Их брак обернулся ужасной ошибкой, но через одиннадцать месяцев после их побега родилась Валери. Затем, накануне его последнего года в колледже, с отцом случился удар. И в одночасье, имея за плечами лишь то, что он узнал и чему научился до ухода в армию, он стал владельцем и хозяином ранчо. Главным ковбоем в то время был старик Эмилий Хермоса, и Майк не отходил от него ни на шаг, постигая все премудрости ведения хозяйства. Первые дни им приходилось ездить на пикапе, потому что слишком разбросаны были участки, чтобы успеть повсюду, добираясь верхом на лошади. На плечи Лидии легло управление большой гасиендой, распределение работы для слуг, забота о садах и о маленькой Валери. У обоих было слишком мало времени, чтобы задуматься над тем, что брак для них уже стал мучением. Через два года родилась Фернанда, и благодаря девочкам их совместная жизнь продлилась еще несколько лет.

– Пап, что ты здесь делаешь? – услышал он голос Джез.

– Вспоминаю. – От неожиданности он сказал правду.

– Что?

– Анахеймское красное вино. Все это шампанское, водка и белое вино, что пьют сегодня... А ты знаешь, что раньше все пили только обычное красное вино, изготовлявшееся у нас в Калифорнии, на виноградниках Анахейма?

– Типа бормотухи, что называют «Диснейлендское красное»?

– Дисней еще и не родился. А дамы вообще не пили, ну, может, раз или два в год.

– У тебя приступ старых расистских воспоминаний.

– Возможно. Просто мне об этом рассказал твой прадед.

– Может, потанцуем?

– Именно этого я и хочу. – И, взяв ее под руку, он вывел ее на площадку.

Сегодня я выгляжу умопомрачительно, радостно думала Джез, пробираясь после танца сквозь толпу гостей и поминутно останавливаясь, чтобы поздороваться. Здесь она знала всех.

Для фиесты она выбрала изысканное, дорогое и на первый взгляд простое платье, купленное на аукционе бальной одежды прошлых лет. Страсти там разгорелись не на шутку, но она делала ставки с отчаянной решимостью во что бы то ни стало купить именно это – платье от мадам Грэс начала шестидесятых. Это было длинное белое платье из тонкого шелкового шифона в классическом греческом стиле, одно плечо задрапировано, другое открыто. Работа и искусство, вложенные в этот не оцененный по достоинству шедевр самого элитного дома высокой моды, были поистине египетскими: десятки метров собранного в складки шифона водопадом струились вниз и мягко колыхались при малейшем движении. Даже когда Джез стояла на месте, ей казалось, что ее овевают нежные струи. Но для непосвященных оно было просто еще одним вечерним платьем, подобающим такому большому приему.

В ночном воздухе уже чувствовалась сырость, что естественно при близости к океану, и Джез накинула на плечи роскошно расшитую черную испанскую шаль, которую сто лет назад ее прабабка Эмилия Монкада-и-Ривера надевала по большим праздникам, проходившим на гасиенде «Валенсия». Это была заветная фамильная ценность, которая пока не принадлежала ни одной из трех сестер, но сегодня отец позволил Джез надеть ее.

Перед началом фиесты она долго возилась с прической, но потом решила собрать волосы высоко на затылке и незаметно заколоть их гребнями из черепашьего панциря. Это было по-испански! Теперь мне не хватает только розы в зубах и парочки страстных тореро у ног, усмехнулась Джез, глядя на себя в зеркало. Но романтический эффект наряда подействовал на нее возбуждающе: он прекрасно гармонировал с атмосферой вечера, с духом, царившим над словно пронизанной золотистым свечением чашей, где проходила фиеста, и воскрешающим картину ушедшего века, с духом, который теперь так редко можно почувствовать в Калифорнии, где сохранилось мало традиций, родившихся до 50-х.

Отойдя к самому краю чаши, где было меньше всего народу, она окинула ее задумчивым взглядом. Ах, если бы остановить это мгновение, запечатлеть его на фотографии, быстро подумала Джез. Но она понимала, что это невозможно. Понимала, что радостное, счастливое восприятие этого момента связано только с ее ощущениями и только через призму этих ощущений она видит сейчас все вокруг, потому что это ее дом, ее любимые места, потому что на ней платье, цену которому знает только она, потому что на ней эта шаль – бесценная семейная реликвия... Никакая другая женщина здесь не смогла бы так нести на плечах эту шаль, а коли так, нужна ли сегодня притворная скромность? Да и вообще к чему фальшивить?

