Лона Штерн раскрыла дамскую сумочку и протянула Мустафе посадочный талон и билет на самолет. Затем она продолжила рассказ.

– Я думала, может быть, найду здесь Тимура. Он так внезапно уехал. Тетя Севда в расстроенных чувствах…

Мустафа весь превратился в слух. Сейчас его собеседница скажет, что она знает о намерениях его сумасбродного родственничка. Но Лона только как лиса вильнула хвостом и перевела разговор на другое:

– А этот богатый немец, вместо того чтобы поехать в гостиницу, в Президент-отель, снял шикарную дачу на Рублевке. У меня в гостинице должен был быть свой отдельный номер, а здесь на даче наши спальни рядом с ним. За кого он меня принимает? Я уехала, а сейчас там жарят шашлыки, на стол вино несут. Немец старый, от него землей на весь самолет пахло.

– Воняло! – поправил ее Мустафа Эйнулла оглы, большой знаток русского языка. Лона не переходила к конкретному предложению. Оно должно было прозвучать из уст самого хозяина дома. Она продолжала рассказывать:

– Мне заплатили только за работу переводчика, и меня не очень интересует, что может думать этот старый бизнесмен. Карл Мюллер.

– Старый козел! Обезьян! – кипел возмущением Мустафа, сам непроизвольно сглатывая слюну.

– Но я боюсь, Карл Мюллер может неправильно истолковать мое согласие поселиться на этой даче, на Рублевке. – Лона подняла глаза от поверхности стола. Глаза Мустафы горели таким мстительно-злым огнем, что она даже испугалась.

– Тебе защитник нужен! – коротко, как подметку на ходу отрезал, заявил Мустафа. Лона согласно кивнула головой и продолжила.

– Я ведь в Москву приехала из-за Тимура. Тетя Севда и дядя Аббас сказали, что он поехал на Кавказ искать себе невесту. Черкешенку.

– Вай! Вай! Вай! – Мустафа деланно схватился за голову и одновременно успел скользнуть восхищенно-похотливым взглядом по ладной фигуре Лоны Штерн. – Есть такая женщина. Есть, у него как у беженца, вид на жительство. Все есть! Слушай Мадлона, он совсем дурак. Отдает тебя старому развратнику, а сам сидит целый день языком как баба чешет. Герой камикадзе. Взял бы лучше кинжал и отрезал этому немцу…длинные руки. Забирай его отсюда. Прошу, тебя дорогая. Сделай мне освобождение. У него не все дома. Пусть он живет с тобой на даче. Скажи, этому миллионеру, что тебя абрек охраняет, что он твой брат. И спи спокойно. Подожди, я Тимура сейчас приведу.

Лоне показалось, что она сбросила с плеч Мустафы неимоверно тяжелый груз. Он повеселел и теперь любовно смотрел на свою гостью. Лона оставила порывавшегося встать хозяина дома. Она горестно заявила:

– А вдруг Тимур не пожелает? Меня тетя Севда хочет… Она мне не один раз говорила, что ей бы такую невестку как я… Тетя Севда мне как женщина очень нравится. И дядя Аббас.

– Слушай! – вскипел Мустафа, – они ему как родные отец и мать. Что значит? Хочу! Не хочу! Я его сейчас вышвырну из моего дома, пусть он не обижается на меня. Я так и собирался сделать, только не знал, куда? Теперь, знаю! Если скажут мне, что я его на улицу выбросил, я скажу, что я его на Рублевку выбросил. Кто бы меня на Рублевку выбросил. Ты Мадлона…

– Лона! – поправила хозяина Лона Штерн.

– Ты Лона не обижайся. – Я сейчас немного покричу на него и выброшу его вещи на улицу вместе с ним. Ты хочешь, на улице подожди его, а хочешь, вместе с ним уйди отсюда.

Ничего себе предоставил выбор, подумала Лона. И все это на полном серьезе. Лона Штерн отлично понимала, что выброшенный на улицу, оскорбленный, Тимур пойдет на вокзал, а не с нею, непонятно откуда взявшейся девицей. Поэтому, привыкшая быстро соображать она предложила Мустафе немного расцветить сценарий выноса тела из дома.

– Вы, уважаемый Мустафа Эйнулла оглы, когда будете выбрасывать Тимура, обмолвитесь ему, скажите, что вы тоже, как тетя Севда и дядя Аббас за меня согласные.

