— Да, помнится, ты что-то писал об этом. Но мне кажется, что ты сам не веришь в это. Любому человеку свойственно ощущение уникальности его личности, и тебе эта свойство должно быть присуще в наивысшей степени, ведь ты — действительно уникальная личность.
— Это лишь игра слов. Моя, как ты говоришь, уникальность заключается лишь в том, что я гораздо более чувствительный автомат, чем другие люди, я ощущаю воздействия, к которым другие невосприимчивы, и могу толковать их. Я лишь более утонченный автомат, чем другие, мои отличия от других людей количественные, а не качественные.
— Поэтому ты и стал создавать свои механические автоматы?
— Да, конечно. Сорок пять лет назад, в канун нового века, я решил создать расу роботов, механических людей, которые будут выполнять за человечество все тяжелые работы. Подобный автомат, являющийся моим механическим подобием, должен иметь движущую силу, органы передвижения, органы управления и один или более органов чувств, настроенных так, чтобы он действовал под влиянием внешних стимулов. Движения этой машины, рассуждал я, будут напоминать движения живого существа, так как у нее будут все его элементы. Для создания полной копии остаются еще способность роста, размножения и, главное, ум. Но расти ей необязательно, поскольку машины можно сразу производить, так сказать, в полный рост. А что касается размножения, но о нем тоже можно не заботиться, поскольку для механических моделей оно означает просто-напросто процесс производства.
Будет ли это автомат из костей и плоти или из дерева и стали — не имеет значения, если он сможет делать все то, что требуется от мыслящего существа.
А для этого ему нужен элемент, соответствующий уму, который будет управлять его движениями и действиями, и определять его поведение в любых непредвиденных ситуациях. Наделить его таким элементом несложно…
— Ой ли!
— Сконструированные мною аппараты обладали, так сказать, заимствованным умом, они подчинялись моим командам и двигались в соответствии с движениями моих мыслей. Но у меня был готов план, как придать этим автоматам способность к самообучению, выполняя данные команды, они научатся понимать, что можно и чего нельзя делать, они будут набираться опыта, иначе говоря, копить впечатления, которые будут влиять на их последующие действия.
— И что же помешало тебе претворить этот план в жизнь?
— Люди оказались не готовы к восприятию этих идей, о которых я писал и говорил открыто. Они считали это совершенно недостижимым. А те немногие, кто был склонен считать мое изобретение применимым, были заинтересованы лишь в создании самодвижущейся торпеды для подрыва военных судов или беспилотного самолета для бомбардировки городов, или ракеты, самостоятельно находящей объект уничтожения. Менялись времена и люди, а цель оставалась прежней — разрушение. Не созидание. Я не хотел и не хочу в этом участвовать.
— Марионетке позволительно иметь желания? — раздался вкрадчивый голос.
— Ты поймал меня! — рассмеялся Тесла. — Ты умен! Не побоюсь сказать: чертовски умен!
— Ты мне льстишь или, если угодно, говоришь истинную правду. Но продолжим о желаниях марионетки. Какие такие силы окружающей среды пробуждают их?
— Не силы, согласен. Голоса. Вернее, голос. Все что-то нашептывает на ухо, соблазняет, искушает… Впрочем, может быть, и сила.
— Понимаю тебя.
…Часть силы той, что без числа
Творит добро, всему желая зла.
— Это нечестная игра! Гёте — мое оружие!
— Ты не обладаешь монополией на Гёте. Я, как и ты, волен использовать его когда захочу. Волен или не волен?
— Волен, волен.
— А ты — волен или не волен?
— Кто ж мне запретит?
— Ага! У марионетки, оказывается, есть еще и воля!
— Ах ты, старый софист!
Глава 8
Главный наследник
Голоса в номере стихли. Представительный мужчина подождал немного, прислушиваясь, потом легонько постучался и тут же нажал на дверную ручку.
Савва Косанович, единственный из всех жителей Земли, имел право беспрепятственного входа к Тесле. Не потому, что он был чрезвычайным и полномочным послом Югославии, родины великого ученого (оборот этот мужчина проговаривал часто, с гордостью и удовольствием. Помимо этого он был сыном Марицы, младшей сестры Теслы. Только это имело значение.
