-- Зато язык... не в меру длинный, -- зловеще прошептала я ей в спину.

На лестнице обошлось без встреч. Зато сама она... узкая, грязная, скользкая, крутая... Сейчас точно помру, и делайте со мной, что хотите.

Когда мы добрались наверх, я была бледной и потной, как мышь под веником.

Талька выглядела не лучше, потирала то один ушиб, то другой, моталась от стены к стене узкого коридора и хромала на обе ноги, как на все четыре. Мы еще какое-то время плутали по тюремным тупикам и закоулкам, настолько бестолковым, что лишь кто-то отлично знающий мог сориентироваться здесь; укрывались в каких-то нишах от мимохожих стражников, отпирали решетки украденными ключами, и, наконец...

-- Вон... там... черная дверь, -- рыжая ткнула пальцем в грязно-рыжую полутьму, громко хватая воздух ртом. -- Ее слабее стерегут. Два стражника... обычно...

Я пожала плечами:

-- Ну... Говорю я. А ты молчи и не трепыхайся.

-- Опять о любовнике?!

-- Тихо! -- я толкнула девицу вперед, надеясь, что хотя бы при караульных она промолчит. Зрение у элвилин было лучше моего, и охрану Талька разглядела намного раньше. Вырвав у меня воротник, сползла по стене:

-- Вляпались. Вон тот, жирный -- Марус, -- наскоро просвещала меня рыжая. -- У него теща из столицы и беда с зубами. А когда все разом... ух! А он как раз зыркает и за щеку держится.

-- Спасибо.

-- А второй еще хуже, -- неслась Талька по кочкам. -- Хивтей-хромец. И руки у него, как жабы. И хитрый... Мимо него...

Я вгляделась, напрягая зрение.

Дела у Маруса были явно хуже некуда, огромным камнем придавив покатые плечи. Он страдальчески кривился, держась за алебарду, и будущему не радовался. А Хивтей просто ковырял в носу. Заслышав наши шаги, оба выпрямились и грозно окликнули:

-- Кто идет?!

-- В университет, для дознания, -- буркнула я. -- Двери откройте.

-- Ага... к студентам, значит... -- протянул Марус, -- а чего? Короедов, значит, изучение? -- он поглядел на взъерошенную Тальку. -- И пощупать дают, а?

Рыжая гневно зашипела.

-- Дурень, -- буркнул в сторону Хивтей, с места не двигаясь.

-- Не изучать. Выяснять, с кем она стакнулась да сколько ей уплочено, -- я откашлялась, -- за услуги. Ну, -- я повернулась к хромому, -- и сколько мне ждать?

И тут же придавила ногу готовой взвыть рыжей.

-- Погоди-ка, дамочка... -- Хивтей уставился на меня маленькими цепкими глазками.

-- Я вот тут ужо лет пять как стою, всех дознавателей здешних по лицам, да по именам знаю. И эту стерву рыжую тоже. А вот тебя что-то вижу в первый раз...

-- И я тебя, я с легатом сюда приехала.

Я молча выругалась. Свалить-то я их свалю... но лишний шум не пойдет на пользу... Пуще того, город я не знаю... и двигаться не можем быстро... Да чтоб его!

Следовало заранее изучить театр военных действией, с планами Сатвера ознакомиться, знать убежища и связников, хотя бы из Сианна детали вытрясти. Но суть-то в том, что сколько я ни храбрилась, в тайне от себя знала, что ехать мне сюда не хочется и незачем. Вот теперь остается локти грызть.

-- Угу, угу... сам он вошел и не вышел, причем, один вошел... -- нехорошо ухмыльнулся Хивтей. -- А дай-ка мне глянуть разрешение от легата, чтобы вывести короедку-то.

Марус заржал и нагло подмигнул Тальке. И теща, и зуб были разом забыты.

Я, став боком к крепышу, чтобы не отсвечивать, показала Хивтею обнаженный меч.

-- Вот мое разрешение, милый. Устроит? -- с ядовитой лаской поинтересовалась я. Короткое движение -- и стражник упадет, разрубленный от паха. Что он прекрасно понимал. И алебарда не спасет -- я слишком близко.

Хивтей судорожно сглотнул и опустил глаза.

-- И что потом? Далеко ли убежите-то, в Сатвере? -- он передернулся и стрельнул глазами в напарника. Но Марус в этот момент облизывал взглядом рыжую и обращал на нас не больше внимания, чем на дохлых мух.

