На следующий день мы возвратились в ставку, но состояние Цесаревича стало так тревожно, что решено было отвезти его обратно в Царское Село. Государь все же отправился в штаб, где провел два часа с генералом Алексеевым. Потом он вернулся к нам, и мы немедленно тронулись в путь. Возвращение в Царское Село было особенно тревожно, потому что силы больного быстро падали. Приходилось несколько раз останавливать поезд, чтобы сменять тампоны. В течение ночи с Алексеем Николаевичем, — которого в постели поддерживал матрос Нагорный, так как его нельзя было оставлять в совершенно лежачем положении, — дважды делались обмороки, и я думал, что это конец. К утру, однако, наступило легкое улучшение, и кровотечение уменьшилось. Мы прибыли наконец в Царское Село; было одиннадцать часов утра. Государыня в смертельной тревоге ожидала нас с Великими Княжнами на платформе вокзала. С бесконечными предосторожностями больного доставили во дворец. Наконец удалось прижечь ранку, образовавшуюся на месте маленького лопнувшего кровеносного сосуда. Государыня приписала, однако, молитвам Распутина улучшение, наступившее утром в состоянии здоровья Цесаревича; она осталась при убеждении, что ребенок был спасен благодаря его помощи.

Государь пробыл несколько дней с нами, но он спешил снова уехать, желая воспользоваться относительным затишьем на всем протяжении фронта, чтобы осмотреть войска и войти с ними в возможно более близкое соприкосновение. Его поездки на фронт удались великолепно. Его присутствие повсеместно возбуждало сильнейший энтузиазм не только среди солдат, но также и среди крестьян, которые на каждой остановке поезда толпами сбегались из окрестностей, стараясь увидеть Царя. Государь был убежден, что должен сделать все усилия, чтобы оживить в народе и в армии чувство патриотизма и привязанности к нему. Пережитые им только что часы заставляли его верить, что он этого действительно достиг, и те, кто его сопровождал, поверили в это так же, как и он. Была ли это иллюзия? Надо очень плохо понимать русский народ и не знать, насколько глубоко укоренилось монархическое чувство в мужике, чтобы не допустить, что это была действительность.

Государь выехал 25 декабря обратно в Ставку один и три дня спустя сделал смотр на границе Галиции гвардейским дивизиям, сосредоточенным там ввиду предстоявшего наступления. Отсутствие Алексея Николаевича причинило ему настоящее горе, так как он заранее радовался мысли показать его гвардии. Вслед за этим он вернулся в Могилев.

К концу 1915 года военное положение России значительно улучшилось. Армия воспользовалась месяцами, последовавшими за остановкой большого германского наступления (в конце сентября 1915 года), и, благодаря громадным резервам, имевшимся в стране, легко возместила тяжелые потери, понесенные ею во время отступления. Еще раз немцы увидели, что обманулись в ожидании тех крупных преимуществ, на которые они расчитывали и которые, казалось, должны были быть им обеспечены блестящими успехами начала кампании. Они все более и более сомневались в возможности силою оружия сломить упорное сопротивление русских. Умелой пропагандой и ловкими интригами они пытались вызвать внутри России волнения, которые ускорили бы, как они на то надеялись, развязку, составлявшую предмет столь страстного их желания. Но они встретили в лице Государя непреодолимое препятствие к осуществлению своих замыслов. Это препятствие требовалось устранить.

Приняв лично командование и подвергая риску в этой борьбе свою корону, Государь окончательно отнял у врага всякую надежду на соглашение. В Берлине понимали, что Николай II останется верен своим союзникам до конца, и что все попытки сближения разобьются об его непоколебимую волю продолжать войну во что бы то ни стало. Кроме того было известно, что Царь являлся единственной связью, объединяющей различные части Империи, и что в случае его свержения никакая организованная власть не в состоянии помешать расчленению и предотвратить анархию в стране. Все усилия немецкаго главного командования имели целью подкопаться под престиж монархии и вызвать свержение Государя. Чтобы достигнуть этой цели, надо было прежде всего скомпрометировать Царя в глазах народа и союзников. Германия располагала в России могущественными орудиями действия и осведомления и все пустила в ход, чтобы распространить мысль, будто Государь не очень склонен продолжать войну и хочет заключить сепаратный мир. Царь решил покончить с этими интригами и ясно определить свои намерения. 2 января, в Замирье, где он делал смотр полкам армии генерала Куропаткина, он заключил свое обращение к войскам следующим торжественным заявлением: «Вы можете быть вполне спокойны; как я уже заявил в начале войны, я не заключу мира до тех пор, пока мы не изгоним из наших пределов последнего неприятеля, и я заключу этот мир лишь в полном согласии с нашими союзниками, с которыми мы связаны не только договорами, но искренней дружбой и пролитою кровью!»

Николай II подтверждал таким образом среди своих войск торжественное обязательство, принятое им 2 августа 1914 года и возобновленное им, когда он взял на себя Верховное командование русскими войсками. Правительство, желая дать возможно более широкую огласку этой речи Государя, приказало напечатать ее для распространения в полках и деревнях.

Царь продолжал посещать фронт и Ставку в течение января и февраля. В Могилеве он провел и русский Новый год и вернулся в Царское Село 21 февраля, накануне открытия Думы. Пять дней перед тем весть о взятии Эрзерума, который так долго был центром сопротивления турецкой армии, наполнила радостью все русские сердца. Это был действительно блестящий успех, и наступление кавказской армии продолжало быстро развиваться. На следующий день по своем прибытии Царь, согласно уже ранее высказанному намерению, отправился вместе с братом, Великим Князем Михаилом Александровичем, в Таврический дворец, где Дума должна была возобновить в этот день свои занятия. Тут в первый раз представители народа принимали своего Монарха, и в политических кругах приписывали большое значение этому отныне историческому событию. Оно свидетельствовало об искреннем желании Государя установить более тесное сотрудничество с народным представительством, и ему за это были тем более благодарны, что доверие к правительству было поколеблено поражениями, испытанными армией, и тяжелыми обвинениями, возведенными на бывшего военного министра, генерала Сухомлинова.

По своем прибытии в Таврический дворец Царь был встречен председателемь Государственной Думы М. В. Родзянко, который провели его в Екатерининский зал, где он присутствовал на благодарственном молебне по случаю взятия Эрзерума. Обратившись вслед за тем к депутатам, Государь высказал им всю радость, которую он испытывал, находясь среди них, и свое безусловное убеждение, что в трагические минуты, переживаемые Россией, они соединят все свои усилия и будут работать в полном согласии на благо родины. Бурная овация была ответом на его слова. После осмотра зал и канцелярий Таврического дворца Государь уехал. Полчаса спустя, председатель Думы, открывая заседание, сказал в своей речи: «Великое и необходимое благо для Русского Царства, непосредственное единение Царя с его народом, отныне закреплено еще могучее и сильнее, и радостная весть эта наполнит счастьем сердца всех русских людей во всех уголках земли русской и одушевит новым приливом мужество наших славных и доблестных бойцов — защитников родины».

В этот памятный день казалось, что все — Царь, министры и народные представители имели одну лишь мысль — победить во что бы то ни стало!

В тот же вечер Государь посетил Государственный Совет, который равным образом приступал к работам. Затем он вернулся в Царское Село, откуда на следующий день выехал в Ставку. Это было во время самого сильного натиска на Верден, и Россия должна была выступить без замедления, чтобы оттянуть на себя возможно более значительные силы неприятеля. Наступление было решено: оно началось около 15 марта в районе между Двинском и Вильной и вначале увенчалось успехом. Но русские продвигались медленно, потому что немцы оказывали им ожесточенное сопротивление. Кроме того, условия местности были чрезвычайно неблагоприятны. Была оттепель, дороги были почти непроходимы, и люди продвигались по страшной грязи и болотам. С начала апреля русское наступление стало ослабевать и, наконец, совсем остановилось. Однако эта диверсия принесла свою пользу, и немцы принуждены были притянуть значительные силы на угрожаемые участки фронта.