Ночью старик, не пытаясь бороться с любопытством, залез в дорожную сумку девочки.

— Что ты ищешь? — спросила проснувшаяся девочка.

— Я подумал, — сказал старик, — может быть, у тебя есть одежда для домовых.

— Одежда для домовых? — спросила девочка.

— Да, маленькая такая.

— Вот такая? — сказала девочка, покопавшись в сумке. Потом она заснула и не видела, как изо всех сил пытается не умереть от старости девяностолетний сапожник.

У одной женщины муж утонул.

Рыбаки пришли к ней домой и, глядя в пол, сказали: «Прибрали твоего русалки. К утопленкам твой ушел». Женщина поплакала и отправилась искать тело мужа. Она прошлась вдоль берега несколько раз, думая, что тело вынесло течением, но только бледные камни лежали на берегу. Она подумала: наверное, не просто так говорят про русалок. И правда, прибрали.

Ну что ж. Надо жить дальше. Она вернулась домой, рассказала обо всем детям, поплакала еще немного с ними, потом надела косынку и пошла готовить обед, потому что мужа больше не было, но еще трое голодных ртов оставалось в доме.

По ночам она вспоминала мужа и вспоминала, что слышала от священника. Он говорил: на том свете все свидимся, средь ангелов твой муж порхает, и грустно без тебя ему.

Какие ангелы, вдруг подумала женщина, если муж теперь у русалок.

Она подумала: зачем это русалкам понадобился мой муж?

И еще подумала: мужиков у них, что ли, нет?

Утром женщина не думала о русалках, но вечером, ложась спать, вспомнила о мутной реке, не могла не вспомнить, глядя на пустующую половину кровати. Женщина подумала, что муж ее был красивым человеком. К нему сватались из десяти соседних деревень, а сам он ходил по дояркам, пока женщине не удалось его захомутать. Вот бабник, подумала женщина, ворочаясь на жесткой кровати, не зная, из одеяла, что ли, соорудить бок, под который можно приткнуться. И на том свете, подумала она, покоя не знает, поди.

Ужасная мысль посетила ее. Русалки, поняла женщина. Утопленки, подумала она. Женщина представила, как муж сидит с русалками на дне, ласкает их голые груди, а они хватают его за руки, смеются пузырьками, волоса их так и вьются вокруг его шеи.

Смакуя боль в сердце, женщина представляла, как русалки любят ее мужа, зацеловывают, трогают зелеными пальцами, шепчут ему волны на ухо, целуют в живот, опрокидывают на песок, лепятся к нему, как ракушки к лодке, обволакивают, как ил босую ногу, тянут за собой, уводят в речные заросли, слепят повязками из водорослей на лицо, целуют и просят: угадай, кто поцеловал, любуются его коричневой от солнца кожей, держат свою ладонь на его ладони, сравнивая темное с прозрачным, плетут косы из его отросших косм, целуют в макушку, делят между собой, рано утром уводят в глубины, плавают с ним среди рыб, толкают босыми пятками, а он хватает их за пятки, хватает и целует зеленые пальчики, зеленые руки прижимает к своим синим губам, держит за талию, и его пальцы смыкаются на зеленых животах, целует их в белые веки, сажает к себе на колени, сбрасывает, играя, плывет среди них и закрывает глаза, потому что и смотреть не надо, по движению воды понятно, как прекрасен его новый мир.

Женщина заплакала и укусила подушку. Она попробовала обхватить свою талию ладонями — не вышло. Женщина посмотрела на свои задубевшие пятки, с отвращением укрыла одеялом обвисшие груди, среди ночи умылась ледяной водой, но и тогда ее кожа не стала упругой, прозрачной. Женщина надела старые рыбацкие сапоги мужа, накинула тулуп, обвязалась кастрюлями да горшками и, рыдая, вышла из дома. Так она шла, голося на всю деревню, и высовывавшиеся из окон люди видели, как бредет к реке огромная и тяжелая фигура, сжимая в одной руке топор, а в другой заряженное ружье.

— Ну-с, как у нас сегодня дела?

— Да как-то не очень.

— Что ж так?

— Да вот, влюбился по всей вероятности.