-- А ты нас из города выведешь, -- ледяным шепотом подсказала я. -- И либо озолотишься, либо сдохнешь. Смотря, как себя поведешь...

-- Погодь... -- алчно прошептал он. -- Не части, сколько мне дашь?

Марус отставлял уже алебарду к стене, собираясь познакомиться с зеленоглазой элвилин поближе, но замычал, хватаясь за щеку. Талька выдохнула облегченно.

-- Проводи нас, -- приказала я Хивтею. -- Живо, отец Олав уже злится.

Хромец кивнул и открыл замок. Здоровенная дверь заскрипела ржавыми петлями, в коридор ворвались солнечный свет и свежий воздух. Несмотря на свойственную задворкам помойную вонь, он, как мокрой простыней, хлестнул по лицу. И какое-то время мы лишь жадно дышали, прищурясь, не в силах сдвинуться с места.

Я удивилась, что день еще не закончился, вон оно, солнце, стоит высоко над башнями и покатыми черепичными крышами. А ведь мне казалось, что прошла уже уйма времени! Столько всего успело произойти...

Стражник вышел первым и вопросительно посмотрел на нас. Я подтолкнула Тальку и вместе с ней оказалась в переулке. Голова закружилась, меня повело, я сглотнула комок тошноты и с трудом удержалась на ногах.

-- Ты... -- я старалась держаться к Хивтею поближе, чтобы исключить полученное им на просторе преимущество, -- сколько хочешь, чтобы безопасно нас из города вывести?

Хивтей облизнул губы и зыркнул по сторонам:

-- Ну... жизнь нынче дорогая... Так что сотня с тебя, а то закричу... -- его глазки жадно блеснули.

-- На, вымогатель, -- я сунула в руки тюремщика кошелек Торуса. -- За воротами получишь столько же. Отойдем, подальше пересчитаешь. А то с напарником придется делить...

Хивтей к насмешке остался равнодушен, подкинул кошель на руке, проверяя вес, быстро сунул за пояс и нагло сощурился:

-- И-и, дева... Выйдем мы за ворота, а там ты ножиком чик по горлу, да серебро обратно отберешь... Я вас, короедов, знаю... Не! Вот что мое -- то мое, -- он осклабился. -- А уж зарываться не стану. Так меня еще мой дед учил, мудрый был человек и прожил долго. Так что катитесь-ка вы по добру по здорову, пока смена не подоспела. Ворота во-он там, -- он неопределенно махнул рукой вдоль переулка и захромал обратно к двери так быстро, что и не всякий здоровый угонится.

-- Да чтоб тебя! -- я топнула ногой и, покачнувшись, ухватилась за Тальку. Прикусила рукав, чтобы не заорать от боли. Один хромец двух других обхитрил!

-- Ну, и каков план? -- осведомилась рыжая.

-- Город знаешь?

-- С большего. Отсюда на площадь и... мне что, дальше пленницу из себя корчить?

-- Ага.

Девица сердито тряхнула короткими рыжими волосами, попросила умильно:

-- А ты мне плащ отдай, а? А уши я тряпкой замотаю...

Щазз... роскошно я буду выглядеть -- гербовая ордальонская накидка поверх драных штанов и серебряной элвилинской рубахи на пару размеров больше, чем требуется.

-- Нет уж, ты уж урон репутации еще немного потерпи... -- я опять уцепила Тальку за шкирку и толкнула к выходу из тупичка.

-- Эй, полегче ты! -- надулась она. -- Мне ступать, между прочим, больно. И вообще, мы до Дальнолесья что, пешком пойдем? Нам бы лошадками разжиться, хоть понечками...

Я утерла лицо рукавом свободной руки:

-- А, раз козе смерть. Счас выйдем на площадь да конфискуем, -- и выразительно потыкала в герб на котте -- багровый серп, вписанный в белый круг.

***

При виде дознавательницы в черном, пинающей перед собой рыжеволосую ободранку, две девицы-цветочницы в кружевных чепцах подались под высокие арки собора, поглядывая то на корзинки с последними вялыми букетами, то проверяя выручку под крахмальными фартучками. День был ярмарочный, и распродались они давно, но последний охапки -- у первой ноготков, у второй звездоцветов -- сбывать не спешили. Ведь куда приятнее торчать на праздничной площади, чем сидеть дома.

Девица с календулой легонько толкнула подругу локтем:

-- Глянь, ордальонша -- баба. Значит, дело деликатное.