– Открой саркофаг, – приказал он.

Юй метнулся к стеклянной гробнице. Стальной короб с шипением поднялся выше. Струи ледяного газа потекли из резервуара. Одна из стеклянных стенок медленно отошла, опустив превращённое в лёд тело, лежавшее, словно на огромной ладони.

Сотни молний сорвались из крыловых щупов дракона, в котором воля Гхора отступила перед волей Велеса, опутали драконицу искрящимся коконом. Заклинание на древнем языке напоминало невнятное шипение, перемежаемое раскатами громового рокота. Глаза чаря сверкнули особым светом – как луч солнца, пробившийся сквозь молодую листву. Живительная сила Велеса наполняла каждую мену, преобразовывала, изменяла и возрождала. И эта сила перетекала в оцепеневшую плоть драконицы.

Кокон рассыпался золотистыми искрами. Ларика слабо шевельнулась и снова замерла, но её крылья чуть вздрагивали от тихого дыхания.

Вернувшего ей жизнь дракона била дрожь. Он заметался по пещере, натыкаясь на громоздившиеся каменные россыпи. Из глотки вырывалось рычание. Хвост метался, выбивая искры из камня. Дракон царапал сам себя когтями, сдирая перламутровую чешую, брызгая чёрной кровью. Душа Гора, получив силу Велеса, воспряла и боролась за своё тело с душой базилевса. Безумные глаза остановились на невозмутимом жёлтом драконе Поднебесной. Вырвался хрип:

– Ты… знал, Юй?

Бывший наставник пожал плечами.

– Силу Велеса разбудить ещё труднее. С возвращением, Гор. Базилевс умер.

– Мы оба… умерли.

Израненный дракон упал, дрогнули и опали рёбра. Модули недолго живут после отторжения от основы, если не поддерживают с ней постоянную связь. Жизнь ещё теплилась едва-едва, но это была уже агония. Модуль распадался, и даже великий дар Велеса не мог удержать его бытие.

Ларика тихо вздохнула, открывая глаза:

– Гор…

Юй повернулся к ней:

– Добро пожаловать домой, царевна Ларика.

Массивная плита, закрывавшая вход в пещеру, с грохотом отошла. Появился чёрный, как древесный уголь, дракон с тяжёлым венцом надбровных рогов. Юй склонился в поклоне.

– Я выполнил твой приказ, великий князь Зуверрон.

– Вижу, – процедил князь.

Влетели драконицы, подняли и унесли царевну. Зуверрон окинул взглядом багровых глаз умиравшего белоснежного дракона и, ни слова не сказав, удалился. Юй облегчённо вздохнул. Но наедине с полутрупом он оставалсмя недолго. Плита снова отошла, вползло грузное коричневое тело царя Ррамона.

– Зуверрон ушёл?

– Да. Он забрал Ларику.

– Чтоб он сдох, – злобно скривился Ррамон. – Ничего, скоро моя свадьба, и, если всё получится, услуги князя нам не понадобятся. Я сам буду всё знать.

Царь остановился у неподвижной груды, отливавшей перламутром. Брезгливо ткнул когтем.

– А этот мёртв?

– Почти. Уже не выживет. Как я предполагал, Гор не выдержал столкновения сил базилевса и Велеса. Они разорвали его.

– Ты всё рассчитал точно, Юй. Хвалю. Но мне не всё понравилось из того, что я слышал. Например, что-то о готовности твоего племени присягнуть базилевсу.

Дракон Поднебесной поклонился по всем церемониальным правилам.

– Я не нарушил верности тебе ни в одном слове, император. Ведь базилевсом будешь ты, когда мы завершим наш план. От потомков Гхора и будущих соперников я тебя уже избавил.

– Ошибаешься, Юй, – от входа раздался насмешливый голос Гора. – Я ещё жив.

Ррамон взвился:

– Не может быть!

Я-основа прыгнула к умиравшему модулю – меня никто не успел удержать. Вобрал в себя почти бездыханное тело и память модуля.

Вспышка – и я снова цел, и готов к бою.

Всё-таки мне везёт. Как я выжил? А вот так…

Удар по сфероиду, летевшему в небесах Подмосковья, был внезапный. Светлана вскрикнула и потеряла сознание.

Сферу несколько раз перевернуло, закружило юзом. Меня пронзило как ледяным мечом и наполнило мучительной пустотой, как будто кто-то вырвал сердце. Я потерял свой модуль на земле. Не чувствовал его. Что там произошло? Жив ли дед и побратимы?

