— Скажите же курфюрсту, — отвечал благородный Густав Адольф, — что я довольствуюсь уплатою жалованья курфюрстом моим войскам за один месяц и ничего более не требую!
На другой же день союз между Щвециею и Саксониею был заключен. Тилли двинулся к Лейпцигу, требуя от коменданта Ганса фон дер Пфорта сдачи города; фон дер Пфорт отвечал ему, предав огню галльское предместье, однако же через два дня сдал город. Тилли занял главную квартиру в доме могильщика, единственном жилье, уцелевшем в галльском предместье; здесь он подписал капитуляцию Лейпцига и решился напасть на Густава Адольфа. Убогая келья могильщика с заступами и лопатами в углу, с мертвыми костями и черепами, намалеванными по стенам (украшения ради), была самым приличным чертогом для жилища кровопийцы… Однако же Тилли побледнел, когда глаза его случайно встретились с изображениями мертвых голов, и сердце его сжалось от страшного предчувствия…
Этим временем в Торгау происходило совещание Густава Адольф с курфюрстами Саксонским и Бранденбургским. Речь шла о спасении всей Германии и евангелической церкви, о счастии нескольких миллионов народа и об участии многих государей. Союзники короля шведского были гораздо более его самого уверены в победе; сам же он, обсуждая план предстоявшей битвы со всех сторон, тревожился и сомневался…
— В этой игре, — говорил он, — я ставлю на карту одну корону и две курфюрстшеские шапки!
Союзные шведско-саксонские войска переправились через Фульду, и ранним утром 7, сентября 1631 года они стояли лицом к лицу с полчищами графа Тилли на равнине Брейтенфельд под Лейпцигом.
Эта знаменитая битва, признанная знатоками военного искусства образцового, окончилась совершенным поражением имперских войск: вся их артиллерия до ста знамен и штандартов и до пяти тысяч пленных достались в добычу победителям: около семи тысяч легло на месте; две тысячи бежало с поля битвы вместе с графом Тилли и Паппенгеймом к Галле и к Гальберштадту. Раненый Тилли едва не попался в плен, и от всех его воинских деяний не осталось иного воспоминания, кроме проклятий, которыми человечество осыпало этого изверга. С этого дня счастье навсегда покинуло Тилли, еще недавнего своего любимца. За брейтенфельдскою победою, увенчавшею Густава Адольфа неувядаемыми лаврами, следовали сдачи Мерзебурга и Галле. Тилли отступил в Брауншвейг. Протестантская Германия торжествовала; Австрия была обессилена, унижена; Максимилиан Баварский, отступив от союза с нею, был принужден позаботиться о защите собственных своих владений. Весь Палатинат (Пфальц) и Франкония были покорены королем шведским. Действия победителя в покоренных областях были выше всякой похвалы. В католических епископских городах он, открывая запечатанные лютеранские церкви, не посягал на католические; он уравнивал права лютеран и католиков, никогда не возвышая первых в ущерб последним. Меч в руках Густава Адольфа был для Германии не разбойничьим ножом, но бистуреем опытного хирурга: он исцелял, проливая кровь, и врачевал раны, нанесенные стране австрийским и баварским оружием.
Взятие Донауверта открыло Густаву Адольфу путь в Баварию, прегражденный незначительной рекою Лехом, на противоположном берегу которого расположен был укрепленный лагерь графа Тилли. Это было в октябре 1631 года, в то время, когда Лех от дождей и талых снегов течет с необыкновенной быстротой. Шведам и их союзникам предстояло буквально идти в огонь и в воду, чтобы овладеть неприятельскими укреплениями на противоположном берегу. На военном совете многие вожди короля шведского отговаривали его от намерения вступать в бой; но Густав Адольф был непоколебим в своем решении и отвечал Горну, бывшему настойчивее других:
— Неужели вы переплыли Балтийское море и перешли через множество рек Германии для того, чтобы отступить перед Лехом, этим Ничтожным ручьем?
Король, осматривая местность, заметил, что занимаемый им берег выше противоположного, и воспользовался этим преимуществом, чтобы весьма успешно действовать артиллериею с возведенных на берегу батарей. В течение двух часов непрерывной канонады король успел навести мост, через который совершилась переправа его победоносных вой«;к. Баварцы, воодушевляемые графом Тилли, дрались отчаянно, когда же Тилли и его сподвижник, Альтрингер, были смертельно ранены, баварцы не устояли и к ночи отступили к Нейбургу и Ингольштадту.
— Будь я на месте баварцев, — сказал Густав Адольф на другой день, — и если бы мне пришлось занимать эту позицию, я бы не отступил, хотя бы пуля оторвала мне и бороду, и подбородок!
В Ингольштадте Тилли окончил свое земное поприще, на смертном одре завещая курфюрсту Баварскому не упускать из рук Регенсбурга, ключа свободного плавания по Дунаю, И защищать Богемию. После безуспешной блокады Ингольштадта шведский король устремился внутрь Баварии и овладел Мюнхеном. Вступая во дворец, покинутый курфюрстом, король спросил, кто был строителем дворца.
— Сам курфюрст, — отвечали ему.
— Превосходный архитектор, и я желал бы отправить его для построек в Стокгольм!
В цейхгаузе были найдены пушки, зарытые в землю, и при этом король, всегда находчивый и остроумный, сказал, когда их выкапывали:
— Вставайте, мертвецы, и шествуйте на страшный суд!
