер: «Одиночество и беззащитность в первую очередь и те трудные условия, в которых я жил в ту пору, пробудили во мне, незаметно для меня самого, того самого „мастера по дереву“, о котором я говорил выше. Я вернулся к работе с деревом и обрёл в работе покой, и с этим покоем в душе я вырезал моего „Пророка“ и „Ню“ — обнажённую женскую фигуру из грушевого дерева, а затем и другие фигуры — целое поселение. Несколько других молодых скульпторов работали так же независимо, как и я, особенно Годье-Бржеска, Франсуа д'Орлеан, отказавшийся от военной службы и уехавший в Лондон, куда он меня приглашал на выставки „Молодая скульптура“ чаще всего ради обмена мнениями между скульпторами; венгр Чаки, а также Липшиц и Вийон, создавший в это время своего „Коня“ и бюст Бодлера, и, конечно, прибывший из Румынии Бранкузи. Из Италии до нас доходили фотографии странных голов, которые лепил Медардо Росси, живший в Париже во времена импрессионистов… Моё поселение из деревянных скульптур разрасталось, и я снова стал работать с мрамором и гранитом, однако ни одна вещь из того, что я делал, не была заранее продумана, заимствована или искусно выделана. Меня не прельщала работа с живой натурой, поэтому я ничего не создал в этом жанре (за исключением бюста художника Анненкова). Те, кто в двадцатые годы писал, что я „нашёл“ самого себя, вызывают у меня сегодня улыбку. Я должен признаться, что я никогда самого себя не находил, и, вероятнее всего, именно постоянные поиски пробудили во мне одержимость, которая никогда меня не покидала и которую легко обнаружить в каждой из моих деревянных или каменных работ. Когда я рассматриваю свои скульптуры, признаваемые „кубистскими“, их суровость и даже монашеский дух кажутся мне весьма странными. Я думаю по временам, что это не я сам, а кто-то другой во мне создал эти фигуры; в них ощущается усердие прилежного ученика, стремящегося к тому, чтобы его работа походила на работу его учителя. Этот так называемый „кубистский“ период длился недолго, так как я себя в нём не чувствовал естественно, не видел для себя будущего, не мог себя по-настоящему выразить».

Начинается Первая мировая война. В 1915 году Цадкин мобилизован в армию и отправлен под Эперне служить при русском госпитале. Вследствие газовой атаки немцев он долго и тяжело болеет. В начале 1917 года его демобилизуют, и он возвращается в Париж. В 1918 году Цадкин близко сходится с Модильяни, который в это время тоже занимается скульптурой. В кафе «Ротонда» он встречается с Ильёй Эренбургом и Максимилианом Волошиным, здесь же завязывается знакомство с бельгийскими и голландскими художниками, которые приглашают его выставить свою скульптуру в Брюсселе, галерее «Кентавр». Его работы имеют успех, часть из них покупают бельгийские любители современного искусства.

В 1920 году Цадкин женится на художнице Валентине Пракс. В том же году состоялась первая большая выставка в мастерской на улице Русселе. Становится понятным, что ваяние в творчестве Цадкина преобладает над лепкой. Скульптор использует самые различные материалы: мрамор, гранит, лаву, грушевое дерево, дуб, полированную медь, бронзу, обожжённую глину. Форма архитектонична, подчинена структуре материала, строго ритмизована. Уже тогда появляется искусное разделение на плоскости вогнутые и выпуклые, подчёркивающие ценность световых акцентов.

Некоторая резкость, угловатость форм скульптур первого десятилетия сменяются гибкостью кривых, гармонией ритмических масс. «Музыканты» (1924) завершили эту эволюцию. Теперь монументальный объём организуется единой извилистой кривой, закручивающейся от фигуры читающего партитуру до играющего на виолончели. Черты лица выявлены лишь арабеской, лёгкой гравюрой, покрывающей поверхности.

В 1928 году Цадкин с женой снимают большую мастерскую на улице Ассас, где он создаёт многие из своих крупных работ, в том числе «Ниобею», «Дискобола», «Деметру» и другие. Однако его всё больше начинает привлекать жизнь в тиши французской деревни. Вначале он приобретает небольшой домик в деревушке Кайлюс, а в 1934 году перебирается в деревню Арк (департамент Ло), где приобретает большой заброшенный дом.