— Ничего. Просто я задаю вопросы, над которыми тебе не хочется думать. Меня это немного развлекает. Итак, продолжим. Тебе известно, где мы находимся?

— В джунглях, у черта на рогах где-то в районе местонахождения его макушки, — вяло ответил Брент. — Доволен?

— Браво, котелок у тебя заработал. А, позволительно будет спросить, с какой целью мы здесь?

— Выполняем задание Голливуда: натурные съемки для экзотической кинофеерии “Крошка Пип и тигр, которого звали Джонни”.

— Превосходно! Тропп — в роли главного режиссера, четыре ряда колючей проволоки — в качестве декораций, статисты — парни в форме морской пехоты, киносценарий — под грифом “совершенно секретно”. Вот только названия кинофеерии ты не угадал: “Операция "Кентавр“”.

— Как? На территории суверенного государства?

Мелтон прищурил левый глаз и глубоко затянулся табачным дымом.

— Ха! — выдохнул он. — На территории… Нам что, привыкать? Устроим какую-нибудь пакость планетного масштаба, разбирайся тогда, где чья территория.

— Ты сегодня мрачно настроен, Боб.

— А ты так ничего и не понял.

Мелтон поднялся, пнул ногой кресло и перешел в другой угол веранды.

— Пойди сюда, Эл. Я хочу тебе кое-что показать. Смотри.

День угас. Джунгли с изумительной быстротой сменили солнечную одежду дня на темное вечернее платье, украшенное алмазами звезд. Но за рекой, там, куда показывал Мелтон, верхушки деревьев почему-то сохраняли слабый пепельно-изумрудный цвет. Не сразу Брент сумел заметить среди океана растений робкое зеленоватое свечение. И только внимательно всмотревшись, он сообразил, что перед ним какое-то необычное сооружение в виде пологого купола.

— Что это?

— “Кентавр”, — коротко ответил Мелтон.

Внезапно осознав масштабы гигантского сооружения в джунглях, Брент присвистнул от удивления.

— Рано свистнул. Ты видишь всего лишь сегмент огромного шара, на девять десятых окрытого под землей. Вокруг него расположены невидимые отсюда корпуса лабораторий и специальных энергетических станций. Вот теперь можешь свистнуть.

Брент промолчал. Он задумчиво смотрел, как дрожат и переливаются звезды. Мирно звенели цикады, со стороны реки доносились тихие всплески, влажный теплый воздух был насыщен одуряющим ароматом. Казалось, ночь будет длинной и безмятежной.

— Послушай-ка, Боб, тебе что-нибудь известно о проекте “Восток”?

— Только то, что “Восток” и “Кентавр” — это одно и то же. Почему ты спросил об этом? Ага, понимаю: отказавшись от участия в разработке проекта “Восток”, ты угодил сюда… в самую гущу событий. М-да… В этом мире чертовски трудно принадлежать себе самому.

— Что же это такое? — тихо спросил Брент.

— Не знаю. Пока не знаю. Да и наплевать мне на это. И тебе наплевать. Все равно ничего не изменится. Иди сюда, пропустим еще по стаканчику — и спать. Ты, я вижу, устал с дороги, да и мне необходимо выспаться.

— Ты, кажется, пьян? Раньше, мне помнится, ты терпеть не мог виски.

— Мало ли что было раньше. Теперь я с ним в дружбе. Раньше… — Мелтон зло рассмеялся. — Помнишь Корею? Чтобы спасти меня, ты был вынужден ухлопать корейскую девчонку, хотя тебе это было не очень приятно. А теперь тебя заставят уничтожить весь мир, чтобы спасти его от коммунизма, и тоже не спросят — нравится тебе это или нет. Эх, старина, иногда мне кажется, что всевышний, создавая землю, ошибся колодкой, оттого и получилась она такая нескладная. И кончится тем, что обиженные богом люди развалят ее на куски. Не знаю, появится ли у всемогущего желание вновь создавать Адама. Наверное, нет. Спокойной ночи. Твоя постель в комнате, но, если хочешь, можешь спать здесь. Не забудь накинуть защитную сетку.

Брент не слышал, когда ушел Мелтон. “Помнишь Корею?” Он стиснул зубы, но изуродованные временем воспоминания уже вцепились в податливый мозг.

