…Алёша кинулся на Алину, когда она заканчивала лепить из синей глины его фигуру. Глаза у неё вдруг сделались необыкновенно большими, но Алёша сразу понял — кричать она не будет, гордая… Он шептал ей, что женится на ней, что любит её, что не может жить без неё, Алина молча отбивалась, кусала его плечи, била свободной рукой по лицу. Борьба эта поначалу забавляла Алёшу — двадцатипятилетнего атлета. Не нравилось только, что Алина расцарапала ему плечи и спину, но, чёрт возьми, она стоила этого! Светлые волосы рассыпаны по плечам, глаза сверкают, как у амазонки, а какая грудь, какие руки! Вот только, пожалуй, ногти слишком длинные… Алёша умышленно затягивал борьбу, ожидая, пока Алина добровольно перестанет сопротивляться. Алина сопротивлялась…

…Алёша Григорьев сразу понравился Алине Дивиной. Молодой, атлетически сложенный, умелый рассказчик и прекрасный спортсмен — такие мужчины всегда вызывали у Алины уважение. Не было в Алёше самого ненавистного Алине — комплекса неполноценности. У Алёши было открытое и красивое лицо римлянина — повелителя и наглеца, умеющего быть одновременно благородным, подлым, честным и лживым. Алина много думала о нём в первую ночь в палатке, когда недалеко шумело море и звёзды заглядывали сквозь рваный брезент, но утром, как пощёчина — Галя рассказала, как Алёша к ней залез. «Самец! — подумала Алина. — Мерзкий, отвратительный самец…» Она решила забыть про то, что существует на свете некто Алёша Григорьев. Рьяно ругала Алёшу и Света. «Пусть только сунется ко мне! — говорила Света. — Я его так отошью! На всю жизнь, подлец, запомнит!» Через несколько дней Света виновато посмотрела на Алину и всхлипнула. «Я такая дрянь, — прошептала Света. — Мне так стыдно…» — «Брось ты», — ответила Алина.

Алёша позировал Алине уверенный и наглый, смотрел ей в глаза, усмехался и как бы спрашивал: «Что, девочка, пора?» И внутренне Алина почти соглашалась, что «пора», но когда это случилось, когда Алёша грубо повалил её на песок — всё в ней воспротивилось. Алина не любила грубых людей. Она сопротивлялась, как могла. А Алёша играл с ней, как кошка с мышкой. И вот, когда сил не осталось совсем, когда шорты треснули и поползли, когда загорелое, пахнущее потом плечо Алёши Григорьева упёрлось ей в подбородок, Алина решила закричать. Она глубоко вздохнула, но крикнуть не успела. Алёша как-то неожиданно дёрнулся, голова его мягко и доверчиво легла Алине на грудь. Алина спихнула с себя Алёшу и встала. Перед ней стоял Гектор. Алина одной рукой закрыла грудь, другой подтянула шорты.

— Я тихонько стукнул его палкой по голове, — сказал Гектор. — Как я понял, тебе всё это было не очень приятно…

Алина дрожала. Губы у неё тряслись.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. Слёзы пока ещё только накапливались в глазах.

— Меня послали собирать дрова, — сказал Гектор, показывая на кучу сухих веток и палок. — Потом я услышал шум, словно дельфин выпрыгнул на берег. Потом я увидел эту замечательную скульптуру из синей глины. А потом уже тебя и натурщика… Ты не обижаешься, что я с ним так сурово?

— Гектор… Мальчик мой… — Алина неожиданно прижалась к нему и заплакала. — Ты… Ты… Как ты нашёл меня? Я же уехала, адреса никому не оставила. Откуда ты здесь? Господи, прости меня, пожалуйста, Гектор… — Сквозь слёзы Алина взглянула на Гектора. Он стоял худой и высокий, ветер шевелил светлые волосы, но смотрел Гектор не на Алину, а куда-то совсем в другую сторону. Не могла понять Алина, что в глазах Гектора.

Алёша Григорьев застонал и открыл глаза. Некоторое время он осторожно трогал огромную шишку на голове, потом сел на корточки.

— Извини, друг, — сказал Гектор, на всякий случай снова берясь за палку. — Так уж получилось…

— Кто ты такой? — морщась, спросил Алёша. Потом посмотрел на Алину. — А, — сказал он. — Юный поклонник…

— Замолчи! — закричала Алина и пошла вперёд.

— Идите в лагерь, — сказал Алёша. — Я попозже приду… Голова раскалывается.

Гектор собрал дрова и пошёл следом. По песку они шли вдоль моря, наступая на мокрые камни.

— Одиссей и Навсикая, — сказал им в спину Алёша Григорьев. — Картина такая у Серова есть…

Алина говорила, говорила, никогда Гектор не слышал, чтобы Алина так много говорила. А Алёша Григорьев смотрел им вслед, смачивал водой голову и искал на песке свои сандалеты.

Прошло два дня.

О том, что произошло, не вспоминали. Алёша всем объяснил, что налетел в море головой на камень и набил шишку.

Алёша оказался необидчивым человеком. После случившегося он только до ужина не разговаривал с Гектором, а потом, когда зажгли костёр и искры полетели в чёрное небо навстречу звёздам, Алёша неожиданно сел рядом с Гектором, стал расспрашивать, кто он и откуда.

В свободное время между утренними и вечерними раскопками Гектор загорал, положив на голову мокрую майку, или читал учебники. Он никак не мог привыкнуть к тому, что Алина Дивина — любовь его — здесь, рядом, ходит, смеётся, помогает на кухне. Гектор отчаянно робел, и это забавляло Алёшу Григорьева.

Когда Гектору надоедало читать учебники, он шёл к обрыву, с которого Алёша крутил тройное сальто. Алёшино тело с выпуклыми, словно надутыми воздухом, мышцами без труда совершало в воздухе пируэты, сальто, всё, что угодно. А Гектор был весь красный от ударов об воду, кожа слезала, но он упорно прыгал и прыгал, удивляя Алёшу Григорьева. Странная дружба возникла между ними. Они вместе раскапывали остов крепостной стены, некогда грозно высившейся над морем. На стене в те далёкие времена стояли бородатые понтийские стражники и сверлили взглядами морские дали. Гектор быстро привык к археологической канители: зольникам, расчисткам, зачисткам. Правда, никаких редких находок не было. Были одни только черепки, да целые, самое большее на треть, амфоры. Алёша Григорьев объяснил, что раньше в цементный раствор (вернее в то, что его заменяло) для прочности добавляли черепки амфор, короче говоря, сваливали туда всякий мусор, поэтому никаких находок и не должно быть, а по плотности черепков можно установить, сколько народу жило в то время в городе, мирное было время или война (в войну, естественно, черепками не занимались). Определённый интерес представляли также надписи на амфорах. Когда Алёша отлучался, Гектор обрушивал в море целые центнеры глины и смотрел, как по крутому склону скачут белые, красные и чёрные лакированные черепки, а потом спокойно садился курить. Приходил Алёша и интересовался, почему так мало собрано черепков. Гектор отвечал, что, наверное, велась война… Алёша грозил кулаком, а Гектор обиженно пожимал плечами.

Однажды они с Алёшей заплыли в такую даль, что до берега оказалось, как до горизонта. Гектор в ужасе подумал, что это Алёшина месть, что Алёша сейчас, весело пофыркивая, уплывёт, а он, Гектор, утонет, но Алёша сам вдруг начал могучей загорелой рукой поддерживать Гектора, поплыли медленнее и в конце концов добрались до берега.

Дни стояли безоблачные. Вымерли облака, как белые динозавры. Пыль раскопок, солнце, колючая земля, море…

В радиусе пяти километров был только один населённый пункт — село Отрадное. Как-то раз Гектор ходил туда за продуктами. Разгуливая по Отрадному, Гектор подивился могучести заборов и добротности домов. Разговаривать с Гектором местные жители почему-то не желали. Алёша Григорьев объяснил, что им, по-видимому, не нравятся его длинные волосы, джинсы, побелевшие от солнца и ветра, а также то, что ходит Гектор без рубашки, а на шее у него болтается какой-то дурацкий медальон.

Повариха Галя совсем поскучнела. Гектор томно поглядывал на Алину, Алина, как киплинговская кошка, ходила сама по себе, Алёша Григорьев занял непонятную выжидательную позицию. Галя начала ныть, что в Керчи её ждёт муж (в первый же день она объявила, что он негодяй и пьяница, что за мужем нужен уход, а она здесь чахнет и горит на солнце за какие-то жалкие деньги. Когда появился Фёдор Фёдорович (он приехал на автобусе забрать ящики с черепками), Галя окончательно распрощалась с экспедицией и поварихой стала по совместительству Алина, причём качество завтраков, обедов и ужинов даже улучшилось.