Так как наш отдел разрабатывал детали осуществления планов, принимаемых генералом, и имел даже право через соответствующие инстанции вносить свои собственные предложения, нам был открыт доступ в разведывательный прицеп; мы часто сидели там и болтали, после того как сводка для генерала была составлена. В сентябре мы тоже сидели и болтали, но больше сидели — и ругались. Уже в начале сентября все знали, что должно было бы произойти — и не происходит.
Как раз перед переездом в Верден я, еще с одним офицером, ездил в Первую армию и там оказался свидетелем сражения у Монса. Мы вернулись с самыми свежими новостями, но работники нашей разведки опередили нас. Они уже знали все, что мы слышали от пленных немцев, и даже побольше. По ту сторону границы все разваливается. На карте второго отдела мы внимательно рассматривали пространство, по которому продвигались теперь наступающие части Первой и Третьей армий. Там имелись интервалы, где вовсе не было немецких войск, — то есть ничего, сколько-нибудь похожего на дивизии, здесь какой-нибудь батальон, там офицерский учебный лагерь, но никаких дивизий. В немецкой линии обороны зияли разрывы, где не отмечалось никаких частей. Германия не имела прикрытия. Немцы выкатывались из Люксембурга, они тянулись к границе растянутыми и расстроенными колоннами.
Однажды нам случилось беседовать с двумя американскими офицерами, только что снова надевшими мундир, после того как они побывали в Германии в одежде рабочих. За линией фронта французы плюют на бошей, а те пробираются к себе в казармы, даже не огрызаясь. Молодые эсэсовцы бесятся и кидают гранаты в окна домов, оставляя город, где они волочились за девушками и воровали серебро. Все предприятие разваливается. Люди, побывавшие за линией Мажино и проникшие в укрепления Западного вала, вернувшись, рассказывали нам, что крестьяне засыпали "зубы дракона" землей, чтобы через них можно было ездить, и что многие огневые точки даже не залиты бетоном.
Мы обращались к данным воздушной разведки. Наблюдалась некоторая активность в районе железнодорожных узлов по Рейну, но не было заметно никакого продвижения частей с Восточного фронта. В центральной Германии неподвижность полной деморализации.
Верден стоит у важной переправы через Маас. Здесь пролегал главный путь нашего наступления, — и немцы, конечно, знали об этом, но Люфтваффе не прилетала бомбить наши мосты даже по ночам
В прицепе, занимаемом третьим оперативным отделом, маленькие синие треугольники, обозначавшие американские дивизии, набирали все больше и больше очков в игре. Они скакали по доске, переносясь каждый раз на пять десять миль вперед. В прицепе второго отдела количество красных треугольников, обозначавших германские дивизии, не росло, а все сокращалось. Одна германская дивизия за другой попадала теперь в удлиняющийся список, носивший короткое заглавие «Уничтожены».
Мы, работники планового отдела, знали, что Брэдли рассчитывает добиться развязки через месяц — полтора — два. Мы знали также, что планы Брэдли известны Эйзенхауэру, так как Брэдли возил их к нему в Версаль, а потом Эйзенхауэр приезжал к нам, и наши офицеры делали для него обзор обстановки. Первый проект был составлен 24 августа и назван "Схема победы". Он делал решительную ставку на Третью армию Паттона — ставку на то, что Третья армия, непрерывно наступая, сможет прорвать Западный вал за Мецом и разрубить всю пограничную систему обороны немцев. Но проекты приказов, претворявших "Схему победы" в жизнь, писались и переписывались без конца, а мы все не получали их обратно с надписью: «Согласен».
В эти страшные недели Великая Возможность прошла мимо нас на поле сражений, как прежде она прошла мимо работников снабжения — в Париже. Для штабного офицера недели эти были, без всякого сравнения, самыми страшными из всех, про веденных в Европе. Нам пришлось быть свидетелями того, как американские маневренные колонны были вынуждены останавливаться и терять соприкосновение с немцами из-за отсутствия бензина, что делало преследование невозможным. Нам пришлось быть свидетелями того, как победа ускользает из рук.