…Едкий дым горящего селения, на плечах — тяжелая ноша, в шею врезался ремень автомата. Ноша — раненный в грудь Мелтон. Он тяжело обвис и стонет, хрипит, а идти так трудно. Когда же он умрет? Вокруг чужие поля, чужие люди, чужая ненависть. Надо быстрее уходить отсюда, как можно быстрее… Нет, вдвоем не уйти. Ох, как мешает эта стонущая ноша! Пусть она полежит на земле, может быть, ее не придется тащить дальше… Нет, нет! Ведь это все, что осталось от тех, пятерых, разбросанных одним снарядом, все, что осталось от прошлой дружбы, от юношеских грез. Не знал он тогда, что ровно через двадцать минут это будет все, что останется ему для оправдания себя в будущем. И он спешил, задыхаясь от страха, изнемогая от усталости, — растерянный жалкий мальчишка. Двадцать минут, тысяча двести секунд… Тогда их не было слышно, как сейчас, тогда был только страх и его причина. Теперь же, столько времени спустя, они чеканным шагом углубляются в память: так-так-так. Секунды секундам рознь. Одни из них играют отблесками полузабытого смысла, другие мертвыми лицами бессмысленно глядят из глубин отягощенной памяти… В глазах той девушки тоже был смысл, чужой, но настолько понятный, что похолодела спина. Она упала… Руки долго еще ощущали тяжелую дрожь автомата, но это были уже не его руки. Неподвижный, он долго смотрел, как ненавидящий взгляд медленно вмерзал в застывшую темень ее зрачков. За черной гранью смерти смысла не было… Был только дым пожара, была чужая ноша на чужих онемевших плечах, был красный зрак уходящего куда-то солнца…

Брент провел ладонью по лицу. Над горизонтом взошла багровая луна, похожая на купол фантастического храма.

Мелтон поднял руку, призывая к вниманию.

— Господа! Сегодня я получил возможность представить вам моего друга и нашего коллегу. Знакомьтесь: Элвин Говард Брент!

Брент с интересом вглядывался в лица знакомых и незнакомых людей.

— Эдгар Моррисон, — с вежливым, но холодным поклоном представился сухощавый рыжеволосый человек с неприятным волевым лицом. — Я слышал о вас.

“Знаменитый Моррисон? На фотографиях он выглядит намного лучше.”

Подошел Вагер.

— Здравствуй, Эл! Вот уж не думал встретиться с тобою здесь. — Вагер крепко сжал протянутую руку и тихо добавил: — Теперь, по крайней мере, я не буду чувствовать себя таким одиноким.

“Еще не ясно, Джерри, кому из нас нужнее утешение…” Брент ободряюще кивнул ему.

— Чарльз Драйв, — пробормотал высокий сутулый человек.

Он, видимо, хотел сказать что-то еще, но только быстрым жестом поправил очки на своем бледном лице и сунул для пожатия холодную вялую ладонь.

— Льюис Ливатес, — громко и весело сказал рослый малый с красивым нагловатым лицом. — Рад познакомиться с вами; очень рад.

“Чему он радуется?”

— Бишоп. Том Бишоп, — приятным голосом представился молодой смуглолицый человек. Его умный и грустный взгляд почему-то смутил Брента.

— Чарльз Бишоп вам, случайно, не родственник?

— Этот вопрос стал для меня традиционным. Да, Чарльз Бишоп — мой отец.

— Я имел случай беседовать с ним во время работы филадельфийского конгресса физиков. Вы вправе гордиться именем своего отца.

— Благодарю вас, мистер Брент.

Седовласый тучный старик с потухшей трубкой в зубах подошел почти вплотную и, сунув руки в карманы брюк, хрипло произнес:

— Фридман.

Затем он вынул изо рта свой неуклюжий курительный прибор и не спеша повернулся спиной к изумленному Бренту.

“Думал ли я, что увижу живого Фридмана! Вот так удача! Однако этот почтенный диплодок с норовом…”

Глаза Мелтона настороженно сузились.

— Дайте же мне возможность поздороваться с моим старым приятелем Смэдли Эвансом, — мягко отстранил Брент старика.

Не обращая внимания на, отступившего в замешательстве Фридмана, Брент выжидающе смотрел на постную физиономию Эванса. Тот медленно приблизился.

— Рад тебя видеть, Элвин, Как поживаешь?

— Превосходно, Смэдли, — ответил Брент и, понизив голос, добавил: — Вот мы и встретились. Поистине неисповедимы пути господни!