Ты приходил, для меня все вокруг расцветало. Я даже зимой кругом яркие краски видела. И вдруг все стало таким серым, и снег и вечер, и это общежитие, и мои соседки. Зойка на кухне была с девчатами. Я захлопнула дверь, вытащила поясок из халатика, стала на стул, прикрепила его к ручке на антресолях, сделала петлю и шагнула вперед.

Стул видимо упал, грохоту наделал, Зойка вбежала, а я неживая на пояске болтаюсь. Как она закричала… Только мы женщины можем только так кричать, мышь увидим, или бабочка, кузнечик нам под кофточку запрыгнет.

Хорошо Лешка еще не ушел. Вбежал он, и этот злосчастный поясок вместе с дверцей от антресолей оторвал. А я лежу безжизненная, от потрясения обморок у меня случился или действительно полузадохнулась. Потеряла я, одним словом, сознание. Вдруг слышу, как в предрассветном тумане, рядом взволнованные голоса, шумят:

– Искусственное дыхание делай.

– Нос зажми ей!

А мне кажется, ты вернулся. Целуешь меня, одной рукой голову придерживаешь, а другую мне на обнаженную грудь положил, и давишь на нее от возмущения за мой неразумный поступок. А мне так сладко и приятно. Пусть думаю, все девчонки увидят, как ты меня любишь. Кто-то кричит:

– Скорую вызвали?

– Девчонки, вроде дышит она!

– Вот, нахаляву присосался!

– Сердце у нее послушай.

Ты в это время, послушался их совета, перестал меня целовать, голову мне на грудь положил и слушаешь, бьется ли у меня сердце? А оно не бьется, а от радости из груди выскакивает. Осторожно я открываю один глаз, гляжу все девчонки из нашей квартиры надо мной столпились, лица испуганные. И лишь у Настены глаза злые, презлые. Она вдруг громко заявляет:

– Лешка, хватит ее лапать!

Я как подскочу. Оказывается это не ты был, а Лешка. Платье на груди разорвал, лифчик отстегнул. Лежу я перед ним в одних трусиках, а он лапищу мне на одну грудь положил, а на вторую – голову и слушает, как я дышу, экскулап чертов. А что там слушать и так видно, что я жива, обморок прошел.

Оттолкнула я его. Тут еще народ в комнату набился. Скорая быстро приехала. Потом участковый приходил. Девчонки меня на кухню увели, чаем стали отпаивать, начали строить догадки, что случилось. Участковый наверно, мысль и подал, что ты бросил меня. Стали девки, по новой рядить, что же дальше делать, как быть, если ты не появишься на горизонте. Одни говорят: не придет, другие – придет. Как отвести меня от беды, если такая любовь.

И тут Лешка во всеуслышанье заявляет:

– Не бросал он ее!

Как насели на него со всех сторон.

– Что ты в жизни понимаешь?

– Не видишь, что вокруг тебя творится.

– Ходишь, увалень, как котенок слепой.

Лешка обиделся.

– Чего это я слепой? Что я не понимаю!

А ему поясняют:

– То и не понимаешь, что у человека трагедия. Жизнь рушится.

А Лешка гнет свою линию.

– Ничего, не рушится. Не волнуйся Арина, Появится, твой студентик, через месяц, в крайнем случае, через два. Никуда не денется.

– А вот и не появится! – заспорили с ним девчонки. – Бросил он ее.

Однако Лешка занял круговую оборону и стоит на своем.

– Что вы в любви понимаете? – наехал он на них. – Таких не бросают.

– Ох! Ох!

– Ха! Ха!

– Каких, это таких?

– А мы чем, Настя хуже? – вдруг заявила Зоя.

Обидел он остальных девчат. Лешка разгорячился.

– А я повторю, таких, не бросают! Я сам на ней женюсь, если, если… – Лешка давал себе приличную фору, – если ее Рюрька не появится в течении шести месяцев. Вот! Слышали?

Настя, залившись краской, так что еще сильнее стали видны прыщи, стоит кусает губы. Смотрю, слезы у нее на глазах наворачиваются. Вскочила, и к себе в комнату. Кто-то Лешке советует:

– Ну, ты женишок, иди успокой Настю. А то еще и там натворишь дел.

– А с чего ты взяла, что это я? – вдруг заявил Лешка. Глаза вороватые, стрельнул ими по сторонам, но с кухни убрался.

Тогда, я совершенно не обратила внимания на его слова. Это потом я их вспомнила.

