Самым древним методом подставы, изобретенным дядей Полей в начале девяностых, был «сгон». Следующего по крайней левой полосе лоха догоняла дорогая машина группы, пристраивалась в самую корму, и водитель начинал отчаянно мигать фарами, а то и пытаться протиснуться между лохом и разделительным «отбойником» МКАД. В ход шли все средства, главной задачей было согнать лоха с крайней левой полосы внутрь полосы движения. Как только это происходило, дорогая машина дяди Поли уходила прямо, а дернувшегося вправо лоха поджидала машина мастера спорта по авторалли и майора милиции. Сам по себе подставляемый автомобиль побывал в употреблении, однако ущерб высчитывается всегда так, как если бы это была новая машина. Машина на «бой» шла чуть справа и чуть сзади, располагаясь в «мертвой зоне». Как только лох покупался на пресс сзади и уходил вправо, «рабочая» машина выходила из тени и подставляла переднее левое крыло под удар. Класс водил дяди Поли состоял в том, чтобы нанести своей машине наименьшее увечье. Помятое крыло или снесенный ударом бампер автоматически отправляет машину на станцию техобслуживания, а это – простой и штрафы, которые дядя Поля практиковал беспощадно.

Главная же проблема заключалась в том, чтобы не столкнуться с машиной лоха плотно. От удара обе машины могли отлететь друг от друга, что означало травмы и смерть. Раскрутка на МКАД еще ни разу не заканчивалась просто испугом. Бог с ними, с трупами, но это есть свидетели и приезд милиции. А встречаться с ними на МКАД дяде Поле не хотелось так же, как и со столичной тусовкой во Франции.

Но жизнь неумолимо шла вперед и требовала все больше новаций. «Сгон» на МКАД стал утрачивать лидерские позиции. Число одних и тех же случаев с миганием фарами и воем клаксона нынче предупреждает лоха о том, что его собираются лотошить. Он более собран и в правый ряд уже не уходит. Метод пришлось совершенствовать.

Автором нововведения стал, конечно, дядя Поля.

Для этого ему пришлось тряхнуть стариной и несколько раз выехать на Кольцевую лично. Поездив по МКАД несколько дней, он изобрел новую схему. Теперь подстава была почти безупречной.

Если раньше его люди сгоняли придурков в правый ряд, то теперь они ждали, когда те пожалуют туда по собственному желанию. Идущая в правом ряду машина для «боя» искала лоха, маскируясь за сенью фур. После этого шли нос в нос с фурой и ждали, когда лох начнет перестроение. Никаких миганий, никаких звуков. В салоне лоха интимно заливается Синатра. Под его «Мой путь» лох вдохновленно уходит вправо, а там уже его поджидает транспорт дяди Поли.

Чтобы облегчить труд рабочего коллектива, Поликарп Олегович ввел новую схему. Теперь его бригада рихтовала машины лохов не только на МКАД, но и на развязках, входящих в их отрезок Кольца.

Машина для «боя» выезжала с развязки на МКАД, держа на хвосте участника дорожного движения. Далее начинается зондаж темы. Сначала ас дяди Поли сбрасывает скорость, чтобы очистить для себя впереди место для маневра, да заодно и посмотреть, как на его торможение реагирует лох. А потом он резко набирает скорость и удостоверяется в том, что тот «попал» – лох в точности повторяет скорость впереди идущей машины, надеясь на мастерство водителя. Убедившись в том, что лох «взял», «таксист» резко набирает скорость в заранее освобожденном пространстве и тут же бьет по тормозам. Итогом этого становится вдребезги разбитый бампер, и тут уже не приходится говорить ни о каких подставах, поскольку правило «держи дистанцию» для всех, в том числе и для ГАИ, святое. Эта тема дядей Полей была названа «работой на зад».

Единственная проблема, которая при этом возникла, была работа по принципу «русской рулетки». Во время движения бригада сама выбирала себе лоха, а здесь исход не был известен заранее. Если на бампер «вешался» депутатский брат или мусор, платить приходилось асу, да еще он же ремонтировал машину за свой счет и в качестве воспитательного примера для остальных штрафовался дядей Полей…

– Ну, что, съездили?

