Стол, на который кивнул толстощекий детина, определенно совмещавший бытность хозяина с работой вышибалы в собственном заведении, находился в укромном закутке, и большую его часть скрывала зачем-то установленная посередине зала стенка. Аламез пока не увидел нужного ему человека, но все равно направился к столу, уверенный, что корчмарь его не обманул. Одежда в крови и бесстрастный, ничего не выражающий взгляд исподлобья – лучшая защита от глупых шуток!

За столом, прислонившись спиной к той самой стенке, важно восседал невысокого роста, крепкого и немного тучноватого телосложения мужчина, внешне напоминавший мелкого, но удачливого торговца, получавшего в последнее время очень выгодные заказы ремесленника, складского учетчика или иного, тесно связанного с торговлей человека, привыкшего к уважению и достатку. Скуластое, слегка пополневшее с годами лицо, окаймленное короткой, аккуратной бородкой, сразу говорило о том, что его владелец – человек волевой и не привыкший тратить время на глупости. Рукава явно не по статусу простоватой рубахи Грабла были засучены почти до самых плеч, выставляя на всеобщее обозрение и восхищение толстые, мускулистые руки, какие ранее моррон видел лишь у гномов. Однако контрабандист был слишком высок для выходца из подземелий Махакана, да и черты лица казались уж слишком утонченными и правильными для бывшего горняка.

– Вали! – жестко произнес Грабл, как только Дарк подошел к его столу и лишь собирался открыть рот.

– Дельце одно имеется, – не обратил внимания на холодный прием Аламез и хотел было присесть, но нога Грабла быстрым и сильным ударом выбила табурет всего за долю секунды до того, как Дарк на него опустился бы.

Примерно девять из десяти человек, с кем когда-либо проделывали подобный фокус, валились на пол под дружный хохот присутствующих. Однако в случае с Дарком раздались лишь смешки, и то быстро смолкли. Моррону удалось удержаться на ногах, но на несколько мгновений он застыл, полуприсев с оттопыренным задом. Разве такое могло не развеселить потягивающих за соседними столами винцо? Всего один-единственный суровый взгляд заставил весельчаков смолкнуть, а вновь выпрямившийся в полный рост моррон сделал вторую попытку завести неудачно начавшийся разговор.

– Я от Фанория, – зашел с другого конца Аламез.

– Ну и что с того? – флегматично пожал плечами контрабандист, недовольный тем, что ему мешают расправляться с содержимым кружки.

– Говорю же, дельце имеется, – проявил завидное терпение Дарк.

– Эх, совсем старина Фанорий из ума выжил, – тяжко вздохнув, проронил Грабл, причем обращаясь не к собеседнику, а к своей кружке. Всякую имперскую шваль ко мне присылает. Говорил же ему тыщу раз: я с имперцами дел не имею!

– До сих пор, возможно, и не имел, а сейчас придется! – не выдержал Дарк, не видя смысла и далее терпеть пренебрежительный тон и откровенные оскорбления. – Времени у меня мало, и я не люблю тратить его впустую! И коль уж я до этого притона добрался, так ты меня выслушаешь и что нужно исполнишь! А если дурака валять не прекратишь, я тебя стражникам выдам!

Угроза прозвучала негромко, но по всему залу прокатилась волна недовольного перешептывания. Большинство воров обладает отменным слухом, по возможностям восприятия почти столь же чутким, как обоняние вампиров. В жизни Дарка еще не бывало, чтобы он так быстро нажил столько врагов, а может, и бывало, но только память не сохранила этого неприятного воспоминания.

– Эх, парень-парень, – без капельки злости и даже с искренним сочувствием в голосе произнес торговец запрещенными товарами, почесывая бородку и печально покачивая головой. Не те слова, не в том месте! Советую перед уходом напиться. Когда в стельку, говорят, не так больно на нож напарываться…

В словах похожего на гнома-переростка контрабандиста был смысл. Действительно, Дарк почувствовал, что почти весь зал проникся к его персоне откровенной неприязнью. Здесь бы ему вряд ли что сделали, но стоило ему лишь покинуть «Последний приют», как нашлось бы с дюжину желающих совершенно бесплатно, исключительно ради собственного удовольствия, отправить его в последний путь. Единственное, что оставалось моррону, – это убедить собравшихся в «Последнем приюте» воров, убийц и разбойников, что он им не по зубам; вынуть из их злодейских душ ненависть и вселить туда страх, тем более что верный способ для такой неравноценной замены имелся. Дарку нужно было всего лишь показать присутствующим то, что он уже долее часа скрывал под плащом. Негативное же отношение городских лиходеев к страже было лучшим гарантом, что на него не донесут, по крайней мере без особой надобности…

– Ага, охотников-то завсегда много находится, – зловеще рассмеялся Аламез, небрежно сбросив на пол скрывавший его тайну плащ, – да только кишка у них тонка оказывается. Я знаю… сам проверял!

