Голос ее стал стихать. Анна отступила от микрофона и улыбнулась. Зал ревел…
— Эту сделку надо сделать, ребята! — Константин ударил по столу. — Просто сделать! Что здесь нового? В Италии вы работали, банк есть, товар есть, Васька в Риме сидит, уж всех усатых баб передрал! Турки ждут! Давайте, ребята, идите, идите!
Человек шесть, собравшихся в кабинете Суворова, задвигали стульями, собирая бумаги со стола.
— Турки, Константин Сергеевич, какие-то унылые, — сказал один из них — Не нравятся они мне!
— Турки тебе не нравятся! — заговорил Константин. — Негры, евреи, арабы, эстонцы! А кто тебе нравится?
— Ирландки рыжие нравятся, — улыбнулся тот.
— Ирландки? Ну так бери документы и лети завтра в Стамбул. Разберешься за день, позвонишь! Давайте, ребята, идите, делайте, что говорю!
Все вышли. Константин прошелся по ковру, глянул в зеркало. Кожа над левой бровью у него была заклеена пластырем.
Дверь снова открылась, и в кабинет прошли двое. Один из них, усатый и какой-то взлохмаченный, прошел прямо к столу и, молча, вывалил на него из кармана растопыренной куртки газетный сверток. Второй сел, спокойно разглядывая Константина.
Суворов, улыбнувшись, присел, развернул сверток, выложил из него несколько пачек стодолларовых банкнот.
— Все? — громко спросил усатый. — В расчете?
Константин, не вставая, лениво протянул ему руку.
— Ты что, Боря, обиделся на меня, что ли? — он поднял бровь. — Не хочешь мне руку по-дружески пожать?
Борис ударил его по руке.
— Ох и сволочь ты, Костя! — сказал он. — Так парня уделал, что в больнице лежит! Ну ничего, побьет и тебя кто-нибудь, вот порадуюсь тогда от души! Знакомься, — он ткнул в сторону товарища. — Курдюков, Александр, приличный человек, поговорить с тобой, дураком, хочет! — он уселся на стул.
— С удовольствием, — Константин, улыбаясь, повернулся к Курдюкову. — Выпить хотите?
— Нет, спасибо, тот тоже улыбнулся. — Я выставляю против вас бойца. Условия обычные. Ставлю пятьдесят тысяч, и еще кое-кто поставит.
— Кто будет биться? — спросил Константин.
— Сергей Филимонов из Казахстана. Знаете?
— Слышал, кивнул Константин. — Ничего парнишка, левша, — он снова улыбнулся. — Принято.
Гости, молча, встали, по очереди пожали ему руки и пошли к двери.
Константин, за ним четверо телохранителей вышли из офиса и стели спускаться по широкой лестнице, ведущей к выходу. Навстречу им прошла красивая девушка в короткой юбке. В руке она держала папку.
Константин обернулся ей вслед. Один из телохранителей тоже обернулся. Константин, заметив это, ткнул его несильно в живот. Тот вздрогнул от неожиданности.
— То-то я смотрю, ты морду наел! — сказал ему Костя. — У тебя вон и живот, да и задница, как у бабы!
Здоровый парень опешил от удивления.
— Какой из тебя телохранитель? — Константин сделал движение, слов-ю хотел ударить его.
Парень отшатнулся, закрываясь.
— Да ладно вам, Константин Сергеевич! — неуверенно сказал он.
— Чего ладно, ничего не ладно! — продолжал Константин, — Я тебе деньги плачу, а ты задницу разъел, штаны лопнут, не так разве?
Остальные охранники заулыбались.
— Ну давай бороться! — предложил Константин, и стал снимать пиджак. — Завалишь меня, вдвое платить буду, я тебя завалю — выгоню!
— Да ладно вам! — парень растерянно оглянулся. — Конечно, вы поборете!
— Чего поборете, ты борись! — Константин толкнул его в грудь. — Твоя работа, давай! — он не сильно стукнул парня в плечо.
Тот снова отступил, защищаясь.
— Ну что встал? Давай, беги, — Костя, смилостивившись, накинул снова гиджак. — Машину отпирай! Спишь на ходу!
Парень через три ступеньки побежал вниз. Константин и посмеивающееся телохранители, не спеша, пошли следом за ним.
Анна стояла в павильоне, упершись руками в бока, и смотрела на декорацию. Перед ней стояла стена замка с чадившими алюминиевыми факелами, под факелами кровать с балдахином.