Уже не узнать.

Тремя уровнями сознания, оставшимися у отсечённой половины, не обнаруживалось ничего, что могло бы так воздействовать. Это был не обстрел плазмоидами, не ракета, не метеорит. Небо над Подмосковьем по-прежнему чистое, дождевые облака ушли на огромный мегаполис, да и летел я высоко над ними. Всё ещё летел. Резко свернув в сторону, я ускорился, стараясь уйти из-под непонятного обстрела.

Девушка очнулась.

– Гор, что происходит?

– На нас напали.

– Кто?

– Не знаю. Я не чувствую модуль на земле. Совсем. Он убит. Половина меня убита.

Светлана ошеломлённо замолчала. Из её прикушенной губы текла кровь. Мембрана впитала капли. Уровни занялись анализом.

Новый удар невидимого врага едва не расколол сферу. И никаких следов нападающего. Я попытался повернуть к шоссе, но какая-то сила удерживала меня, не давая сдвинуться с нового курса. Как будто управление моим телом перешло к кому-то другому.

Чтобы отвлечь девушку от происходящего, я вернулся к разговору о её похищении. Не мог я сказать ей, что слышал, как человек с родинкой обращался к боссу так же, как охранник Сергей называл хозяина, то есть отца Светы. Поэтому начал издалека.

– У вас с Димой совсем разные отцы-матери?

– Совсем. Но Димка всё равно считает меня сестрой. А какая я ему родственница? Ведь это несправедливо. Нечестно! Ираклий мне даже не отец!

– Как это?

– Удочерил сразу после моего рождения. Я только недавно, когда до тайника добралась, узнала. Всю жизнь его родным отцом считала.

То, что она рассказала о своей короткой жизни, не укладывалось у меня во всех оставшихся трёх головах. Мать Светы отказала Ираклию, когда он сделал ей предложение, и сбежала из далёкого города на кавказском побережье, где она проходила практику после института. Вернулась в Москву и вышла замуж за другого. Ираклий разыскал её, когда она была уже на седьмом месяце беременности. Сразу после этого настоящего отца Светы сбила машина. Насмерть. Убийцу не нашли. А после родов, на следующий день ребёнка выкрали, условием возвращения стало замужество. Обезумевшая мать согласилась на всё, лишь бы вернуть дочь. Так Ираклий перебрался в Москву и развернулся.

– Зачем он преследовал её, если она его не любила?

– Квартира и наследство деда. Мама утонула через месяц после второго замужества. А потом у отца… у отчима появилась новая жена, тоже с ребёнком. Сам он не мог иметь детей. Бог наказал. Мы с Димкой вместе росли, никому не нужные, только друг другу. Отчим с мачехой занимались бизнесом. А когда я повзрослела, Диму как подменили. Он ушёл из дома.

Что-то словно щёлкнуло у меня в голове. И ключевым словом было – «наследство». Каким-то странным образом история человеческой трагедии переплелась с историей моей семьи. Я вдруг понял, почему царь Ррамон так добивался расположения моей матери. Не только неувядающая красота нагини привлекли его. Мать Ларики была тоже прекрасна.

Наследство. Не золото и драгоценные камни раджи. Не пара никому не нужных гор в Гималаях, куда мы ни разу за столетие не наведались. Главное – Гата унаследовала проклятый дар базилевса Гхора, и передала его не только детям. Ррамон пронюхал, что мой отец Дарин тоже получил наследие Гхора от Гаты. И узнал он это после катастрофы в Сибири, о которой читал Дима и Шатун в кабинете Светиного дома. После этого и погибла царица, и зачастили царские сваты к нашему дому.

Никто не может завладеть чужой памятью насильно. Значит, Ррамон нашёл способ уговорить мою мать передать дар Гхора и ему во время свадебной роты. Возможно, в обмен на обещание отречься от Хроса и сделать меня наследным царевичем. Единственное, что у меня не укладывалось в уме – зачем это матери? И зачем царю такое проклятие? Власти у него навалом – огромная держава под кровной присягой роты. Богатств не счесть. Людям достаются жалкие крохи, да и не особенно нам люди досаждают – попробуй-ка добраться до золотоносных жил и алмазных трубок в диких местах с лютым климатом. Так зачем Ррамону понадобился ещё и мертвящий взгляд базилевса?