Косанович окинул быстрым взглядом номер. Дядя при параде, в визитке, на ногах — изящные, сделанные на заказ ботинки, их сужающиеся носы заканчиваются тупым обрывом, верх, скрытый под брюками, доходит до середины икры. На руках — тонкие серые замшевые перчатки. На столике между двумя креслами — корзинка с бутылкой вина (непременно французского и безумно дорогого, подумал Косанович), бокал для вина, бутылка, впрочем, не почата, а бокал стерильно чист. С другой стороны столика стоит наполовину выпитый стакан молока.
Он раскинул руки как бы для объятий, сделал несколько шагов навстречу дяде, остановившись в полуметре. Тесла не только не терпел объятий, он никого не подпускал к себе ближе метра. Расстояние вытянутой руки было признаком интимной близости, такое дозволялось только племяннику. Врачи? Тесла никогда не пользовался их услугами.
— Твоими молитвами, Саввушка, — ответил Тесла по-сербски, — спасибо, что навестил всеми брошенного старика.
— Но у тебя, как я вижу, посетитель, — Косанович повел головой в сторону столика.
— Был, — коротко ответил Тесла, усмехаясь.
— Ты нас познакомишь?
— Он ушел.
— Как? — изумился Косанович. — Разве что через окно.
Тесла согласно кивнул и, указав рукой на приоткрытое окно, продекламировал:
Чертям и призракам запрещено
Наружу выходить иной дорогой,
Чем внутрь вошли; закон на это строгий.
— Опять «Фауст», вечный Гёте! Похоже, дядя, ты обдумываешь какую-то новую идею.
— Конечно.
«Быть может, Савва — последний, кто навестит меня на этом свете, — вот о чем думал Тесла. — Так третий ларец — его?»
Мысль эта не вызвала энтузиазма. Тесла любил племянника. Он был внимателен, заботлив, почтителен, искренне восхищался дядей, немало делал, чтобы прославить и увековечить его имя, носился с идеей создания в Белграде музея Теслы и выбил ему вполне сносную пенсию от югославского правительства — шестьсот долларов в месяц. Но он был дипломатом и представлял страну, сшитую из лоскутов всего лишь четверть века назад, раздираемую внутренними противоречиями и к тому же подвергшуюся агрессии нацистской Германии. Он метался между различными сторонами, вовлеченными в эти конфликты, и втягивал Теслу во все эти дела. То он приводит к нему в отель находящегося в изгнании юного югославского короля, то просит подписать обращение к новому коммунистическому лидеру Югославии Иосипу Броз Тито…
— Дядюшка, может быть, ты все же встретишься с Элеонорой? — донесся голос Косановича, подтверждая эти мысли. — Поддержка американского президента нам жизненно необходима.
«Равно как и Черчилля, и Сталина, — неприязненно подумал Тесла, — слава богу, ты не можешь организовать встречу ни с ними, ни с их женами».
Собственную неразборчивость во встречах и контактах Тесла при этом забывал. В течение многих лет он был близок с немецким поэтом и скандальным журналистом Георгом Сильвестром Виреком, по слухам, внебрачным внуком кайзера Германии Вильгельма II. Ярый немецкий националист, Вирек в тридцатые годы перекинулся на сторону Гитлера, став, по сути дела, его американским представителем. Он усиленно обхаживал Теслу, уговаривая его переехать в Германию, где ему будут созданы все условия для работы. Над чем? Тесла понимал без слов: над «лучами смерти».
С тем же подкатывались к Тесле и Советы. Началось это еще при жизни Ленина, который обратился к Тесле с предложением приехать в Россию для внедрения «систем многофазного переменного тока и строительства региональных энергораспредепительных станций». Тесла не поехал, уравновесив этим отказ в аналогичной просьбе императору Николаю II. Но в тайное общество «Друзей Советской России» вступил и даже дал кое-какие деньги на помощь голодающим. Во второй половине тридцатых к Тесле зачастил представитель советской внешнеторговой компании Амторг Вартанян. Как-то раз возбужденный слухами Косанович, воспользовавшись благодушным настроением дяди, спросил напрямую:
