– Что за бред! Это просто какие-то кривые зеркала, все наоборот! – возразила Фернанда.

– Подожди немного, сама увидишь, милая моя Ферни. Вокруг так много женщин, падких именно до зрелого тела, как раз до сорокалетних! Но не вздумай набирать вес, тогда ты станешь просто неотразимой.

– Но почему? – спросила Фернанда как зачарованная.

– Ты станешь выглядеть еще более женственно. Женщины, которые любят женщин, обожают женское тело, а ты пока еще слишком тоненькая, слишком свежая, слишком незрелая – на вкус многих.

– Господи, до чего странно, – сказала Фернанда почти безразличным тоном. Никогда в жизни ей не доводилось слышать одновременно так много приятных вещей, но она, конечно, не собиралась использовать сразу все свои преимущества. Это надо растянуть на годы и годы.

– Барбра оценила бы это место, – сказала Джез, обращаясь к Кейси.

– Кто?

– Стрейзанд. Когда я ездила в Малибу, чтобы сфотографировать ее для «Вог», то там система безопасности была не хуже здешней. – Она обвела рукой приемную отдела рукописей Хантингтонского музея.

Ей нет нужды развлекать меня, подумал Кейси, глядя на ее прекрасное лицо, на котором только удрученные глаза выдавали ее тяжелое настроение. Когда они примчались в контору архивариуса округа в Санта-Ане и наконец отыскали запись о продаже ранчо Монтанья-де-ла-Луна, бывшего в собственности дона Антонио Пабло Валенсия, Майклу Килкуллену, они в волнении впились глазами в занимавшую целый лист официальную опись землевладения, которая была датирована 1865 годом и подписана продавцом и покупателем, и не обнаружили в ней ровным счетом ничего, что указывало бы на какое-либо обязательство.

– Пожалуй, это все, дорогая, – сказал Кейси.

– Это не может быть все! – вскипела Джез. – Я этого не допущу!

Кейси велел временному старшему пастуху – сезонному вакеро, который замещал его, пока он был в больнице, – продолжать работу, а сам с Джез на целый день отправился в Историческое общество Сан-Диего в надежде отыскать хотя бы один из «кусочков и клочков», обещанных мистером Уайтом. На следующий день они перевернули Историческое общество Сан-Хуана, и все с тем же минимальным результатом, а затем провели такой же бесплодный, обескураживающий пыльный день в Историческом обществе округа Оранж. После этого Джез пришла в голову идея, что им следовало начать с Банкрофтской библиотеки в Беркли, потому что, как ей казалось, во время пожара в Сан-Франциско кто-то должен был сохранить присутствие духа и спасти документы из Генерального земельного управления. Наутро они вылетели в Сан-Франциско, а вечером того же дня вернулись не только с пустыми руками, но и с пустыми желудками, ибо в этой Мекке гурманов у них не нашлось свободной минутки, чтобы перекусить.

Они перерыли гораздо больше «клочков и кусочков» калифорнийской истории, чем Кейси мог себе представить, но ни один из них не имел никакого отношения к шестидесяти четырем тысячам акров земли между горой и морем, которые составляли ранчо Килкулленов.

Теперь они находились в последнем месте из тех, что указал им мистер Уайт, – в Хантингтонском музее, в районе Пасадены под названием Сан-Марино. Музей был известен здесь как Музей синего мальчика.

Конечно, они могли провести в Калифорнии многие недели, роясь в кипах бумаг многочисленных исторических обществ, которые существовали в каждом старом городе, но всякий раз хранители, видя их разочарование, говорили им, что на что-либо значительное можно рассчитывать скорее в крупных, хорошо известных собраниях.

Впрочем, никто не называл их затею сумасбродной, хотя это и было написано на их лицах, с сарказмом думал Кейси. Когда они объясняли, что им надо найти «обет», само это слово звучало таким потусторонним – как если бы речь шла о сговоре с самим дьяволом, – что, наверное, их просто сразу относили к разряду сумасшедших, решил Кейси. Не то чтобы им никто не хотел помочь, напротив, все действовали весьма профессионально, но никто не выказывал ни малейшего удивления, когда договора с францисканцами в конце концов не оказывалось.

На следующий день после их безрадостного и утомительного путешествия в Сан-Франциско Джез позвонила в Хантингтон-ский музей и условилась о встрече с Вильямом Франком, младшим хранителем западных рукописей.

И вот, дважды проверенные людьми в форме во время стремительного подъема в гору среди потрясающих садов и лугов, которые когда-то представляли собой парк поместья Хантингтон, они припарковали машину, отыскали современное здание, в котором находилась библиотека, взобрались по лестнице и, миновав загадочную вереницу дверей, оказались наконец в безукоризненно обставленной комнате, в которой, кроме них, никого не было.

Кейси уже начинал жалеть о том, что Джез нашла письмо своей прабабки и сумела его перевести, он предпочел бы, чтобы выигрышная карта была в руке Джимми Розмонта, и тогда Джез смогла бы переключить свое внимание на перспективы их совместной жизни.

Кейси казалось, что с того дня, как она согласилась стать его женой, они говорят только об этом письме, об этой легенде, об этом «обете». Джез была вся захвачена своей идеей уберечь свою землю от лап гонконгских банкиров и их планов создать здесь второе Монте-Карло. Все ее жизненные интересы отодвинулись на второй план. И любовь, в которой они только что признались друг другу, и женитьба, на которую они только что решились, – все отошло назад, далеко-далеко назад, скрытое загадочным «обетом горе».

А может быть, думал Кейси, охота за ним – лишь способ отказаться от счастливой жизни вместе? Может быть, где-то в глубине подсознания, над которым она не властна, она не считает себя вправе стать счастливой так скоро после убийства отца? Сильно обеспокоенный, Кейси понимал, что чем скорее развеется ее фантазия и рухнет ее последняя надежда, тем быстрее она вернется с небес на землю – и к нему.

– Дорогая, – сказал Кейси, – когда мистер Франк спросит тебя, что мы конкретно ищем, почему бы тебе не назвать это частной сделкой о земле, а не обетом? Мне как-то все время не по себе, когда мы просим какого-то незнакомого человека помочь нам отыскать документ, которому больше двухсот лет от роду.

– А мне это кажется вполне разумным, – возразила Джез.

– Может быть, на этот раз пойдем на компромисс и сделаем по-моему?

– Компромисс, – мрачно заметила Джез. – Именно об этом мне и говорила Рэд. Все замужество – сплошные компромиссы.

– Но когда мы сообщили ей, она была так рада...

– Конечно, но потом, когда мы с ней остались вдвоем, она принялась рассказывать мне, как я должна учиться компромиссу. Черт, я даже слово это ненавижу! Оно такое невыносимо тусклое и занудное, и стоит лишь встретиться с чем-то действительно замечательным, как все вокруг начинают твердить: «Компромисс, компромисс, компромисс». Просто наступают тебе на горло. Даже Сьюзи кудахтала, что мне надо приготовиться к компромиссам, хотя она в любом случае на твоей стороне. Почему Сьюзи ничего не спросила, когда мы объявили о помолвке? Почему никто не выказал никакого удивления, вместо того чтобы твердить об этих чертовых компромиссах?

Единственный, кто, по мнению Джез, среагировал нормально, был Пит. Он заорал, что она не должна выходить замуж, пока он не вправит ей мозги. Но она предпочла не говорить об этом с Кейси.

– Ну хорошо, пусть по-твоему. Я сам пойду на компромисс, – сказал Кейси.

– Я думала, для этого нужны двое.

– Достаточно и одного, если он может читать чужие мысли, если он ловкий и действительно классный парень.

– Посмотрите-ка на него, – рассмеялась Джез, и на какой-то миг оба забыли, где они и зачем.

Когда Билл Франк вошел в комнату, они вскочили. Хранитель был молод, высок, с темно-русыми волосами и дружелюбным выражением лица. После неудачного опыта в Сан-Франциско Джез с раздражением думала, что выражение лица хранителя обратно пропорционально тому, что у него есть полезного. Чтобы привыкать к компромиссным решениям, она предоставила на этот раз Кейси вести разговор.