Здесь лезть было легче, чаще попадались швы и зарубки, выбитые в мягкой жести.

Колодец заканчивался возвышением на крыше многоэтажного дома. Здесь была глубокая чёрная ночь, легкий сырой ветер носил мелкие капли начинающегося дождя. Ом внимательно оглядел крышу, выбравшись по пояс из колодца. Напротив него под крышей лифтовой шахты покачивался тускло светивший фонарь. Было тихо и пусто, только дождь сеял все сильнее и сильнее на темные мутные дома и крыши вокруг.

Спустившись на площадку, он достал из мешка одеяло с истлевшим углом и еще какие-то тряпки, затем достал из-под ковровой дорожки старый комбинезон, быстро переоделся в сухое а мокрую грязную одежду разложил на площадке. Оставив палец, он перебрал несколько стальных палок, лежавших здесь же, проверил их, затем снова заправил пустой мешок за пояс, привязал свой прут и собрался было лезть, как снова отодвинулся, лег на спину и вздохнул, уставившись на шершавый потолок немигающим взглядом. Полежав так, он закрыл глаза, но тут же сел и полез вниз.

Он шел долго в глухом темном тоннеле и остановился у бокового ответвления, рядом с которым горел фонарь и висела табличка. На табличке были нарисованы череп и кости, и надпись: «Зараженная зона». Он понюхал, вдруг бросился назад, откуда пришел, в темноту, и там страшно завизжала крыса.

Через несколько секунд он вышел из темноты, пряча прут за спину, и мимо таблички пошел в тоннель, откуда тянулись легким туманом светящиеся испарения.

Он шел по прокисшей, до колен, грязи, тоннель петлял. У одного из поворотов он остановился, рассматривая на стене выбитый знак: три треугольные головы и хвостатое безрукое туловище. Он погладил его, огляделся, пошел дальше, пропадая время от времени в ядовитых испарениях.

Пересекая в одном из разветвлений неширокую, но очень глубокую протоку, он вдруг насторожился, прижался к стене.

Выше по течению появились люди в резиновых сапогах, резиновых куртках и противогазах. Их было трое. Они двигались вряд и, светя фонариками, искали что-то в воде, забредая стальными сачками. В этом месте вода доходила почти до груди. Вдруг они все заспешили, странно мыча в противогазах, засуетились, загоняя кого-то к берегу. Что-то забилось у одного из них в сачке, остальные бросились к нему, помогая тащить, и тут откуда-то со стены на крайнего прыгнула здоровая крыса, повисла у него на шее.

Человек метнулся стремительно в сторону, замахав руками, упал, вскочил, сорвав противогаз, отбиваясь им, одной рукой попытался стащить карабин, висевший у него на плече.

Двое Других продолжали вытаскивать на берег кого-то, бившегося в сачке.

Человек, освободившийся от крысы, брел по течению, закрыв лицо руками, и глухо кричал. Один из тащивших оглянулся на него и, сорвав свой противогаз, выругался.

Как вдруг человек, бредший по протоке, перестал кричать и сразу пропал, Вода вдруг, свернувшись водоворотом, ударила фонтаном, окатывая стены тоннеля брызгами, и тотчас еще раз плеснулась тяжело, но уже метрах в тридцати по течению.

Оставшиеся двое, бросив сачки и добычу, закричали дико. Один из них перехватил с плеча охотничье ружье и выстрелил из обоих стволов в ту сторону. Оглядываясь, они выбрались на берег и, бросив противогазы, побежали в другую сторону.

Он вышел к тому месту, где только что возились люди, нащупал в щели и достал стальную полосу, расширенную с одного конца и заточенную под секиру, спрятал в ту же щель свой прут. Затем, оглядевшись, выбил секирой на стене три треугольника и хвостатое туловище. Пошел по протоке вниз по течению.

Он осторожно отодвинул крышку люка и выбрался в полутемном старом угольном подвале. Оглядевшись, придвинул крышку назад и присыпал углем. Пройдя через коридоры старей котельной, вылез в сборник золы, подошел к стене и по скобам выбрался в основание кирпичной трубы. Здесь была его, нора.

На площадке лежали тряпки, засаленные одеяла, выпотрошенные матрасы и, неожиданно, дорогая парчовая портьера, еще не сильно выпачканная в саже, стоял небольшой бак с водой, лежали прутья, полосы, лоскуты крысиных шкур.