— Ну и что это? — спросила Анна, мрачно разглядывая кровать. — Художник где?
— Здесь я, Анна Алексеевна, — вышел к ней из-за камеры молодей длинноволосый парень. — Что-нибудь не так?
— Балдахин зачем? — спросила она. — Да выключите пока свет!
Осветительные приборы погасли.
— Положено балдахин, — сказал художник, волнуясь. — Позднее средневековье, должен быть балдахин!
— А розовый почему? — сурово спросила Анна.
Я что, Офелия, что ли? Мне что, шестнадцать лет? Где режиссер?
— Я здесь.
— Как вы меня берете?
— Сверху наезжаем краном до крупного. Вы на локте.
Анна плюхнулась на кровать.
— Покажите, — сказала она.
Камера с оператором поднялась на кране вверх, лотом плавно опустилась, подъехав к ней вплотную.
— Здесь вы смотрите томно, — сказал режиссер.
Анна вскочила на кровати. Подпрыгнула еще раз, спрыгнула на пол.
— Ну-ка, ложись! — оказала она режиссеру.
Тот покорно лег. К Анне подошла девушка-костюмер. Анна мельком глянула на черное старинное платье, покачала головой.
— Я же сказала, панбархат, а это выбросьте! — она снова повернулась к кровати.
Отойдя за камеру, она подвинула оператора и посмотрела в окуляр. Кто-то включил фонограмму, и павильон наполнился ее голосом…
— На локоть, на локоть ляг, и томный взгляд! — крикнула Анна режиссеру.
Она выглянула из-за камеры и погрозила ему кулаком. Режиссер засмеялся.
— Не годится, — сказала Анна. — Все никуда не годится! Вроде бы молодые еще парни, а снимаете, точно хороните…
Она сидела одна в квартире, в своей комнате и гоняла на видео отснятый материал для клипа. Иногда она делала какие-то записи на листах.
Вошел Константин. Не снимая пальто, он присел и поцеловал жену в щеку.
— Мне надо еще поработать, — извиняясь, сказала она и снова включила видео.
— Конечно, — Костя рассеянно глянул на экран.
Увидев на экране Анну, поющую в тонкой прозрачной рубашке, он заинтересовался, стал ее разглядывать. Потом скосил глаза на жену, сидевшую рядом. Положил ей руку на плечо. Снова посмотрел на экран, снова на жену. Придвинувшись к ней, поцеловал ее в ухо.
— Ну, мне надо работать! — она, смеясь попробовала отстраниться.
— Конечно, конечно, — продолжая целовать и обнимать жену, Костя повалил ее на диван.
— Ты бы хоть пальто снял, мужик! — Анна засмеялась приглушенно.
Пальто отлетело на пол. Туда же упала кофта Анны. Снова раздался тихий смех. Только на экране телевизора Анна по-прежнему пела песню…
Анна сидела в просторном белом кабинете, заставленном медицинским оборудованием и недовольно смотрела на рентгеновские снимки. Рядом с ней стоял доктор, уже пожилой, в белом халате.
— Ничего страшного нет, — говорил он. — Связки, видимо, переутомлены, и голос становится ниже. Это профессиональное, как вы понимаете. Сократите свои выступления на половину, и через пару месяцев все будет нормально. И еще очень долго все будет нормально.
— Спасибо вам, Валерий Ильич, — Анна встала, положив снимки, поцеловала доктора в щеку. — Вы всегда такой заботливый.
Сна хотела уйти, но врач придержал ее за руку. — Тут вот еще какая хреновина, — заговорил он смущенно. — Ну ерунда, в общем, да, ерунда, но я должен вам сказать. Тут анализы ваши, все хорошо… — он взглянул на Анну. — Да все хорошо, ерунда.
— Ну говорите, говорите. Paк что ли? — Анна усмехнулась.
— Да нет, что вы, наговорите еще! Тут другое.
— Что? Да вы не волнуйтесь, говорите!
— В общей, не хотел вас расстраивать, Анна Алексеевна…
— Да говорите же!
— У вас гонорея.
— Что? — не поняла Анна. — Ах это! — она засмеялась. — Да ладно вам, вы там посмотрите, напутали, наверное, что-нибудь! Ну я пошла.
— Не напутали! — сердито сказал доктор. — Вы думаете, зачем я второй раз кровь брал? Гонорея, свежая, до недели, правда, в легкой форме.
Анна вдруг покраснела до самых ушей, отвернулась oт врача. Тот кашлянул.
