Рассказ мой был очень недолгим. И в темноте ночи было видно, что глаза Элистера блестят.

– Сигналом о том, что можно выходить, вам будет записка – такие слова, которые можем знать только мы двое. Их немало, что-нибудь вспомню. Ждите. Ждите белого видения, которое появляется, только когда жизнь становится по-настоящему великолепной. Той жизнью, для которой мы созданы.

– Что еще за белое видение? – задумчиво спросил он.

– Так, городская легенда. Я только что ее придумала сама. Но знаю, видение это повинуется только мне, – сказала я и зажмурилась от невыносимой красоты придуманной мной сказки.

Ну, а дальше оставалось немногое.

Тихо тронуть авто обратно на шоссе, в том же направлении – от центра города, набережной, отелей, газонов, музыки и огней.

Посмотреть в глаза человека, которого я очень хорошо и давно знала, и сказать:

– Моему другу угрожает опасность. Он англичанин. Его хотят убить.

И еще одно важное слово.

Еще через полчаса замученный «хадсон» одиноко стоял у дальнего конца Бирма-роуд, я сидела дома под охраной Мануэла и уже нанятого сикха.

А Элистер Макларен, полицейский из Калькутты, исчез без следа.

Следующий день, целиком, я провела в постели или поблизости от нее – отсыпалась, глотая время от времени таблетки. А именно, ASPRO (с неизбежной пометкой «ali British», «полностью британское»). «То, что было невозможно, теперь сделано – останавливает боль через 5 минут, за 60 центов во всех аптеках города». От неврита, невралгии, инфлюэнцы, последствий употребления алкоголя, нервного шока. Инфлюэнца и алкоголь в моем случае были ни при чем, а все остальное – как раз.

В принципе я хорошо знала, что в этот, первый после исчезновения Элистера, день мне надо было проявить терпение. Потому что его отсутствие коллеги еле-еле обнаружили ко вчерашней ночи, а то и к утру (им было не до того, из-за убийства Корки), и только сегодня, то есть на следующий день, Элистера начинают всерьез искать. А дальше так: если моя идея никуда не годится, то его находят именно сегодня, и тогда все очень, очень плохо. А вот если я все правильно придумала… То уже завтра это должно было стать ясным.

Между таблетками я, сдерживая себя, позвонила в «Раннимед», чтобы услышать мгновенный ответ: господина Макларена нет в отеле. Заметьте, ответ был мгновенным – то есть никто не посылал мальчика в его комнату, никто не отправлял того же мальчика в обеденную залу и вообще по всему отелю с колокольчиком и табличкой «г-н Макларен». То есть в отеле очень хорошо знали, что его там нет.

Потом я подумала, что нечего было сдерживаться – с моей стороны будет естественно, если я сделаю еще один звонок, и второй, и третий, и вообще немножко поволнуюсь. Что я с удовольствием и исполнила. С прежним результатом. Пока – все хорошо. Я посмотрела на вспыхнувшие в небесной черноте звезды и пошла пытаться спать. Охранял меня, лежа на раскладушке поперек порога, отставной ветеран полиции Раджиндер Сингх. Что, как известно, означает «сикх Раджиндер» – в полном согласии с правилами этой религии.

Мануэл и Мартина уже очень хорошо знали, что в городе убивают. Так что у Раджиндера в моем доме были одни лишь друзья.

А дальше, на следующее утро, у меня не было иного пути, кроме как узнавать новости из газеты. В том числе и новости – это надо было признать честно – типа «из сточной канавы был вытащен…»

Тут я взяла себя в руки самым серьезным образом. А именно, сложила нечитанную газету в трубочку, кинула ее в корзинку велосипеда и поехала в кабаре, глядя перед собой невидящими глазами.

Потому что если что-то случилось, то оно уже случилось. И ждало меня в корзинке. И подождет еще.

И только за своим столом я собиралась позволить себе развернуть газету и начать читать ее всерьез, каждую страницу.

Но я даже этого не сделала.

Я ведь должна была вести себя совершенно естественно.

Поэтому первым делом я спустилась в залу, где слышалось треньканье рояля и мрачный голос сонной с утра Магды:

– Не трогай эти клавиши, юный Джимми Бойл!