— Ну-ка, ну-ка, интересно, а какие симптомы?

— В груди щемит, слева.

— Слабое сердце.

— И нежность такая, знаете, что иногда тяжело дышать. Хватаю ртом воздух, и так минут по пять.

— Курите много небось.

— Ну…

— Отсюда и проблемы с дыханием. Что еще?

— Счастье, ну, знаете, такое, настоящее. Когда хочется взять мир и потрепать за уши, как щенка бассета.

— Хмм, что-то гормональное, возможно. Ну и транквилизаторы, вы же их каждый день принимаете.

— Но послушайте, почему это не может быть просто любовью?

— Любовь — это выдумка, ее нет. Есть просто похоть, а есть похоть с обоснованием. Есть неуравновешенная психика и боязнь одиночества. А любви нет. Поверьте мне, я в этом разбираюсь.

— Но этот человек… Он же… она же… В общем, это лучшее в мире существо. Не безупречное, а лучшее. В моих глазах, понимаете?

— Это всего лишь проекция ваших желаний. Не знаю, что там вообразил себе Джон Донн, но человек человеку — остров. И с одного острова в бинокль можно разглядеть только песчаный пляж и пальмы на другом острове. И то, что у вас такой же пляж и такие же пальмы, еще ничего не значит. Вы никогда не узнаете, что там, в глубине острова.

— Маяк.

— Что, простите?

— В глубине острова — маяк. Как же иначе.

— Очень романтично.

— Нет, не романтично. Просто это единственный возможный вариант. Иначе зачем все это вообще?

— Ну, риторические вопросы, как правило, не требуют ответа, но я отвечу. Это жизнь. В ней мало хорошего и интересного, честно говоря. И ваше сознание готово заполнить маяками даже пустыню Гоби, лишь бы не выяснилось, что все именно так как есть. Ладно, пора мне, пожалуй. Подумайте о том, что я вам сказал.

— Не буду.

— Дело ваше.

Граф Дракула похлопал по колу, на котором висел его собеседник, поглубже надвинул капюшон и пошел дальше. Из-под развевающегося на ветру плаща предательски вылезали то край смешного белого крылышка, то колчан со стрелами.

Все начиналось как обычно: они жили долго и счастливо и умерли в один день. Самое интересное случилось уже после смерти. К ним явились два ангела-близнеца, каждый в нимбе и с папиросой, и предложили им несколько вариантов. Царствие небесное, конечно, но там очереди; плюс грехи-то у вас разные, того и гляди попадете в два разных отделения.

Она хмыкнула, изучая свои бесплотные руки, он просто покачал головой, тоже, само собой, бесплотной.

Ангелы примостились рядом на одной табуретке и одобрительно закивали. Еще можно дать вам новые личности, у нас как раз парочка освободилась. А вы у нас на хорошем счету, все-таки «долго и счастливо» — это в наше время раритет. Обычно либо одно, либо другое. А если у вас будут новые личности, возможно, вам удастся научить еще кого-нибудь этому «долго и счастливо».

Она посмотрела на ангелов как на идиотов. Он стрельнул у ангелов папиросу, прикурил от проплывающей мимо шаровой молнии и объяснил, что «долго и счастливо» — это свойство организма не одного человека, а двоих. Ангелы были в недоумении.

Но, с другой стороны, раз у вас все так хорошо, может, вы и в новых телах найдетесь?

Ангелы, конечно, лукавили, но они согласились, как будто найти друг друга на земном шаре — это что-то вроде похода в булочную. Вообще, специальным законом ангелам было запрещено удивляться, но тут они ничего не смогли с собой поделать и обреченно нащупали в карманах квитанции на выплату штрафа.

Он и она переглянулись. Он улыбнулся, она протянула руку, потом передумала и просто улыбнулась в ответ. Она решила, что так будет правильнее, ведь они еще встретятся.

Новые их жизни начались вполне обыденно и продолжились не менее заурядно. Она жила на окраине Москвы и ходила в школу по грязному мартовскому снегу, он бегал по улицам маленького английского городка, болел за «Манчестер Юнайтед» и участвовал практически во всех местных драках и потасовках.