Покуда Густав Адольф покорял прирейнские и придунайские области, саксонские войска, предводимые генералом Арнгеймом, двинулись в Лузацию, занятую австрийским генералом Рудольфом Тифенбахом. Последний по повелению императора отступил. Фердинанд II, щадя владения курфюрста Саксонского, надеялся тем склонить его на мир, но ошибся в расчете: саксонцы из Лузации направились в Богемию, умиротворяемую палачами и иезуитами. Шлекенау, Течен, Аусиг, Лейтмеритц, один за другим, были заняты саксонцами, грабившими католиков и быстро приближавшимися к Праге, весьма слабо защищенной. Жители надеялись, что Валленштейн, живший в стенах этого города, отразит неприятелей, но он к их вторжению отнесся совершенно безучастно. Защитником Праги вызвался быть австрийский полковник, граф Марадас. Он обратился к Валленштейну за советами, но получил холодный отказ, так как герцог (по собственным его словам) решился не вмешиваться ни в политику, ни в военные дела, да и Марадасу советует не браться за дело, которое может подвергнуть его строгой ответственности. В подтверждение своих слов Валленштейн со всею свитою выехал из Праги, и его примеру последовали все жившие там богачи, вельможи, наконец, и сам граф Марадас. В этом случае Валленштейн действовал, конечно, не по примеру древних римлян, героев великодушия, но совершенно справедливо и логично. Ведь и Фердинанд II, титулуясь императором римским, был только австрийским иезуитом, а с подобным господином всегда опасно играть в великодушие.
— Jngrati servire nefas! (В служении неблагодарному нет добра!) говорил Валленштейн себе в оправдание.
Правительство Праги и весь ее гарнизон удалились в Будвейс, и саксонцы без выстрела заняли этот город (11 ноября 1631 год Жители, не отлагаясь от Австрии, признали над собою покровительство курфюрста Саксонского Иоанна Георга, взяв с него охранную грамоту в неприкосновенности казенного и частного имуществ, а равно и католических церквей. Фельдмаршал Арнгейм приставил ко дворцу Валленштейна караул для охранения от грабежа, так же точно пощажены были все его поместья. Это великодушие саксонцев навлекло на герцога со стороны Фердинанда II подозрения в тайных сношениях с неприятелем.
Взятие Праги вызвало из недавнего ничтожества протестантских вельмож, и в их числе старого графа Турна. Они все получили обратно свои имения, конфискованные имперским правительством. Имея в руках значительные денежные средства, протестанты сознали в себе и силы для новой борьбы с императором. Между тем из Силезии вступили в Богемию отряды австрийцев под начальством Гетца и Тифенбаха и баварские войска из Пфальца. Арнгейм, разбив их под Лимбургом, принудил к отступлению за Эльбу. Впрочем, имперцы были счастливее, и кроатские полки проникли до самой Праги, однако же и они были по частям разбиты. Успехи саксонцев и шведов побудили Максимилиана Баварского подумать о нейтралитете. Один в поле не воин — и дальнейшая борьба с Густавом Адольфом была не под силу курфюрсту. Положение Австрии было отчаянное. Большая часть областей находилась в руках неприятелей. Преемник Габора, князь трансильванский Раготцы, угрожал Венгрии вторжением; Турция вооружилась, выжидая удобной минуты для нападения с юга… У Фердинанда II не было ни войск, ни провианта, ни денег, и Австрии в недальнем будущем угрожало совершенное падение. На государственном совете совещались об избрании полководца. Император сгоряча намеревался сам вести свои войска, но его без труда отговорили. Тогда министры подали голос о назначении в полководцы наследника императора (Фердинанда III), любимого народом и войсками. Император отклонил это предложение, ссылаясь на молодость и неопытность своего сына… Кроме того, император напомнил советникам, что если армия без начальника — тело без головы, то и фельдмаршал без армии — голова без тела. Тогда-то Фердинанд II вспомнил о Валленштейне и в нем в одном увидел спасение империи. Именно в это время герцог через графа Турна вступил в переговоры с Густавом Адольфом о поступлении на службу под его знамена. Требуя от короля 50 000 войска, герцог обещал ему завоевать Богемию, Моравию, взять Вену и прогнать императора в Италию. Высоко ценил король шведский дарования и ум Валленштейна, но, будучи сам человеком честным, не мог положиться на обещания изменника и доверить ему свои войска. Он отказался от предложения Валленштейна под предлогом ослабления своей армии. Гордость короля шведского послужила к спасению Австрии! Желая так же отомстить императору, Валленштейн вступил в переговоры с курфюрстом Саксонским. Иоанн Георг, конечно, был бы не прочь от союза, но войска у него было слишком мало для исполнения предприятия Валленштейна. Последний мог бы навербовать целую армию, однако же без ведома императора этого сделать было нельзя; просить же у Фердинанда II разрешения на набор под предлогом помочь ему же Валленштейну запрещала его необъятная гордость. Он не хотел унизиться перед человеком даже и для того, чтобы вернее сломить его. В предчувствии, или, лучше сказать, в предвкушении радости видеть императора чуть не у своих ног Валленштейн распускал слухи, что он предпочитает тишину и покой воинской славе, а отдых на прежних лаврах — пожинанию новых. Фердинанд II в качестве соглядатаев подослал к герцогу его друзей, Квестенберга и Верденберга, чтобы вызнать, согласился ли бы он опять поступить на службу, предводительствовать войском, эрцгерцогом Фердинандом.
