...тебе без сказок смерть...

О.Медведев

Твиллег, 24 месяца зарева

Глава 1.

Под мостом не только тролли живут... и лягушки квакают... Под мостом иногда лежат мордой в грязь идиотки, распугавшие и троллей, и лягушек, и не понимающие, какой леший их сюда занес... с неба? Видимо, с неба. Падать было больно, несмотря на толстый слой ила... Крылья -- если были крылья -- исчезли, и -- здравствуй, берег! А может, я сюда спьяну забрела? Вон, голова как гудит.

Или это кто-то проехал по мосту? А, неважно...

Изо рва я все же выползла, перевернулась на спину и взглянула на замок, заслоняющий солнце. И кто ж его так неудобно поставил? Я в тени, и мне холодно... Мучительно щурясь, я воззрилась на высокую зубчатую стену, сложенную из зеленоватых камней: из стены выступали и торчали из-за нее, путались и лепились друг к другу башни и башенки с коническими и шатровыми крышами, водостоки, шпили и флюгера. На четырех самых высоких шпилях трепыхались флаги -- голубой с серебром, бело-зеленый, синий и алый... А башен было намного больше, чем четыре. Но сколько всего, сосчитать не удавалось -- они словно играли со мною в прятки. И весь замок будто дрожал, урчал, как млеющий кот, которому чешут сразу оба уха.

Над мостом то всплывала, то пропадала часть воротной арки, зажатой между стрельницами, рыжая тяжелая цепь, подрагивая, тянулась до оконечности моста, до вбитого в толстое бревно здоровенного кольца.

А небо наверху было пронзительно синим, до рези в глазах. А вокруг пели птицы, жужжали насекомые, вот только мне было вовсе не радостно.

Я сцарапала с пояса баклажку и потрясла: вино внутри еще было. Я сделала глоток. И осталась лежать, глядя в небо, с которого сорвалась вот только что. Или мне это приснилось?

На мосту послышалось шарканье и шуршание, будто кто-то волок за собой непомерную тяжесть. А потом зазвенел девичий голосок:

-- Вот! Ну хоть вы скажите, дяденька! Что это нечестно!

Голосок просто вонзился мне в голову. В дяденькину, видимо, тоже. Он не отозвался. Зато девчонка продолжала с пылом и страстью:

-- Я ему все! Я ему пол вылизала! Простыни перестелила! Воду грязную вылила! А он?..

Птицы и кузнечики резко замолчали: либо испугались, либо внимали.

-- А он даже переодеться меня не пустил! Сунул корзинищу -- вот -- и послал меня в лес! "Мевретт сказал, ты разбираешься в травах. Вот и проверим"... А я маленькая! А вдруг я заблужусь? И волки меня съедят?

Невидимый дяденька гоготнул.

-- Вот... вы смеетесь... -- обиженно воскликнула девочка. -- А если правда? Волки... или давние, а?!

Я заткнула свободным кулаком левое ухо, только это слабо помогло.

-- Воровать луки не хорошо-о! Но так наказывать... жестоко... я маленькая!

Дяденька либо сочувствовал молча, либо, скорее, нет, ибо послышалось все то же шарканье по бревнам, а потом с моста свесилась головка с зелеными патлами, круглыми щеками и задорным носиком. Поглядела в ров, перевела взгляд на меня. Серые -- мне так показалось, потом вышло, что угадала -- глаза изумленно моргнули и стали размером с блюдечки:

-- Эй! А вы чего там делаете?

-- Лежу, -- вполне логично вывела я. Попыталась пожать плечами -- не слишком вышло, доспех мешал. -- Кста-ати, м-можешь на "ты"... -- я сделала еще глоток из баклажки и заткнула ее пробкой. Руки у меня тряслись.

-- Ага, ясно.

Девочка, норовя упасть и пропахать носом илистый берег под мостом, поддернула зеленую прядь, открыв остроконечное ухо, похожее на кошачье. Я, сморгнув, не менее ошеломленно уставилась на нее:

-- Эл...

И тут в меня полетела здоровая корзина. Ну, не совсем в меня. Сама девочка соскочила следом, удачно приземлившись рядом. Одернула подол простого серого, изрядно пропыленного платья. Кажется, ей и впрямь не позволили переодеться... Мордочка у девчонки тоже была не очень чистая. Хотя мне уж, тут лежа, чего придираться...

