Тёрнквиста впечатляла ее непоколебимая тяга к сцене. Зная, что за ней гонятся, Мэри Андреа продолжала выдавать себя. Смена профессионального имени, хоть и могла уязвить самолюбие, была не самой удачной уловкой. Мэри Андреа могла раствориться в любом городе и устроиться на любую анонимную работу – официантки, служащей в приемной, барменши – с ненамного меньшим жалованьем. И тем не менее она предпочитала играть, несмотря на риск обнаружения и вызова в суд. Быть может, она была неудержимо предана своему ремеслу, но Тёрнквист полагал, что объяснение другое: Мэри Андреа требовалось внимание. Она жаждала света рампы, не важно сколь далекого и скоротечного.

Что ж, раздумывал Тёрнквист, кто не без греха.

Она могла назваться как угодно – Джули Ченнинг, Лайза Бэколл, не важно. Юрист знал, что в итоге достанет будущую экс-миссис Кроум и вынудит ее присутствовать в зале суда.

Поэтому он вовсе не был потрясен, когда позвонили из «Реджистера» и сообщили, что Том Кроум погиб во время подозрительного пожара у себя дома. Всего лишь час назад переговорив со своим клиентом, живым, необугленным и находящимся в отеле Корал-Гейблз, Тёрнквист понял, что газета вот-вот совершит огромную ошибку. Посвятит первую полосу покойнику, которого не было.

И все же адвокат решил не просвещать молодого журналиста на другом конце линии. Тёрнквист осторожно постарался не врать в открытую – этого не требовалось. К тому же репортер не спросил Тёрнквиста, говорил ли он в тот день с Томом Кроумом или, может, имел какие-то основания предполагать, что Том Кроум не погиб.

Вместо этого журналист спрашивал:

– Сколько лет вы уже были знакомы? Какие у вас самые любимые воспоминания? Каким, по-вашему, ему хотелось бы остаться в людской памяти?

Все вопросы, на которые Дику Тёрнквисту не составило труда ответить. Он не стал этого говорить, но на самом деле был благодарен «Реджистеру» за избавление от дальнейших затруднений в слежке за Мэри Андреа Финли Кроум. Едва услышав новости, она, естественно, решит, что может прекратить убегать, смерть Тома снимет ее с крючка – с точки зрения судебного процесса; ей уже нет нужды продолжать свои увертки. Мэри Андреа всегда больше заботилась не о том, чтобы сохранить брак, а о том, чтобы избежать клейма развода. Последняя настоящая католичка, по словам ее отдельно живущего мужа.

К тому же она переигрывала. Дик Тёрнквист предполагал, что Мэри Андреа сядет на первый же самолет во Флориду, чтобы сыграть неотразимую роль убитой горем вдовы – позировать во время мучительных телеинтервью, посещать плаксивые вечера памяти при свечах, стоически объявлять о журналистских стипендиях, названных в честь супруга-мученика.

А мы ее подождем, подумал Дик Тёрнквист.

В телефонной трубке репортер из «Реджистера» заканчивал свое интервью:

– Спасибо, что поговорили со мной в такой трудный момент. Последний вопрос: что вы, как близкий друг Тома, думаете о случившемся?

Адвокат ответил вполне правдиво:

– Знаете, не верится, что это правда.

Утром 2 декабря Бернард Сквайрз позвонил Кларе Маркхэм в Грейндж, чтобы узнать, сообщили ли продавцам Симмонсова леса о его щедром предложении.

– Но прошло всего три дня, – возразила она.

– Вы с ними даже не говорили?

– Я звонила, – соврала Клара. – Сказали, что мистер Симмонс в Лас-Вегасе. Его сестра в отпуске на островах.

Бернард Сквайрз заметил:

– В Лас-Вегасе есть телефоны, это я точно знаю.

Обычно Бернард не был столь нетерпелив, но Ричарду

«Ледорубу» Тарбоуну срочно требовалось произвести тайное изъятие с пенсионных счетов профсоюза. Причину этой семейной необходимости Бернарду Сквайрзу не сообщили, а он подчеркнуто выказал отсутствие любопытства. Но поскольку покупка недвижимости во Флориде была решающей в отмывании денег, Ледоруб проявил личную заинтересованность в продвижении дела. Ничего этого Бернард Сквайрз Кларе Маркхэм откровенно поведать не мог. Она сказала:

– Я постараюсь снова связаться с ними сегодня утром. Обещаю.