Полторы дюжины пар глаз одновременно расширились, когда им предстали драные штаны и камзол, покрытые потрескавшейся коркой запекшейся крови. Никому и в голову не пришло, что это кровь стоявшего перед ними человека, а не жизненная влага, выпущенная им из жил врагов. Для усиления и без того шокирующего эффекта Аламез распустил собранные на затылке в пучок волосы и вызывающим взором обвел мгновенно притихший зал. Когда же окровавленные, все еще липкие волосы коснулись плеч и лба, Дарк из обычного, несдержанного на язык глупца превратился для воровского собрания в не знавшее пощады божество войны и убийства, принявшее недавно кровавую ванну и случайно позабывшее обтереться полотенцем.

– Во оно как! – многозначительно хмыкнул Грабл, смотревший теперь на просителя совсем иными глазами. Значица, ты того… боец… Ну и што ж те надоть?

– Оружие и одежду, – по-армейски четко заявил Дарк, несказанно обрадованный не только тем, что разговор наконец-то вошел в нужное русло, но и тем, что ему уже не придется вновь облачаться в грязный, изрядно провонявшийся плащ.

– А с деньжатами как? – вопросил Грабл, решивший сделать-таки исключение и поторговать с имперцем.

– Водятся!

– Вот и славненько, а то я в долг не даю и услугами не принимаю. Я и сам кого хошь, если што, упокою! – заявил контрабандист, ухмыляясь. – Ладно, пошли! Нечего народец кровякой пужать, а то не ровен час стошнит еще кого на соседа… мордобоюшка начнется! Мы ж людишки спокойные тута собрались, нам подобного дерьмеца здеся не надоть!

Грабл чинно и важно поднялся из-за стола и, подав Аламезу рукой знак следовать за ним, вразвалочку прошествовал почему-то не к выходу, а к двери, ведущей в подсобные помещения. Только сейчас моррон догадался, что беседовал не с завсегдатаем, а с настоящим хозяином заведения, считавшим, однако, что у него имеются куда более важные дела, чем денно и нощно надрываться за стойкой, разливая посетителям пиво.

Кавалеристу дико наблюдать, как пехота месит грязь сапогами, и он даже не допускает мысли, что при неблагоприятном стечении обстоятельств мог бы оказаться не на коне, а среди пеших солдат. Крупному торговцу смешны обороты базарного лоточника, а благородная дама не в силах понять, как простолюдинки умудряются тратить на утренний туалет всего какие-то четверть часа, когда ее одну дюжина расторопных служанок успевает одеть и умыть за целых два, а то и три часа. Разные образы жизни порождают неприятие иного, отличного от того, к чему сам привык, а это, в свою очередь, приводит к осознанному или подсознательному презрению всего, что неприменимо лично к тебе.

Дарк Аламез находился в весьма затруднительном положении. Вот уже несколько растянувшихся на вечность минут он стоял перед столом, на котором были аккуратнейшим образом разложены ножи, кинжалы и стилеты, но так и не мог сделать выбор. Моррон привык к совсем иному оружию, настоящему, боевому и поэтому с отвращением взирал на кустарные, плохо выкованные, малоэффективные образцы, какими обычно пользовались альмирские воры. К примеру, стилеты пехотинцев были способны не только почти по самую рукоять углубиться в плоть врага через узкие стыки в доспехах, но при хорошо поставленном, сильном ударе под нужным углом могли пробить насквозь довольно крепкую пластину брони. Те же «игрушки», что он видел перед собой, несомненно, обладали определенными плюсами. Их можно было незаметно носить в рукаве, они были легки, но ощутимый удар в открытом бою ими не нанести. Они казались годными лишь для внезапного нападения, по большей части со спины, когда застигнутая врасплох жертва не готова к отражению атаки или не имеет при себе оружия вообще. С кинжалами да ножами была та же беда: слишком коротки, тонки, и на их не внушающие доверия лезвия нельзя было принять рубящий удар добротного боевого меча.