Подросток Джимми – мой собрат-евразиец и сосед по Келавай-роуд (прямо и наискосок, чуть влево) – Магду не боялся никоим образом, более того, он ее обожал.

– Не трогай эти клавиши, наш юный Джимми Бойл, ля-ля, они расстроены… – пропел Джимми и снова сыграл что-то одним пальцем.

– Когда-нибудь он принесет сюда готовую песню… – хрипловато предсказала мне Магда.

– «Не трогай эти клавиши» – это, по-твоему, текст песни?

– А тогда как вам это, тетя Амалия, – мгновенно отозвался Джимми и принялся напевать (и мучить клавиши):

– Это вам как – текст песни или нет?

– Не трогай классику, Джимми Бойл, – не унималась Магда, – пока не создал свою. И вообще, дай дамам поговорить. У нас контракт с Лимом скоро заканчивается. Надо что-то делать.

– Я бы поискала среди оркестрантов какого-нибудь лайнера. Все прочее уже было. Ведь у тебя там есть знакомства? – мстительно отозвалась я, вспомнив прозвучавшие в этой зале слова «я тебя отпускаю».

– Лайнеры? М-да, – задумалась Магда под моим взглядом. – Это было так давно…

– Год с лишним назад, – немилосердно напомнила ей я.

– А это и есть давно. Вспоминаешь – и как во сне. Но идея хорошая. Потому что на корабле люди особые, там играть сложно. Это требует большого профессионализма. Там тошнит. А еще точнее – просто рвет. Я могу себе представить, как человек, которого рвет, играет на скрипке. Это даже может понравиться кому-то из публики. И он потребует еще. Но на саксофоне – невозможно. И не смешно.

Я поняла, что потерпела поражение, и наконец позволила себе покинуть зал, устроиться за своим столом (и положить на него ноги в шелковых чулках, и даже дать возможность юбке соскользнуть до самого верха этих чулок).

И развернуть «Стрейтс Эхо».

Конечно, большая часть содержания выглядела однозначно – любую заметку можно было озаглавить «Англия, добрая Англия». Было такое ощущение, что газета существует для того, чтобы полторы тысячи англичан на нашем острове не забывали, откуда они родом. А попутно и прочие расы приобщались ко всему, что происходит в метрополии.

Вот главная новость – Англия в восторге: король Джордж впервые после болезни выезжает на улицы Лондона, в карете при четверке лошадей, его встречают на улицах тысячи.

А вот заметка о том, что лорд Хэдли женится в 74 года.

Британский акцент начинал звучать, как мощный бэнд, когда дело доходило до рекламы.

Рекламировались уже лежащие на прилавках Малайи словари, в том числе King's English – 20 стрейтс-долларов. Шины «Данлоп», Бирмингем, Англия. Пишущая машинка «Империал», с пометкой «all British».

Из картины выпадали только германские камеры «Агфа – спидекс», 19 долларов, «продается везде». Был и рисунок: эдакая стоячая спичечная коробка с ручкой и круглым окошечком объектива.

А вот и главная новость – герцогиня Бедфордская и капитан Барнау, которые поставили ранее своей задачей слетать в Индию и обратно за 8 дней, сейчас летят уже из Алеппо (Сирия) в Софию (Болгария). Они, как планируется, достигнут Кройдона завтра, около 5 часов. Если герцогиня реализует свои амбиции, то она поставит новый рекорд для полета в Индию и обратно. Герцогиня вылетела из Лимина в Кенте в пятницу и прибыла в Карачи, Индия, в понедельник.

Я представила себе, что отрываюсь на каком-то сомнительном приспособлении от земли, и мне это не понравилось.

Далее сообщалось об обсуждении в Лондоне вопроса экстерриториальности иностранцев в Китае. Исход дискуссии, впрочем, был ясен: англичанина даже в Китае могут судить только англичане. А вот это – ого! «Кризис на Дальнем Востоке. Слухи о войне». Так, а не объяснит ли эта новость происходящее здесь, в Малайе: динамит, артиллерия, убийства, все прочее? «Из Токио: алармистские сообщения из Владивостока и Маньчжурии утверждают, что тучи войны собираются после провала китайско-русских переговоров. Официально эти сообщения обычно дискредитируются».