– А других предложений нет? – поинтересовался Бернард.

– На обсуждении – ничего, – сказала Клара, что было чистейшей правдой.

Как только человек из Чикаго повесил трубку, она набрала номер в Корал-Гейблз, который оставила Джолейн. Регистратор мотеля сообщил, что мисс Фортунс с другом выехали.

Тогда Клара Маркхэм с крайней неохотой позвонила поверенному, который занимался имуществом покойного Лайтхорса Симмонса. Она выложила предложение пенсионного фонда на сорок четыре акра в предместьях Грейнджа. Поверенный сказал, что три миллиона кажутся вполне справедливой ценой. Он, похоже, был уверен, что наследники с радостью на нее согласятся.

Клара тоже была в этом уверена. Ей было неудобно перед подругой, но бизнес есть бизнес. Симмонсов лес будет потерян, если только Джолейн не поможет чудо.

Когда часом позже телефон Бернарда Сквайрза зазвонил, тот подумал, что это, наверное, Клара Маркхэм с хорошими новостями. Но это была не она. Это был Ричард Тарбоун.

– Меня достало это дерьмо, – заявил он Сквайрзу. – Живо поднял жопу и поехал во Флориду.

И Сквайрз поехал.

Они покинули «Комфорт-Инн» вскоре после визита Моффита. Агент прибыл прямо из квартиры подонка. По его сжатым губам сразу стало ясно – билета нет.

– Черт! – сказала Джолейн.

– Кажется, я знаю, где он.

– Где?

– Он спрятал его в резинку. Этот, в камуфляже.

– В резинку? – Джолейн прижала стиснутые кулаки ко лбу, стараясь сдержать тошноту.

– В «Троянце», – добавил Моффит.

– Спасибо. Я все поняла.

– Он наверняка носит его где-то на себе.

– В бумажнике, – предположил Том Кроум.

– Да, вероятно.

Моффит сухо рассказал им про обыск у Бодеана Джеймса Геззера – антиправительственные плакаты и наклейки на бампер, оружейные журналы, грызун, презервативы в мусорной корзине.

– И что теперь? Как нам найти билет? – спросил Кроум.

– Дайте мне неделю.

– Нет, – покачала головой Джолейн. – Я не могу. Время уходит.

Моффит пообещал заняться всем, как только вернется из Сан-Хуана. Ему нужно было давать свидетельские показания по наложению ареста на имущество – нелегальные китайские автоматы, провезенные с Гаити.

– Я разберусь с этими типами, когда вернусь. Остановлю на дороге, обыщу со всем пристрастием. Пикап тоже проверю как следует.

– Но если…

– Если его там не окажется, то… черт, я не знаю. – Моффит, стиснув челюсти, уставился в окно.

– Сколько тебя не будет?

– Три дня. Четыре максимум.

Моффит вручил Джолейн лотерейные билеты, извлеченные из ящика с носками Бодеана Геззера.

– На субботний вечер, – сказал он. – На всякий случай.

– Очень смешно.

– Слушай, бывали вещи и позагадочнее.

Джолейн сунула билеты в сумочку.

– Кстати, Том покойник. Завтра об этом напишут в газетах.

Моффит озадаченно взглянул на Кроума, тот пожал плечами и добавил:

– Долгая история.

– Убит?

– Предположительно. Мне бы хотелось пока все так и оставить. Не против?

– В жизни тебя не видел, – ответил Моффит. – А ты – меня.

Уже в дверях Джолейн сердечно обняла агента БАТО:

– Спасибо за все. Я знаю, ты рисковал.

– Забудь.

– Все в порядке? Уверен?

– Никаких проблем. Но там теперь бардак – Геззер поймет, что это была не просто трусливая кража со взломом.

Как только Моффит ушел, они начали собираться. Кроум настоял. Адрес грабителя был у него в блокноте – которым, по словам Джолейн, Том ни разу не воспользовался.

Первое официальное собрание Истых Чистых Арийцев проводилось при свете фонарей на пустой арене для петушиных боев. Началось оно с обсуждения званий – Бод Геззер сказал, что военная дисциплина немыслима без строгого указания рангов. Он объявил, что впредь к нему следует обращаться «полковник».

Пухл возразил: