— Датский король пришлет к нему на помощь 100 000 кадушек масла; голландцы — 100 000 бочонков сельдей и король Иаков — 100 000 посланников для переговоров!

В последние пять лет жизни короля Иакова I Вилльерс прославился успешной борьбой со знатью, окончившейся низвержением всех тех, которым временщик был обязан своим возвышением. Ему мешала старшая ветвь дома Гоуадров, члены которой занимали важные государственные должности. Лорд Суфольк был королевским казначеем; его сын Вальден — начальником королевских телохранителей; младший Томас — шталмейстером наследника престола, принца Карла. Все они и их сродники были клевретами короля испанского. Борьбу свою с ними Вилльерс начал отрешением некоторых из них от занимаемых ими должностей. Братья Монсоны (начальник арсенала и адмирал флота) были заточены в Башню по обвинению в соучастии в убиении Овербьюри. Леди Суфольк намеревалась свергнуть Вилльерса, сводя короля с другим красавчиком, сыном адмирала Монсона, но неудачно вышло: король не обратил на эту куклу ни малейшего внимания и даже удалил его от двора. Желая угодить королю, Монсон, католик, перешел в протестанты; но и к этому Иаков отнесся совершенно равнодушно. Леди Суфольк, как опытная сваха, приказала Монсону притвориться больным, будто от безнадежной любви к Иакову, и старый развратник на этот раз был тронут — приласкал Монсона. Вилльерс, опасаясь соперника, стал действовать энергичнее против леди Суфольк. Он напал на ее друга, первого государственного секретаря Томаса Лэка (бывшего своего покровителя), и, вмешавшись в грязное, семейное дело, сообщил королю множество таких черных подробностей о его первом секретаре, что Лэк был отправлен в Башню и подвергнут огромной денежной пене. На Суфолька Вилльерс сделал донос как на казнокрада… И государственный казначей, слетев с места, попал в каземат Башни. Так, один за другим, будто карточные солдатики, попадали враги временщика, а дальнейшая его карьера открылась перед ним без сучка без задоринки. Мать временщика Мэри Вилльерс (по третьему мужу леди Комптон) сосватала ему богатую невесту Катерину Маннерс, дочь графа Рутленд. Отец ее сначала не соглашался на брак, ибо Катерина была католичка, а Вилльерс — протестант; но временщик, обольстив невесту, принудил ее отца не только согласиться на свадьбу, но даже на переход дочери в протестантизм. Приданое, выторгованное у графа матерью Вилльерса, было огромное; ей и временщику это казалось недостаточным. Они пожелали овладеть Иорк-Гаузом, дворцом государственного канцлера Френсиса Бэкона… Канцлер заупрямился и подвергнулся опале.

Испанский посланник Гондомар предложил королю Иакову дружественный союз с Испанией скрепить родственным путем бракосочетания инфанты доны Марии с принцем Карлом. Молодые люди ненавидели друг друга; но в политике чувства жениха и невесты во внимание не принимаются. Парламент подал голос против предполагаемого брака, требуя, напротив, объявления Испании войны. Король Иаков собственноручно разорвал протест парламента, арестовал некоторых особенно настойчивых членов и по предложению Вилльерса приказал принцу Карлу, вместе с временщиком, ехать в Мадрид с формальным предложением. Не обращая внимания на всеобщий ропот, Георг, герцог Бекингэм, и Карл, принц Уэльский, инкогнито отправились в Испанию. После нескольких месяцев, проведенных в переговорах, на которых испанские министры выторговали у Карла согласие на все предложенные ему условия (имевшие целью отклонение Англии от союза с протестантской Германией), черновой брачный договор был подписан. Проникая в коварные умыслы Испании, угадывая, что брак принца Карла на инфанте Марии и тайный договор о сдаче Нидерландов Англии — ложь и обман, герцог Бекингэм, по возвращении в Лондон, начал действовать в угоду большинства, требовавшего войны с Испанией. Иаков колебался; однако же по настоянию Бекингэма и принца Карла созвал парламент. Желая ознаменовать это важное событие милостями, король объявил амнистию всем политическим преступникам, которые немедленно были выпущены из тюрем. Народ в полной уверенности, что Иаков действует по указаниям своего любимца, осыпал последнего благословениями. Герцог Бекингэм приобрел лестную популярность; но, к несчастью, его клеврет доктор Лэм навлек на себя всеобщее негодование и по обвинению в изнасиловании и чародействе был заключен в тюрьму. Опасаясь, чтобы Лэм не выдал некоторых грязненьких тайн, лично до него касавшихся, Бекингэм освободил негодяя. Этим опрометчивым поступком он уронил себя в мнении народном и возбудил громкий ропот всеобщего негодования.

