До сего момента все, происходившее в доме Джолейн Фортунс, было превосходным материалом для очерка. Но только не этот эпизод, раздевание-репортера-под-прицелом. Синклеру он ни за что не расскажет.

Когда Кроум оказался в воде, Джолейн Фортунс включила свет. Она прислонила ствол к унитазу и опустилась на колени рядом с ванной.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она.

– Нелепо.

– Ну, не стоит. Вы вполне себе симпатичный мужчина. – Она размотала полотенце с головы и встряхнула волосами.

Том Кроум взболтал воду, чтобы взбить побольше мыльных пузырьков, в тщетной попытке скрыть съежившийся член. Джолейн сочла это совершенно очаровательным. Кроум смущенно заерзал. Он перебрал в памяти все трудные и порой опасные ситуации, в которых оказывался как журналист, – городские беспорядки, аресты наркоманов, ураганы, применение полицейскими оружия, даже иностранный переворот. И все же он никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и загнанным в угол. Эта женщина очень тщательно все продумала.

– Зачем вы это делаете? – спросил он.

– Потому что я вас испугалась.

– Тут нечего бояться.

– О, я вижу.

Тогда он расхохотался. Ничего не смог поделать. Джолейн тоже засмеялась:

– Признайтесь, это разрядило обстановку.

– Вы оставили входную дверь открытой, – сказал Кроум.

– Конечно.

– Вы всегда так поступаете, когда пугаетесь? Оставляете дверь открытой и ждете наготове голая в ванне?

– С «ремингтоном», – напомнила Джолейн, – полностью заряженным никелированными патронами на индейку. Папин подарок. – Она подлила в ванну горячей воды. – Мерзнете?

Кроум прикрывал руками пах. Не было никакого смысла пытаться вести себя как ни в чем не бывало, но он все же старался. Джолейн положила подбородок на край ванны:

– Что вы хотите узнать, мистер Кроум?

– Вы выиграли в лотерею?

– Да, я выиграла в лотерею.

– Почему же вы не рады?

– А кто говорит, что я не рада?

– Вы останетесь работать у доктора Кроуфорда? – Леди из мотеля сказала ему, что Джолейн Фортунс работает в ветеринарной клинике.

– Эй, у вас пальцы сморщились.

Том был полон решимости не отвлекаться на собственную наготу:

– Могу я попросить об одолжении? В кармане моих брюк блокнот и шариковая ручка.

– Ну нет, не можете.

– Но вы обещали.

– Прошу прощения? – Она снова взяла ружье, громко звякнула стволом о металлический кран в стене, торчавший между ступнями Кроума.

Ладно, подумал он. Сделаем, как она хочет.

– Джолейн, вы раньше что-нибудь выигрывали?

– Конкурс бикини в Дейтоне. Господи боже, мне было восемнадцать, но я знаю, о чем вы сейчас думаете. – Она закатила глаза.

– А что был за приз? – спросил Кроум.

– Двести баксов. – Она помолчала. Надула щеки. Прислонила ружье к раковине. – Слушайте, я не могу врать. Это был конкурс мокрых футболок. Я говорю людям про бикини, потому что это не так пошло.

– Черт, да вы были еще ребенок.

– Но вы все равно упомянете об этом в газете. Слишком пикантно, чтобы такое упустить.

Она была права. Неотразимый эпизод – да к тому же из тех, что можно со смаком, даже с сарказмом, пересказать, что Джолейн Фортунс и оценит, когда наконец увидит статью Тома Кроума. А пока он способен был лишь разглядывать прозрачные пузырьки, цеплявшиеся за мокрые волосы на груди. Он был обезоружен и смешон.

– Чего вы боитесь? – спросил он Джолейн.

– У меня просто ужасное ощущение.

– Вроде видения? – Кроум пытался понять, не была ли она случайно одним из местных сверхъественных явлений. Он надеялся, что нет, хотя это придало бы истории дополнительный колорит.

– Не видение, просто ощущение, – ответила она. – Как иногда чувствуешь надвигающуюся бурю, даже если на небе еще ни облачка.

Какая м?ка – слышать, как ускользает незаписанной одна удачная фраза за другой. Он вновь попросил свой блокнот. Джолейн покачала головой:

– Это не интервью, мистер Кроум. Это предварительное интервью.

