Это был, надо признаться, очень ловкий способ выпутаться из затруднительного положения. Если бы Вырубова поправилась, Распутин обеспечивал себе ее вечную признательность, так как, благодаря ему, ее выздоровление как бы вновь освящало призвание, выполняемое ею при Императрице; — если бы она умерла, Ее Величество видела бы в ее смерти неисповедимую волю Провидения и скорее бы утешилась в ее потере.[40]

Это его вмешательство вновь усилило влияние Распутина, но только временно; несмотря на все, чувствовалось, что что-то изменилось, и значение его уменьшилось. Я испытывал большое удовлетворение, убеждаясь в этом; я тем более радовался этому, что несколько времени перед тем у меня был длинный разговор о старце с швейцарским посланником в Петрограде.[41] Подробности, данные им во время нашего разговора, не оставили во мне ни малейшего сомнения насчет действительной личности Распутина. Он был, как я и предполагал, сбившимся с пути мистиком, обладавшим какой-то психической силой, неуравновешенным человеком, обуреваемым поочередно, то плотскою похотью, то мистическими стремлениями; это было существо, способное после ночных оргий неделями предаваться религиозному экстазу… Но я никогда до этой беседы не подозревал того значения, которое, не только в русских кругах, но даже в иностранных посольствах и миссиях Петрограда, придавали политической роли Распутина; значение его сильно преувеличивали, но один тот факт, что подобное влияние могло существоват, было уже вызовом общественному мнению. Кроме того, присутствие этого человека при Дворе было поводом к удивлению и осуждению для всех, кто знал разгульность его личной жизни. Я отдавал себе отчет в том, что в этом заключалась большая угроза престижу Их Величеств, и что это послужит орудием, которым враги рано или поздно воспользуются против них.

Единственным средством было бы удаление Распутина, но где была сила, способная вызвать его опалу? Я слишком хорошо знал глубокие причины его влияния на Императрицу, чтобы не бояться, наоборот, нового усиления этого влияния, если бы обстоятельства ему благоприятствовали.

Эти шесть первых месяцев войны не принесли ожидаемых результатов, и все заставляло предвидеть, что борьба будет очень долгая и тяжелая. Могли появиться непредвиденные осложнения, так как продолжение войны должно было повлечь за собой очень большие экономические трудности, грозившие вызвать недовольство и беспорядки. Все это сильно беспокоило Государя и Государыню; они имели очень озабоченный вид.

Как всегда в тяжелые и тревожные минуты, Царь и Царица черпали нужную им поддержку в религии и в любви своих детей. Великие княжны просто и благодушно относились ко все более и более суровому образу жизни во дворце. Правда, что все их прежнее существование, совершенно лишенное всего, что обычно красит девичью жизнь, приготовило их к этому. В 1914 году, когда вспыхнула война, Ольге Николаевне было почти 19, а Татьяне Николаевне только что минуло 17 лет. Они никогда не присутствовали ни на одном балу; им довелось лишь участвовать на двух-трех вечерах у свой тетки, великой княгини Ольги Александровны. С начала военных действий у них была одна лишь мысль — облегчить заботы и тревоги своих родителей. Они окружали их своей любовью, которая выражалась в самых трогательных и нежных знаках внимания.

Какой пример, если бы только о нем знали, давала эта столь достойная семейная жизнь, полная такой нежности! Но как мало людей о ней подозревали! Правда, что эта семья была слишком равнодушна к общественному мнению и укрывалась от посторонних взоров.

Несмотря на осенние успехи русских в Галиции, положение весной 1915 года оставалось очень неопределенным. с обеих сторон готовились возобновить борьбу с новым ожесточением. Со стороны русских были приняты, казалось, все меры, дабы придать армии возможно большую боеспособность и обеспечить правильное ее снабжение. По крайней мере Государь, на основании представленных ему докладов, был в этом уверен и возлагал все свои надежды на эту весеннюю кампанию.

Наступление начали австрийцы, но русские произвели сильную контратаку, и их превосходство не замедлило ясно обнаружиться по всему фронту.

В первую половину марта их успех продолжал утверждаться. 19-го они заняли крепость Перемышль; весь гарнизон и весьма значительная военная добыча попали в их руки. Это была громадная радость для всей страны. Государь вернулся 24 марта из Ставки; он сиял. Повернется ли боевое счастье окончательно в сторону России?

В половине апреля русские войска заняли вершины Карпат и стали угрожать богатым равнинам Венгрии; австрийская армия выбилась из сил. Но эти успехи были куплены ценой огромных жертв. Борьба в горах продолжалась в условиях, чрезвычайно тяжелых для победителя. Вдобавок, затянувшаяся война давала себя чувствовать и внутри страны; население начало страдать от дороговизны съестных припасов, а недостаток перевозочных средств останавливал хозяйственную жизнь. Необходимо было найти выход из создавшегося положения.

Между тем Германия не могла оставаться безучастной к крушению австрийской армии. Как только опасность ясно ей представилась, она постаралась ее предотвратить, приняв все зависевшие от нее меры. Несколько немецких корпусов было сосредоточено на восток от Кракова и поставлено под команду генерала фон Макензена, который должен был атаковать русскую армию с фланга и стараться отрезать от их базы войска, действовавшие в Карпатах. Наступление состоялось в начале мая, и под давлением немцев русская армия была принуждена быстро отступить из западной Галиции на восток. Приходилось мириться с очищением Карпатских проходов, занятие которых стоило таких усилий, и спуститься в равнину. Войска дрались с замечательной храбростью и стойкостью, но у них не было оружия и снарядов. Отступление продолжалось. 5 июня неприятель вновь занял Перемышль, 22-го Львов, а в конце месяца почти вся Галиция, эта славянская земля, завоевание которой так радовало русские сердца, — была очищена.

Вслед за этим немцы предприняли сильное наступление в Польше и стали быстро продвигаться, несмотря на ожесточенное сопротивление русских. Положение было серьезно, весь русский фронт был поколеблен и отодвигался под натиском австро-германских армий. Общественное миение было обеспокоено, хотело знать, на кого падала ответственность за эти поражения, искало виновников, требовало наказаний.

Государь очень тяжело переживаль события. Удар для него был тем более жесток, что он совершенно его не предвидел. Однако он не склонялся перед несчастьем. 25 июня он сместил военного министра, генерала Сухомлинова, преступная бездеятельность которого, казалось, возлагала на него ответственность за внезапно обнаружившуюся невозможность снабдить войска. Он заменил его генералом Поливановым. 27 июня он собрал в Ставке под своим председательством совет, в котором приняли участие все министры. Надо было поднять общую энергию, мобилизовать все силы и все средства страны для борьбы до победного конца с ненавистным врагом. Было решено созвать Думу. Первое заседание ее состоялось 1 августа, в годовщину объявления войны Германией России. Твердое и мужественное настроение собрания способствовало успокоению умов. Но, приглашая всю страну содействовать защите родины, Дума требовала, чтобы виновники несчастия были найдены и наказаны. Несколько дней спустя, Государь назначил «верховную следственную комиссию», чтобы установить, на ком лежит ответственность за национальное поражение.

В это время, наступление немцев в Польше продолжало развиваться; 5 августа была покинута русскими Варшава, и войска перешли на правый берег Вислы. 17 августа было взято Ровно; одна за другой все русские крепости падали под напором неприятеля, которого, казалось, никакие преграды уже не способны были задержать. В конце августа все Царство Польское было в руках немцев.