И все же она не смогла побороть желание и не представить, как бы это выглядело в фотообъективе. Сложив пальцы колечком и приставив их к глазу, Джез стала выбирать точку импровизированной съемки. Чтобы захватить в кадр последнюю цепочку огней и расширить фокус, она инстинктивно отступила на три шага назад.

Внезапно она почувствовала толчок в спину, и это было так неожиданно, что она чуть не упала. Пятясь, она натолкнулась на кого-то, кто ел, нет – пожирал именно в тот самый момент огромную тарелку чили; она мгновенно поняла это и тут же ужаснулась, так как, застыв на месте, почувствовала, как полужидкая горячая масса из помидоров, масла, бобов и сосисок огромным пятном быстро расползается по краю шали и стекает на платье. Медленно, очень медленно, словно это могло хоть как-то уменьшить ущерб, она повернула голову и посмотрела вниз.

– О господи, неужели это сделал я? Не может быть! – Голос принадлежал мужчине.

Подняв глаза от пятна, она взглянула на обидчика. Этот урод, неуклюжий, неотесанный увалень, которого она видела впервые в жизни, даже покраснел от испуга. Подумать только! Перед ней стоял здоровый рыжеволосый болван в синем в тонкую полоску костюме и черных туфлях, среди собравшихся он походил скорее на клоуна. Может, дать ему по яйцам? Или это будет слишком неделикатно для дамы?

– Но это... действительно... так, – все еще находясь в оцепенении и с трудом подыскивая слова, проговорила Джез.

– Сейчас я принесу соду... и соль, только не двигайтесь, стойте здесь. Я сейчас вернусь! – умоляюще пробормотал он.

– Соль? Соду? Да это как мертвому припарки, даже если посадить малюсенькое пятнышко на скатерть! Вы все испортили. Навсегда!

– Нет, подождите! Не расстраивайтесь! Я куплю вам другое платье, достану другую шаль. Обещаю, все будет новое, даже лучше!

– Да что вы говорите? Думаете, это так просто? Послушайте, вы, идиот недоделанный, вы представляете себе, что надо ждать чуть ли не всю жизнь, пока опять появится такое платье? Такие платья принадлежат самым шикарным женщинам мира, а их единицы. Его можно будет купить только после смерти одной из них, если, конечно, она не завещает его своей дочери. А что касается шали, так она принадлежала моей прабабке, так что это вообще невосполнимо, это фамильное наследство. Вернее, было им, до того как вы тут объявились.

– Вот черт!

– Это первое почти осмысленное слово, которое вы сказали. «Черт» совершенно точно отражает ситуацию. Надо быть полным кретином, чтобы есть чили стоя. Вы – как дорожное происшествие: все спокойно, а потом вдруг – нате! Вы что, не видели вокруг ни столов, ни стульев? Или никогда не были на вечеринках?

По мере того как Джез говорила, она распалялась все больше и больше. Чили уже стекало на землю, подол платья промок и кое-где начинал прилипать к ногам.

– Послушайте, я сам расстроен до невозможности, в жизни себя так скверно не чувствовал, но если уж на то пошло, то я-то просто стоял в сторонке, никому не мешал, занимался своим делом и просто смотрел. А тут вдруг откуда-то появляетесь вы и со страшной силой толкаете меня под локоть. Тарелку я держал крепко, но вы просто выбили ее. Я взял на себя всю вину, всю без остатка, но должна же быть справедливость, виноват не только я один.

– Ага, ну давайте сыграем в «кто виноват»! А потом вы скажете, что я просто пыталась привлечь ваше внимание и не могла придумать ничего лучше.

– Нет, я скажу вот что: если бы вы обладали хоть малейшим чувством реальности, то мы могли бы согласиться, что это вовсе не катастрофа, подобная утечке нефти на заводах Экссон, – язвительно заметил мужчина, также рассердившись.