Она повозила босой ногой в прибрежной грязи:

-- Меня Темулли звать. Можно Тему... Мне двенадцать. Почти. А вам сколько и... вы... ты откуда взялась? Ой! А у тебя уши круглые, -- сообщила она, как некую новость.

-- С-спасибо, что не к-квадратные... -- ну чего я заикаюсь? Вроде не много и выпила... пару глотков... Или меня так ее уши поразили? А может, они нормальные, просто я сама пьяная? И потому упала? С неба? Я ткнула пальцем в проплывающее над нами облачко: -- Оттуда, п-полагаю... А что, нельзя?

Темулли тоже посмотрела на облако.

-- Не, можно. А ты тоже воевать? Но ты же давняя! Они не со звезд, они всегда здесь жили. А почему ты тогда за нас? О! -- девочка потрогала мои волосы: -- Знаю! Ты -- дитя Люба. Они тоже рыжие.

-- Кто-о?

Бревна моста загудели, цепь брякнула, и к нам, опрокинув корзину, соскочил парнишка немногим старше Темки, гибкий, как ивовый прут, босой, одетый в зеленое и с жесткими рыжими волосами, похожими на воронье гнездо. Поплевал на пальцы и попытался разгладить волосы.

-- Это Люб! -- Тему высунула язык, пробежавшись им по потрескавшимся губам. -- Мы лук вместе уперли.

Паренек зыркнул на девочку, потом на меня, ярко покраснел, враз лишившись всех своих веснушек:

-- Э... А... Здравствуйте...

Пожалуй, неизвестного, как для моей болящей головы, было много. Я застонала и взялась за виски... пальцы холодные, как у лягушки.

-- Лю-уб... -- неуверенно выдавила я. -- А не маловат он мне в отцы? А воевать... да-а... это я могу...

Я пошевелилась, сообразив, наконец, почему так неудобно спине... ну еще бы, улечься на клеймору... там, небось, синяк на всю спину... хотя нет: жак плотный... синяки отменяются. Я ухмыльнулась и тылом ладони вытерла лицо.

Зеленоволосая захихикала, видно, представив приятеля отцом взрослой тетки. А мальчишка промямлил:

-- Мне уже сто лет, между прочим. А Люб -- потому что в честь предка. Только на уши не смотрите, они мамины.

-- А ты кто? -- остроухая мотнула длинными зелеными лохмами. -- Ты воин, да?

В глазах мальчишки мелькнул профессиональный интерес, он наклонился надо мной и согнутым пальцем постучал по жаку:

-- Не, не нашей работы... Не любовской. Заклепки у нас не железные.

-- И не элвилинский, -- подхватила Тему. -- У нас серебро...

-- Посеребренные, -- уточнил рыжий. -- Чтобы не соприкасаться с Холодным Железом. И все больше кольчуги шестерного плетения, отец показывал, -- гордо поведал Люб. -- А у давних все ржавое, одуреешь, пока начистишь.

Я с интересом уставилась на Люба. Ишь ты, разумник какой. Серебро, между прочим, тоже чернеет... хотя, вдруг у них не так? Да и с моста ловко скачут детишки: у меня бы вряд ли так вышло... по крайней мере, сегодня.

-- А как тебя зовут? -- не унималась зеленоволосая Темулли.

-- Я сама прихожу... -- неловко пошутила я. -- Аррайда... ладно, пусть будет Аррайда, неустрашимый воин и гер... ой! -- я со стоном схватилась за голову. Насчет неустрашимого, ну какой леший дергал меня за язык? Самый обыкновенный воин...

Я тяжело вздохнула и, перекатившись, резко поднялась на ноги, оттянув клеймору за рукоять, чтобы не зарылась в землю. Пошатнулась, но все же приняла вертикальное положение... почти приняла... ноги разъехались в иле... Равновесие я все же удержала. Вот только в голове точно зазвенели колокольчики.

-- А ты чего шатаешься? Что с тобой? Ты не ранена? Я помощник лекаря, между прочим, -- важно сообщила девочка.