— Одна лошадка, ритмично дергая, может сокрушить пирамиду или… — раздумчиво протянул мистер Клеменс. — Я на следующей неделе отплываю в Европу, посещу, естественно, и Париж…
— О, Париж! — воскликнул Ник. — Я там работал полтора десятилетия назад, безвестный инженер! А четыре года назад я приехал туда, чтобы прочитать лекцию перед Международным обществом электриков. Я вернулся и — не узнал Парижа моей молодости. Как же может изуродовать город всего одно сооружение!
— Догадываюсь, о чем ты говоришь. Вот и я подумал… А не одолжишь ли ты мне одно из своих устройств?
Друзья заговорщицки перемигнулись и расхохотались.
— Смеются! — возмущенно пробурчал один из полицейских, спускаясь по лестнице. — Все им нипочем!
— Да уж, — веско сказал сержант Маккейн, — а у нас, с тех пор как этот колдун объявился в округе, не было ни одного спокойного дня…
— А кто это был с ним? — спросил второй полицейский. — Мне его лицо показалось знакомым.
— Марк Твен, писатель, тоже большой, шутник, — с осуждением в голосе ответил Маккейн.
— Ну а колдуна, колдуна-то как зовут? — спросил первый.
— Чертова колдуна зовут Тесла! Мистер Никола Тесла!
— Все-то вы знаете, сэр!
Сержант Маккейн самодовольно надул щеки.
Глава 2
В глубине Скалистых гор
Нечто похожее промелькнуло и на лице мужчины, сидевшего перед ноутбуком. Он откинулся в кресле, вытянул, потягиваясь, ноги, закинул руки за голову, расправил плечи и удовлетворенно произнес:
— Не Марк Твен, конечно, но для первого опыта вполне, — задумался, стер две последние строчки, пробежал глазами концовку и с еще большим удовлетворением воскликнул: — Так лучше, так намного лучше!
Из иконки в правом нижнем углу дисплея выскочила фигурка почтальона с письмом в руках. Мужчина поспешно открыл текст и прочитал послание.
«Всем экспериментаторам планеты — наш пламенный привет! Как успехи?»
Мужчина оттолкнулся ногами и подкатился на кресле к столу у стены, заставленному физическими приборами. Два из них, блещущие медью клемм и лаком деревянных корпусов, могли бы послужить украшением музея истории электротехники. Два других являли достижения современной китайской промышленности. Компромиссом между этими приборами, разделенными вековой пропастью, служил самописец, выводивший подрагивающим пером линию на движущейся бумажной ленте. Линия шла вверх. Мужчина скосил глаза направо, на мелькавшие на небольшом дисплее цифры, потом перевел взгляд налево, на мерно колеблющуюся проволочную рамку, хмыкнул и вернулся к компьютеру.
«Алекс — Юстасу. Все идет по плану. Напряженность растет».
«Петька, не морочь мне голову, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Это какой-то артефакта».
«Рекомендую иногда заглядывать в словарь иностранных слов и не разбрасываться почем зря незнакомыми терминами. Как известно любому школьнику, артефакт — искусственно сделанное, именно этим мы и занимаемся. Прием».
«А чем мы, кстати, занимаемся?»
«Объясняю еще раз для непонимающих. Мы создаем стоячие волны и накачиваем их энергией за счет резонанса, как учил нас великий Тесла».
«Чушь все это собачачья. Стоячие волны хороши лишь для лекций в университете. Получить стоячую волну на таком расстоянии, тем более накачать ее энергией при используемой нами мощности установок НЕВОЗМОЖНО».
«Если ты так в этом уверен, то почему ввязался в это дело?»
«Вам, обитателям Веселого леса, не понять нас, австралийских аборигенов. Тут со скуки и не в такое ввяжешься. Да и как я мог отказать в пустяшной просьбе однокашнику? Ведь мы же русские люди!»
«Все, русский человек, хватит болтать. Давай включай модулятор».
«Да я-то включу! Наше дело петушиное: прокукарекал, а там хоть солнце не всходи! Включил».
Мужчина, обретший имя Петр, поднялся с кресла, подошел к лабораторному столу, нажал какую-то кнопку на приборе, подкрутил ручку, настраиваясь на определенную частоту, еще раз внимательно посмотрел на ползущую вверх кривую на самописце, на проволочную рамку, колеблющуюся со все большим размахом, удовлетворенно кивнул головой. Потом сладко потянулся, потер пальцами и без того красные глаза.