– Но, мисс Фортунс…

– Четырнадцать миллионов долларов – куча денег. Я уверена, что она привлечет дурных людей. – Она опустила руку в воду – ловко просунув ее под ягодицы Тома Кроума, – и выдернула пробку из ванны.

– Вытирайтесь и одевайтесь, – заявила она. – Как вам сварить кофе?

Деменсио выносил мусор, когда на светофоре остановился красный пикап. Двое мужчин выбрались наружу и потянулись. Тот, что пониже, был в остроносых ковбойских сапогах и оливково-сером камуфляже, будто охотник на оленей. У высокого был жидкий конский хвост и впалые обдолбанные глаза.

– Посещение закончено, – сказал Деменсио.

– Посещение чего? – спросил охотник.

– Мадонны.

– Она что, померла? – Тип с хвостом развернулся к другу. – Блин, ты слышал?

Деменсио бросил мешок с мусором на обочину:

– Мадонна. Дева Мария, мать Иисуса.

– Не певица?

– Не-а, не певица.

Охотник спросил:

– А чё за «посещение»?

– Люди отовсюду приезжают сюда, чтобы помолиться статуе Мадонны. Иногда она плачет настоящими слезами.

– Без дураков?

– Без дураков, – ответил Деменсио. – Возвращайтесь завтра и убедитесь сами.

Мужчина с хвостом осведомился:

– А сколько вы берете?

– Сколько вам не жалко, сэр. Мы принимаем только пожертвования. – Деменсио пытался быть вежливым, но эти двое его раздражали. С деревенщиной он обращаться умел, но настоящие гопники его пугали.

Незнакомцы пошептались друг с другом, потом снова заговорил тип в камуфляже:

– Э, Хулио, а мы в Грейндже?

Деменсио, чувствуя, что ему начинает давить воротник, ответил:

– Да, все верно.

– А тут где-нибудь поблизости есть «7-11»?

– У нас только «Хвать и пошел». – Деменсио показал рукой вниз по улице. – Где-то полмили.

– Спасибо вам большое, – ответил охотник.

– И от меня вдвойне, – сказал человек с хвостом.

Пока пикап не отъехал, Деменсио успел заметить красно-бело-синюю наклейку на заднем бампере: «Марка Фурмана [8] в президенты!»

Явно не паломники, подумал Деменсио.

Пухла заинтриговало то, что сказал кубинец. Статуя, которая плачет? О чем?

– Ты бы тоже плакал, – заметил Бодеан Геззер, – если б застрял в такой дыре.

– Ты, значит, ему не веришь.

– Нет, не верю.

– Так я уж видел плачущих Дев Марий по телевизору, – сказал Пухл.

– А я и Багза Банни по телевизору видел. Он поэтому что, настоящий? Может, ты думаешь, будто есть всамделишный кролик, который поет и танцует, напялив пиздатый смокинг?

– Это другое дело. – Пухла задел едкий сарказм Бода. Иногда Пухлов друг, похоже, забывал, у кого ружье.

– Вот мы и пришли! – объявил Бод, помахав в сторону мерцающей вывески, по буквам составлявшей слова «Хвать и пошел». Он припарковался в инвалидной зоне перед входом и врубил в кабине верхний свет. Из кармана он извлек сложенную вырезку из «Майами Геральд». В статье говорилось, что второй выигрышный лотерейный билет был куплен «в сельской общине Грейндж». Победитель, говорилось в ней, еще не объявился потребовать свою долю выигрыша.

Бод вслух зачитал это Пухлу, и тот сказал:

– Навряд ли в таком городишке много точек «Лотто».

– Давай спросим, – решил Бод.

Они зашли в «Хвать и пошел» и взяли две двенадцатибаночные упаковки пива, целлофановый пакет с вяленой говядиной, блок «Кэмела» и кофейный пирог с грецкими орехами. Пока продавец пробивал им чек, Бод поинтересовался насчет билетов «Лотто».

– Сколько вам нужно? Мы единственный лотерейный пункт в городе, – ответил продавец.

– Точно? – Бод Геззер самодовольно подмигнул Пухлу. Продавцу было лет восемнадцать, может, девятнадцать.

Крупный и со свежим загаром. У него были обрезанные заусенцы и невероятно прыщавый нос. Пластиковый значок определял его как Фингала.