В сентябре уже не было времени проливать слезы о том, что органы снабжения могли бы сделать многое, если бы были лучше организованы или имели более талантливое руководство. Они прилагали, хотя и запоздалые, но героические усилия к тому, чтобы исправить положение, выбирая магистрали для одностороннего движения в сторону фронта и предназначая их для скоростного потока грузовиков. Это были знаменитые шоссе "Красная пуля", с которых было устранено всякое движение, кроме грохочущих колонн авторот, мчащихся не только днем, но и ночью, с фарами, устремленными во тьму. Не было времени плакать о том, что тоннажа еле хватит для обслуживания одной лишь наступающей армии, тогда как целых три союзных армии рвутся к Германии — две американских и одна английская, — ас канадской, ведущей осаду германских укреплений на побережье, даже четыре.
Но в начале сентября было еще время подумать о том, что можно сделать при помощи одной армии, если обеспечить ей продвижение, бросив все транспортные средства на ее обслуживание. Брэдли понимал, что наступил момент опрокинуть весь Западный вал — быстро, быстро, быстро, пока немцы не успели там перегруппироваться. Он понимал, что если бы ему удалось продвинуть армию достаточно глубоко- и притом достаточно стремительно- в Германию, пока Wehrmacht отступает из Франции, германское государство рухнет. Он понимал всю страшную остроту момента, так как это было одно из тех кратких мгновений, когда одним решительным действием можно придать всему ходу событий новое направление. От командующего это понимание передавалось и работникам штаба. Если перед его глазами была вся картина в целом, то мы видели те мелкие и крупные детали, которые надо было в нее вписать, и которые хорошо в нее вписывались. Это укрепляло в нас уверенность, что задуманное можно осуществить.
Настроение было иное, чем перед вторжением, когда нас отделяло от немцев нечто необъятное — то есть Ла-Манш. У Сен-Ло мы тоже не испытывали такой уверенности, потому что там мы зависели от некоей всеобъемлющей системы, от согласованных действий и передвижений целых армии, корпусов и дивизий — от частей, которые никогда не участвовали в совместных операциях, даже на маневрах. Здесь же, у границ Германии, мы знали и свои части, и противника. Люфтваффе, продолжавшая оттягивать свои базы все дальше и дальше, как военный фактор уже почти не существовала. Все, чего требовала обстановка, — это координированной поддержки одной армии тылом, то есть направления ей одной всего питающего, жизнетворного потока запасов, какой только в состоянии пропустить магистрали "Красной пули". А потом, когда она вступит в Германию, пока еще только начало осени и стоят ясные дни, ее можно будет снабжать по воздуху. Для этого надо будет использовать огромный флот транспортных самолетов, доставивших во Францию в день вторжения три авиадесантных дивизии и способных делать более тысячи вылетов в сутки с конечных железнодорожных станций в районе Парижа, приземляясь на все более отдаленных немецких аэродромах — по мере перехода их в руки союзников. Моральное состояние американских частей на фронте было близким к ликованию. Зверь затравлен, остается только его убить и — домой!
Все это имел в виду Брэдли, и учитывали на бумаге планы и наметки, разрабатываемые его штабом для представления по начальству. Все это, — а также и то, что если немцы получат передышку, обстановка резко изменится. Они прекратят отступление и соберутся с силами. Западный вал — тут же за ними; если им удастся в нем закрепиться, обстановка получится в десять раз хуже, чем в районе Бокажа. Потянутся недели, а то и месяцы изматывающих пехотных атак. Горы убитых. Под прикрытием Западного вала немцы смогут маневрировать резервами. У них будет время набрать новые дивизии, перебросить войска с Восточного фронта. Главным в их военных усилиях является теперь стремление усовершенствовать тайное оружие, которое сделает наше оружие устаревшим: снабдить подводные лодки новыми устройствами, наладить массовое производство реактивных самолетов, а также ФАУ-1 и ФАУ-2.