Он напился и, не переодеваясь, мокрый, грязный, лег в ворох одеял, бросив руки в стороны.

Труба уходила высоко, вверху сужаясь, и там в кругу отверстия виднелось дневное синеватое небо и тусклая мерцающая звезда.

Руки его опять сложились на острой груди, рот открылся, он лежал, закинув голову, и все глядел и глядел на небо и слабую звезду, лотом не выдержал, перевернулся, глуша в себе какой-то звук, лег ничком, уткнувшись лицом в вонючий ворох.

Тоннель, которым он шел, выходил в огромную галерею, одну из центральных подземных магистралей. Высокий поток с гирляндами свешивающейся плесени терялся в темноте, от стены до стены было метров, тридцать, но вода здесь не поднималась выше колен.

Он хотел уже идти по галерее, как вдруг сел на корточки прямо в воду, держа секиру между колен, насторожился. Было тихо, только где-то уже шумела вода.

Бесшумно перебираясь через запруды сбившегося мусора, он вошел в боковой проход, но не в тот, из которого вышел, а с другой-стороны магистрали, снова сел на корточки в воду.

Галерея была неровной, вдали появился слабый свет, который скользил по воде, стенам и потолку.

Он лег в воду, вытянувшись вдоль стены, оставив только голову. Три мерцающих огня, покачиваясь в такт шагам, приближались. Негромко захлюпала вода, трое шли по середине галерея, светя фонариками. Проходя мимо, они осветили тот тоннель, из которого он вышел, и задержались у стены, где, оказывается, была масляная стрелка и цифры: 137/2 Юго-Запад.

Они остановились, тихо переговариваясь, достали планшет. Все трое в высоких, до пояса, резиновых сапогах, один в резиновой плаще, у всех рюкзаки, автоматы на груди, длинные палки-посохи. Сверившись, они двинулись дальше.

За ними вышел еще один. Он шел, не включая фонарика, внимательно следил за первыми тремя. Он был тоже с рюкзаком и палкой. И снова тихо.

И вдруг множество огней. Люди шли по четыре, по шесть в ряд, все с оружием, рюкзаками, некоторые в резиновых плащах, некоторые по пояс голые, в кожаных куртках без рукавов, длинноволосые и бритые. Шли спокойна, переговариваясь, у кого-то играл магнитофон. Тащили две резиновые лодки, нагруженные вещами. Один ехал по воде на велосипеде, останавливаясь каждую секунду, натыкаясь на спины впереди идущих. Прошло человек сорок, свет ушел дальше, и снова тихо.

Наконец прошли двое замыкающих. Он встал из воды и глянул им вслед. Огни и два темных силуэта на их фоне. Один из замыкающих иногда вдруг оборачивался и включал фонарь на полную мощность, проверяя тоннели.

Он снова сел, замер. Осторожно ступая, прижимаясь к стенам, прошли еще двое, в брезентовых рубахах, сапогах, с монтажными цепями на плечах. Эти явно следили за первыми.

Он тихо пошел следом, у бокового тоннеля остановился, не зная, куда идти. Прошел еще, подойдя к следившим почти вплотную, но они не заметили его.

Ему стало скучно, и он отстал, свернув в боковой проход, там на стене нащупал свой знак, осмотрелся, сел, потом вдруг бегом бросился по тоннелю, вверх в колодец, в следующий тоннель и, скоро снова оказался у выхода в галерею. Как раз в том месте, где проходили вооруженные люди. Посмотрев на них еще раз, он ушел прочь от магистрали.

От подвала с низким закопченным сводом коридор вел в следующий, пол которого был усыпан цементным порошком, обрывками крафт-мешков и битыми изоляторами, дальше через проход третий, и дальше целая цепь подвалов. В третьем подвале у одной стены стояла голая кровать с пружинной сеткой, а у другой, привалившейся к стене, сидел он и что-то медленно жевал. За подвальной решеткой, в пустом переулке начиналось хмурое тоскливое утро: Он сидел, бросив свое оружие на пол, жевал и с тоской смотрел на стену перед собой. Из прохода появилась крыса, пискнула и прыгнула назад, но он не услышал ее, а все так же тоскливо жевал, съехав по стене на локоть, костлявый, грязный, жалкий.