– Ах, немецкий персик, Аллах тебя послал на мою голову! – с воодушевлением воскликнул Мустафа Эйнулла оглы. – Я ему не только скажу, я ему дорогу на Запад покажу. Не волнуйся красавица. Мустафа Эйнулла оглы еще не такие рога в бараний рог крутил. Прыехал, меня идиот держит. Шакал вонючий. Я ашуг, а он меня позорит!

Хозяин дома вскочил со стула и пока внутри него горел запал неудержимой решимости носком массивного тапка выбил дверь.

– Ти…и…мур! – разнесся по квартире его львиный рык. – Пришла тебе пора мужчиной быть. Бросай посуду мыть. Обиды спрячь. Тебя я встретил как у нас в горах положено. Ты вкусно кушал, сладко спал, и мне на блюдо наплевал. Тебя я видеть больше не желаю. Бери свой толстый чемодан, и можешь быть свободен. А если мне позвонит Севда и Аббас, то я скажу, что на Рублевке ты живешь сейчас. А эта немка, самка Лона, тебе подходит сразу в жёна. Бери ее, и скройся с моих глаз.

Дальше разговор пошел на непонятном для Лоны языке, но тон разговора повышался и повышался, пока не перешел на крик и сплошные взаимные восхваления. Тимур рывком одевался, рывком открывал дверь, мельком глянул на Лону Штерн, пучил глаза, и, наконец, оказался в коридоре. Хозяин вежливо так, взял его словно вешалку от сорочки и, придав начальное ускорение, культурно, рукой-поршнем дотронулся до бритого затылка. Лона и Тимур одновременно оказались за дверью.

– Гы! Выгнал! – удивленно воскликнул Тимур. Он кое-как удержался на ногах после бурного расставания с гостеприимным хозяином. – Правильно, говорят, Восток дело тонкое. Не ожидал, не ожидал от дорогого родственничка такого теплого приема.

– Пойдемте отсюда! – Лона тянула подальше от двери возмущавшегося Тимура. Но тот, прежде чем уйти двинул ногой по обитой дерматином двери. Это хорошо, что они так плохо расстались, подумала Лона. Теперь, по крайней мере я буду знать, что Тимур не вернется обратно, и не узнает, о чем я разговаривала с Мустафой. Они вместе вышли на улицу. На втором этаже, на окошке колыхнулась занавеска. Мустафа внимательно наблюдал за действиями парочки. Лона демонстративно поправила на Тимуре воротничок, стряхнула несуществующую пыль и сказала:

– Поехали ко мне! Я вас представлю, как своего брата.

Лона махнула рукой, и к ним подъехал стоявший у обочины дороги шестисотый Мерседес. Водитель вышел и молча взял из рук Тимура его спортивную сумку. А Лона лично открыла перед Тимуром двери.

– Ничего себе! – только и сказал он, ныряя в прохладное нутро салона Мерседеса. – Вы кто мадам?

А в это время Карл Мюллер не находил себе места. Он ходил из угла в угол по этому большому, непонятно зачем, снятому им особняку. Сначала он раскрыл ноутбук и попробовал поработать с записями, до которых раньше руки не доходили. Затем сделал пару звонков на свою фирму, но она работала как швейцарские часы.

Наконец, Карл Мюллер сделал звонок собственной жене. Та сразу переполошилась и стала уточнять, что с ним случилось, ибо у Карла Мюллера не было раньше привычки названивать из командировки.

– Как ты перелет перенес?

– Нормально!

– А я так за тебя волновалась в салоне красоты. Представляешь четыре часа там провела. Лет на десять помолодела. Чем сейчас занимаешься мой дорогой?

– Ищу чем заняться!

– Попроси свою переводчицу, пусть тебя развлечет. Или пригласи ее в Большой театр. Быть в Москве, и не сходить в Большой… Карл…

– Да дорогая!

– А почему не поехала с тобой твоя обычная…

Карл Мюллер дал отбой, потому что открылись ворота, и во двор въехал черный, большой, представительский Мерседес. Настроение у Мюллера резко пошло вверх. Он чуть ли не сам побежал открывать дверцу автомобиля. Запала, слов нет, новая переводчица ему в душу. Он до этого распорядился, чтобы стол со свечами накрыли в гостиной, но потом передумал, решил посидеть с Лоной на бортике бассейна.

Прислуга была видимо достаточно хорошо вышколена, хотя она и не поняла его немецкой команды, но он все равно смог на пальцах объяснить, что он от нее хочет. Официанты потаскали обеденный стол по газону туда-сюда, пока Мюллер не показал, где хочет его видеть, у бровки бассейна.