«Тяжело уже дается ночь без сна, — подумал он, — да, кстати, что у нас со временем? — он посмотрел на часы. — О, почти четыре! Ждать осталось недолго! Отлить надо, а то еще приспичит в самый, неподходящий момент».
Он вышел на крыльцо, прошел по дорожке к ближайшим кустам, отлил, затем вышел на небольшую полянку и стал оглядываться. Сзади, закрывая полнеба, громоздились горы, самые что ни есть Скалистые. Чуть поодаль и ниже раскинулся спящий город, расчерченный прямыми линиями огней. Лес вокруг, казавшийся днем редким и чахлым, наваливался плотной массой на бревенчатый одноэтажный дом с высокой двускатной крышей. Почти из самого ее конька торчала длинная спица антенны, поблескивающая в свете полной луны. В предрассветной тишине донесся далекий шум автомобиля, движущегося по шоссе со стороны города. Взвизгнули тормоза, потом шум чуть изменился, став более натужным и каким-то шуршащим. «Наверно, свернули на дорогу, ведущую вглубь гор, — подумал мужчина. — Кого это несет нелегкая? Надеюсь, не ко мне». Дорога эта являла местный вариант грунтовки, когда грунт — камень, то и дорога из мелкого щебня. Проходила она метрах в пятистах от дома, случалось, что за день по ней не проезжала ни одна машина. «Март по здешнему климату не лучший месяц для поездок на природу», — подумал мужчина и зябко передернул плечами. Дальний свет фар легко прошил полосу леса и тут же ушел в сторону и вверх. Между деревьями мелькнула какая-то тень, хрустнул сучок, зашелестели ветки, как будто ктото продирался сквозь подлесок. «Надо же, здесь водится крупная живность, — подумал мужчина, — кабаны, наверно». Шум улепетывающего зверя какое-то время накладывался на шелест покрышек по гравию, потом все как-то резко стихло. Вновь воцарилась тишина, еще более звонкая. После ослепления вспышкой света темнота показалась мужчине еще более глубокой.
И вдруг высоко в небе прошел волнами всполох, переливающийся всеми красками спектра. «А еще говорят, что ночью все кошки серы, потому что человеческий глаз а темноте не различает цветов, — усмехнулся мужчина, — а вот извольте! Как в радуге, вернее, как в северном сиянии. Откуда в этих широтах Северное сияние?» Додумать эту мысль помешал нарастающий гул, исходивший со стороны дома.
Мужчина опрометью бросился туда, взлетел на высокое крыльцо, ворвался в комнату, обогнул стоявшую посередине большую катушку, свернутую из толстой медной проволоки, подскочил к лабораторному столу. Самописец давно зашкалил, его перо судорожно билось о верхнюю кромку. Цифры на китайском приборе мелькали столь часто, что определить значение было невозможно. Раритетная проволочная рамка из-за быстрых колебаний представлялась цилиндром. Замигал свет и вдруг вспыхнул с неожиданной холодной силой. Мужчина с изумлением уставился на запаянную с двух сторон стеклянную трубку, обычную трубку, без проводов и прочих приспособлений, из обычного, как казалось, стекла, без каких бы то ни было покрытий снаружи или внутри. Слепящий, под стать голливудскому юпитеру свет исходил от нее. Мужчина инстинктивно прикрыл глаза ладонью, тут его уши уловили характерное потрескивание — кто слышал, тот ни с чем не спутает. Мужчина резко обернулся к катушке. По голому медному проводу, идущему от катушки вверх к антенне, пробегали, потрескивая, яркие искры. «Ох, ё, полыхнет!» — только и успел вымолвить мужчина. Как-то нехорошо хрюкнул ноутбук. Мужчина бросился было его выключать, но тут же и замер, наблюдая, как жидкокристаллический дисплей стекает вниз мутными потоками. И еще он почувствовал, что через несколько мгновений он сам растечется по полу грязной лужицей. Мысли метались в голове, грозя пробить черепную коробку, сердце рвалось наружу из грудной клетки, колотя по ребрам с частотой ударов двести в минуту, басовито ныла увеличенная печень, тихо скулил желудок, скрипели суставы, мышцы подрагивали, стремясь оторваться от костей, а прямая кишка вдруг наполнилась жидким содержимым, настойчиво желавшим излиться. Мужчина схватил со стола маленькую черную коробочку и бросился вон.
