– Тебе за сделку деньги обещали, так чего ты ждешь? Вишь, сколько здесь добра? Бери, что захочешь, и иди! А у нас с Его Преподобием темка для задушевной беседы имеется, – произнес моррон, развернувшись вполоборота, так, чтобы одновременно видеть и сидевшего перед ним в кресле священника, и союзника держать в поле зрения.

Канделябр и меч по-прежнему находились в руках Аламеза, и если бы несогласный с его мнением Кабл попытался наброситься, то непременно испытал бы на своей обагренной кровью врагов физиономии крепость обоих предметов. Впрочем, судя по всему, чудовище неизвестной породы не собиралось проявлять агрессию. Крючки острых когтей с его пальцев исчезли, да и рот стал прежним, беззубым.

– Слышь, ты не дури! – покачал маленькой головенкой подуставший монстр, пока пытавшийся только облагоразумить союзника, а не напасть. – С этой тварью договариваться бессмысленно! Разве ты не понял? Арузий своего слова не держит… воспитан не так! Он те щас че угодно наобещает, а как только зад его в безопасности окажется, так тут же обманет и предаст, да еще потом перед дружками церковными бахвалиться будет, расписывать, как он ловко нас, простачков, провел! Для него же святого ничего нет, кроме собственной выгоды, а «лжец» – наивысшая для него похвала, а не бранное слово! Прикончи его да пойдем, пока остальные разбойнички не сбежались! У него холуев много, он половину банд Старого города прикормил…

– Забирай добычу и ступай! – твердо стоял на своем Аламез, полностью разделявший мнение оппонента, но не в силах поступить по-иному. – У меня к преподобному дельце, и оно тебя не касается. Я с ним свяжусь, а не мы! Это мой риск!

– Ты не понял, ты так ничего и не понял! – рассмеялся от бессилия Кабл и затряс головой. – Мне плевать на золото и на тя по большому счету! А вот то, что этот слизняк меня в боевом обличье видел, покоя не дает! Я здесь уже долго живу, привык я к Альмире, и городишко этот поганый покидать не хочу, но и на костре гореть желания не имею! Он же священник, понимаешь, СВЯ-ЩЕН-НИК! – специально произнес Кабл по слогам: для него же все, кто от людей хоть капельку отличается, – приспешники темных сил и поборники Зла: эльфы, полуэльфы, гномы, орки, шаконьессы, морроны – все исчадия ада и служители нечестивого!

Осведомленность Кабла ошеломила Дарка. За дни своего пребывания в Альмире и ее окрестностях Аламезу не довелось повстречать ни одного полуэльфа, не то что чистокровного эльфа или уроженца махаканских подземелий. Он-то подумывал, что они вымерли… Если так, то откуда Кабл о них узнал? Аламез мог допустить, что из древних книг, но про морронов и шаконьессов вряд ли упоминалось хотя бы в одном церковном талмуде иль ученом трактате. О полуорках точно никто не знал, кроме тех, кто встречался с ними вживую. А существование морронов было тайной, известной лишь им самим да вампирам. Однако хоть кровососы и ненавидели легионеров, но не стали бы болтать о них другим монстрам и уж тем более людям. Знание – сила, тайное знание – мощная сила, которой не следует с кем попало делиться хотя бы потому, что ее могут использовать против тебя!

– Откуда про морронов и шаконьессов узнал? – осторожно спросил Аламез, но так и не получил ответа.

– Щас то не важно, – отмахнулся Кабл, явно сожалевший, что проговорился, и не желавший открывать источник своей небывалой осведомленности. – Щас главное – быстрее отсюда уйти. Режь глотку хмырю, и пошли!

– Жизнь я ему сохраню, если он, конечно, упрямиться вдруг не вздумает! – огласил свое решение Дарк и быстро шлепнул ладонью Арузия по губам, которые уже зашевелились, чтобы что-то сказать. – Он мой пленник: что хочу, то и делаю!