Поликарп Олегович отложил в сторону книгу, снял очки и поправил вязаный пуловер с карманами. Был он невысокого роста, седеющий, сохранивший остатки таксистской обаятельности мужчина. Лобные залысины и томик Бернса делали его похожим на лингвиста-аналитика, занимающегося дорожными преступлениями исключительно в качестве хобби. Тонкие сухие губы выдавали палача, ясные голубые глаза с томной поволокой – нет. Фарфоровые зубы при ближайшем рассмотрении оказывались родными, и это обстоятельство тоже указывало на то, что гнили в дяде Поле места нет. Никто из знающих его близко не понимал, где он берет столько жестокости, наблюдая с книжкой Бунина в руках за тем, как в болото погружается бочка с кричащим внутри ссучившимся «таксистом».

– Утверждают, что казбеки, – сказал Макс, облизывая губы. Он всегда входил в этот дом в Серебряном Бору с неприятным подозрением на то, что когда-нибудь он здесь останется навсегда.

– Что значит – казбеки? – Дядя Поля снял очки и поморгал глазами, чтобы размять веки. – Что это за определение такое? Если бы ты сказал – «лучистое подобие божье», я бы понял – либо девица, либо педераст. А что такое – казбеки?

– Ну, чеченцы, вероятно, – тихо подсказал Понт, топчась за спиной невысокого Макса.

– Чеченцы, – задумчиво повторил Поликарп Олегович. – Чеченцы у нас на МКАД бьют стекла и воруют борсетки. Отбирают машины. Но чеченцы на МКАД не «таксуют». Разве нет?

– Я так же думаю.

Дядя Поля встал и прошелся по кабинету, одну из стен которого украшала картина с бабой, скорбный вид которой Понта нервировал. Она была похожа на лохиню, которую удалось кинуть на бабки более мастеровитому пилоту конюшни дяди Поли, но это был не Понт.

Приблизившись к полотну, Поликарп Олегович кивнул головой.

– Мир сошел с ума. На МКАД «таксуют» чеченцы. Посмотрите на эту женщину, мальчики. Это Персефона. Дочь Деметры и Зевса. Сумасшедший Аид унес ее в свое царство. Навсегда. Аид думал, что он всемогущ. Но его разубедили. Зевс развел тему и Персефона вернулась на Олимп… Пять лет назад было сказано: чеченцы берут на МКАД борсетки и машины. Больше они на МКАД ничего не делают. И что получается? Они какают нам в карман… Они поступают, как Аид, который Персефону вернуть-то вернул, но заставил перед этим съесть три зерна граната – своего атрибутивного плода. И теперь богиня плодородия вынуждена каждые полгода страдать в Аиде, возвращаясь туда снова и снова. Вот и нам снова и снова придется возвращаться к этому разговору… Номер лох запомнил?

– Три восьмерки, «тройная Ольга».

– Узнаю детей гор. Только кавказец пойдет бить свою машину с таким номером о лоха. А марка?

Макс кашлянул.

– «Геленваген».

– Они любят все делать красиво. Не как обычные люди. Они бы делали это на «Роллс-Ройсе», но денег нету.

Побродив по кабинету, он остановился у кресла и взял со столика Бернса и очки.

– Найдите мне этот «Геленваген». К девяти часам я должен знать, где он паркуется на ночь. Сегодня вы не работаете. Сегодня вы ищите «Геленваген». Даже если он уезжает на ночь в Питер, я хочу, чтобы вы оттуда, из Эрмитажа – а ведь он именно там должен стоять, или я не знаю горцев, – позвонили и сказали, что он перед вами.

Оставшись один, Поликарп сразу направился к телефону. Импозантный аппарат времен нэпа, с золоченой трубкой и витыми рожками-рычагами стоял у него на столе. Снял трубку, набрал номер и, пока следовали гудки – дядя Поля знал, что абонент снимет трубку не сразу, – закурил. Через полминуты ему ответили.

– Анатолий Георгиевич, здравствуйте, это Поликарп.

– День добрый, дорогой мой. Что-то случилось?

Поликарп хмыкнул:

– Мои мальчики сегодня с человеком встречались, тот спрашивал, что делать, если тебя покалечили на МКАД.

– Что в этом необычного? Или вы хотите ко мне направить этого человека? Я после шести не консультирую.

Дядя Поля понимающе рассмеялся.

– Анатолий Георгиевич, человек рассказал, что подставили его «таксисты» на «Геленвагене» и развели на тридцать тысяч.