Медленно потекли деньки. Один, второй, третий, неделя, месяц, два, три… Зойка не выдержала, и поехала в университет искать тебя. Она слышала, как я рассказывала о том, как мы вместе поступали. Только тебя там не оказалось. А про то, что ты учишься в финансовом, я промолчала.

Лешка чуть ли не каждый день заходил. Девчонки дни на пальцах считали и смеялись, деньги, мол, на свадьбу женишок, копишь? Господи, как же злилась Настя, а он на нее ноль внимания. Скажу честно, не докучал он мне. Но стал все чаще и чаще многозначительно поглядывать в мою сторону.

Полгода отлетели, как один день. Приходила я с работы, становилась к окну и пока не стемнеет, глаз не отрывала от дорожки, что вела к нашему дому. А тебя все нет и нет. Смотрю, на сто восемьдесят первый день Лешка вдруг заходит, жмется и цветы на стол кладет.

– Чего тебе? – спрашиваю его.

– Вот, пришел предложение делать! Прошу руки. Я не из-за спора. Я от чистого сердца. Это, даже хорошо, говорит, что так получилось тогда, а то я бы никогда не осмелился к тебе подойти. Ты такая строгая.

Я его спрашиваю:

– Ты хоть думаешь сначала, прежде чем сказать?

Он отвечает, да, мол, подумал, хорошо. Я мол, слишком давно, подумал, только боялся тебе в этом признаться. Ты ведь занята была. Я, тебе не мешал. А теперь, когда ты освободилась, я тебе делаю, официальное предложение. Выходи за меня замуж. Я тебя на руках носить буду.

– Я тебя не люблю! – говорю я Лешке. А он мне отвечает:

– Зато я тебя давно люблю. Еще с первого дня, как с этим типом тебя увидал.

Обиделась я за тебя, за то, что он тебя типом обозвал. Выгнала его. А сама думаю, ты ушел. Годы у меня идут. Семью надо заводить, детей. Жить надо как-то. Выйду замуж, а буду тебя одного любить. Душу купить нельзя.

Лешка каждый день заходит. То конфет принесет, то розу в вазу поставит. Не торопит с ответом, измором крепость берет.

– Ты когда, мне ответ дашь? – спрашивает он один день.

– Два месяца с твоего срока пройдет! Получишь ответ.

А еще два месяца, это уже восемь месяцев получается, шесть его да моих два. За восемь месяцев, можно было бы хоть раз обо мне вспомнить. А этот хитрец, знаешь, что придумал?

– Хорошо, – говорит, – два месяца, так два месяца. Пойдем заявку подадим. Тебя ведь никто не обязывает, замуж выходить, можешь в любой день забыть о ней. А у тебя как раз время будет подумать.

Вот этим отведенным временем, что отводится на проверку чувств, он и попутал меня. Что значит подумать? Если ты решил, делай, а нет, так и нечего затеваться.

Мне так плохо было в то время, очень плохо. Я даже не сознавала, какой опрометчивый шаг сделала. Вдруг смотрю, девчата перестали над Лешкой издеваться, а Настя неожиданно поменялась местами с девчонкой с первого этажа. Еще два месяца, день в день я простояла у окна выглядывая тебя. А затем мне Зойка и говорит:

– Дурой, говорит, будешь, если Лешку упустишь. Твой Рюрик не где-нибудь, а здесь в Москве. Захотел бы, за это время десять раз пришел. А то ни бэ, ни мэ, ни кукареку, а ты все стоишь, лбом стекло протираешь, его ждешь. Все в меру должно иметь. Поехали свадебные платья смотреть.

– Нет!

– Тогда отдай талон.

А у меня туфлей не было приличных. Дай, думаю, хоть так талон, использую.

– Поехали, говорю.

Зойка мне отвечает, что надо бы и Лешку взять. Пусть парень себе нормальный костюм купит, а то на него нигде ничего не найдешь. В общем, втроем приехали мы в салон, Зойка заставила меня платье одеть, а Лешку я первый раз увидела в костюме. Мужчина, высокий, статный, грудь колесом, голос бас, оделся он и стал рядом со мной. Так ты не поверишь, на нас стали заглядываться. А я разнервничалась, платье сняла, на Лешку покрикиваю, давай, мол, быстрее собирайся, ничего мне от тебя не надо. Он ходит за мною, помалкивает. Вдруг слышу за спиною, кто-то шепчет, парочка молодых стоит:

– Еще замуж не вышла, а привередничает. Ты глянь, Таська, парень красавец, завидки берут, а она замухрыжка рядом с ним. Я бы на такую, – объявил Таськин женишок. – никогда не позарился. Ты у меня рядом с нею, царевна. Бери Таська, ее платье, оно единственное, тут такое красивое.