В крысиных глазках Кабла появилась злость, а его кулачки крепко сжались. Наверное, в этот миг он в мыслях последними словами ругал доставшегося ему в союзники глупца и упрямца, но вслух коротышка ничего не произнес, кроме короткого: «Как знаешь!» Он не напал и, к удивлению моррона, даже не притронулся к золоту, рассыпанному по полу из перевернутых в ходе боя сундуков. Кабл ушел, понуро опустив голову. Моррон корил себя. Аламезу казалось, что он повел себя недостойно, но в то же время крепла уверенность, что по-иному он поступить просто не мог. Кабл был прав, прав полностью и неоспоримо, но, с другой стороны, он ведь не знал игру, которую затеял моррон, а тот в свою очередь не видел резона посвящать чужака, к тому же нелюдя, в свои планы.

Желая убедиться, что Кабл не притаился у входа и не собирается подслушивать его разговор со священником, Аламез ненадолго оставил добычу сидеть в мягком кресле и, подойдя к пустому дверному проему (от двери его, по всей видимости, избавила белокурая красавица во время атаки), выглянул в безлюдный и темный тоннель, не освещенный даже парочкой еле тлеющих факелов. Коротышка вел себя честно до конца, и хоть его удаляющихся шажков не было слышно, но вдали тоннеля одиноко мерцал маленький зеленый огонек.

«Странно, нежить, а в темноте так же слеп, как я…» – подумал Дарк, но так и не смог поразмыслить над этим поразительным фактом, поскольку у него тут же нашлись иные заботы.

Воспользовавшись удачным моментом, пленник попытался сбежать. Со стороны моррона было крайне неосмотрительно оставлять священника несвязанным, и просто глупо полагать, что человек, способный совмещать два совершенно разных занятия – овладевать умами людей и присваивать их кошельки, – окажется недостаточно предусмотрителен, чтобы не позаботиться о втором выходе. Как только Аламез подошел к двери, преподобный отец, хоть и по-прежнему напуганный, но уже не до такой степени, чтобы потерять способность действовать, поднялся и потихоньку, что было весьма сложно при его комплекции, прокрался через половину зала к камину. Легкое и бесшумное нажатие одного рычага затушило пылавший огонь; второй рычаг привел потайной механизм в движение, и задняя стенка очага плавно и опять же совершенно бесшумно отодвинулась в сторону, открывая Арузию путь к побегу.

Когда моррон случайно обернулся, священник уже, стоя на четвереньках, протискивал свои солидные, тщательно вскормленные телеса внутрь отверстия. Надо сказать, побег проходил довольно успешно: то ли беглец со страху слегка похудел, то ли тайный ход был специально рассчитан под его габариты.

Далеко не каждому охотнику удается сохранить хладнокровие при виде того, как подло ускользает с таким трудом пойманная в силки дичь. Дарк не стал исключением, и впервые за всю новую жизнь им овладела настоящая ярость. Щедро одаряя уже почти полностью скрывшуюся в «норке» добычу весьма нелестными словами, Аламез со всех ног помчался к камину, надеясь успеть ухватиться за едва видневшиеся из отверстия полы рясы. Он бы ни за что не настиг жертву, но, по счастливой случайности, ремешок левой сандалии преподобного отца за что-то зацепился, а сам Арузий оказался в этот миг настолько взволнован, что не догадался пожертвовать самой незначительной и легко заменяемой частью казенного гардероба.

Ухватившись одной рукой за полы рясы, а другой – за застрявшую ногу, моррон потянул преподобного отца на себя, но тут же, получив по лицу не застрявшей сандалией, отлетел назад, больно ударившись об основание стола затылком. Вообще-то удар был хоть и чрезвычайно болезненным, но не таким уж и сильным. Дарк мог бы удержать равновесие и не выпустил бы из рук добычу, если бы пятка святоши оказалась не столь потной да скользкой, а материя рясы была чуток прочнее. Сочтя, что лоскут церковного одеяния и грязь с пятки духовного лица не такие уж и большие трофеи, моррон повторно ринулся к камину, горя желанием не только добиться своего, но и поквитаться за сломанный нос и кровь, обильно текущую по разбитым губам и подбородку. Вот ведь парадокс, выдержать бой с целой шайкой бандитов и отделаться лишь легким порезом на боку, чтобы затем какой-то ничтожный слизняк изуродовал тебе лицо. Такая гнусная проделка просто не могла остаться безнаказанной!