При заседании парламента особенно отличились Эллиот и Уэнфсуорт. Первый прямо стоял за союз с Францией; второй — за союз с Испанией. Эллиот требовал войны; Уэнфсуорт — мира. Бекингэм без зазрения совести утверждал, что поездка в Испанию имела единственную цель: отклонить короля Филиппа IV от его вмешательства в германские дела. О сватовстве принца Карла за инфанту герцог не сказал ни слова. Гондомар, обиженный резкими выражениями временщика, потребовал у короля удовлетворения — голову обидчика. Этой головы он, разумеется, не получил, но народу понравилась смелая выходка Бекингэма, а парламент единогласно настоял на разрыве с Испанией. Дигби, лорд Бристоль, английский посол при мадридском дворе, был отозван в Лондон и по прибытии сюда был заточен в Башню. Чтобы немногими словами объяснить эту запутанную интригу и дать читателю возможность понять коварство Бекингэма, скажем, что этот временщик, лукавя с парламентом, представителем воли народной, был главным виновником враждебных отношений, в которые с этого времени народ был поставлен к королю. Народ мог простить своему государю невольную ошибку, особенно в том случае, когда она проистекала от избытка его усердия к благу народному; но за дерзкую мистификацию, которую король (подучаемый Бэкингэмом) позволил себе с народом, он возненавидел временщика и отомстил ему ножом убийцы, а преемнику Иакова, королю Карлу I, — плахою и топором палача. Располагая вступить в союз с Испанией, Иаков попирал под ногами народную гордость, интересы Англии и дерзко надругался над владычествующим ее вероисповеданием. Наружно помогая германским протестантам, Иаков тайно дружил с их заклятым врагом, королем испанским. Последний, обольщая его обещаниями сделать его обладателем Голландии, налагал руку на английские владения в Америке; сулил Иакову утку, чтобы отнять у него курицу с золотыми яйцами. Не так были просты народ и парламент, чтобы не понять, в какую опасную игру играл король Иаков I, сам, в свою очередь, жалкая игрушка герцога Бекингэма…

Разбитый параличом, Иаков I умер 27 марта 1625 года, завещая своему преемнику Карлу I — позор и гибель, в лице своего временщика герцога Бекингэма, еще четыре года игравшего новым королем, как простою пешкою.

Что же сказать в заключение нашего обзора царствования Иакова I? Двадцать два года восседал он на троне английском, в то же время увенчанный и короною Шотландии, и во весь этот период не принес государству той пользы, которую приносила ему Елисавета в каждый год своего царствования. Людей даровитых, душою и телом преданных отечеству, он гнал, преследовал, унижал, казнил; шутам, сводникам, шарлатанам и гермафродитам покровительствовал и поручал им важнейшие государственные должности. Отнимал имущества у вельмож, завещанные прадедами правнукам, чтобы отдавать их презренным скоморохам да конюхам… Одним словом, Иаков I на престоле английском был живым пасквилем на достоинство королевское. Когда Бекингэм и принц Карл уехали в Мадрид, шут короля Иакова Арчи Армстронг предложил ему поменяться с ним головным убором, т. е. прося у короля корону, отдавал ему свой дурацкий колпак… Если бы король согласился на подобный обмен, мы думаем, что Англия не только не была бы в проигрыше, но, может быть, была бы даже и в выигрыше. Королями при короле Иакове были его любимцы, а он сам, всю свою жизнь, исправлял при них должность добровольного шута.

Перья французских романистов и кисти французских живописцев окаймили отрубленную голову Карла I такой лучистой ореолой мученика, что у нас едва хватает духу говорить о нем как о человеке обыкновенном, даже довольно слабом и бесхарактерном. При имени Карла I (мы уверены) в воображении просвещенного читателя является портрет Ван-Дика: гордо подбоченившаяся фигура и худощавое лицо с закрученными усами и остроконечной бородкой; лицо, имеющее некоторое сходство с лицом кардинала Ришелье, только без выражения лукавства, свойственного последнему… Или читателю приходят на память картины Поля Деларош: «Карл I, оскорбляемый солдатами Кромвеля»; «Прощание Карла I с семейством», «Кромвель над гробом Карла I» — картины, знакомые по многочисленным копиям и литографиям. Бесспорно, последний год царствования этого несчастного сына Иакова Стюарта был для Карла I годом тяжких испытаний, обид и мучений, от которых его наконец избавила смерть на эшафоте… Но он царствовал двадцать четыре года, и каждый из них можно назвать ступенью лестницы, возведшей несчастного Карла I на эшафот или — низведшей его с высоты престола на степень простого гражданина, преступившего закон и наказанного по закону. Он страдалец и мученик — бесспорно! Однако же нельзя не обратить внимания на причины его страданий и мученической смерти. Эти причины — его ошибки и заблуждения: его неуважение к закону и к правам народным, которые он был обязан чтить и охранять свято и ненарушимо. Он сам себе сплел терновый венец мученика и сменил на него венец королевский; жить не умел, но зато умел умереть, и в этом единственная его заслуга в глазах потомства. Не соразмерив своих сил, не имея необходимой к тому энергии, Карл I отважился вступить в борьбу с народом, и его падение было неминуемым и весьма естественным следствием непосильной отваги.