На побережье Франции «Оверлорд» также делил силы союзников между английскими участками высадки слева и американскими участками высадки справа. Поэтому, сказал Деверс, пускай во Франции англичане ведут операцию, как хотят, американцы просто будут драться рядом с ними, под своим собственным единым командованием. Таким образом, линии снабжения и связи командования будут идти без перерыва с поля боя в военное министерство США. В период подготовки к вторжению эти линии будут проходить через Юго-Западную Англию; после того как во Франции откроются порты, они будут проходить через Атлантический океан, от Америки до Франции.
В плане Деверса, разумеется, тоже имелся верховный главнокомандующий силами союзников, но в дополнение к функциям, возложенным на него английским планом, он нес также ответственность: 1) за назначение последовательных целей для обеих автономных армий; 2) за согласование их действий там, где требовалось согласование. При автономии командования, однако, задачи согласования должны были быть минимальными и касаться главным образом поддержки авиации, если одному командующему встретилась бы необходимость управлять концентрированными воздушными силами обеих наций в какой-нибудь боевой операции особого рода.
Верховный главнокомандующий сохранял за собой главный штаб в Лондоне, где он мог держать тесную связь с теми правительствами, с которыми ему приходилось иметь дело, но, по плану Деверса, он сохранял за собой также и оперативную группу штаба связи с главнокомандующими действующих сил.
С такой упрощенной структурой командования Деверс полагал возможным осуществить вторжение ранней весной 1944 года; в сущности, он даже думал, что, имея необходимый тоннаж для переброски войск, он мог бы организовать вторжение осенью 1943 года.
В основе рассуждений Деверса лежали два принципа: во-первых, принцип американского командования для американцев, тот принцип, за который боролся Першинг в прошлую войну; и, во-вторых, простой принцип Новой Англии, гласивший, что чем крепче заборы, тем лучше соседи. Он чувствовал, что англичанам и американцам понадобится вся их энергия для подготовки к боевым действиям и для самых боевых действий и что осложнять — все это задачей слияния наших сил или работой в сложной обстановке объединенного штаба будет для них излишне.
Деверс никогда не отличался особым тактом. Он не скрывал своего отношения к структуре командования или к нежеланию англичан форсировать Ла-Манш. В тот, я думаю, единственный день, когда он был приглашен на обед к Уинстону Черчиллю, началось вторжение в Сицилию. Премьер-министр был в прекрасном настроении и сказал снисходительно, как бы похлопывая американского командующего по плечу: "Вот удачная операция, генерал Деверс. Эта победа обойдется дешево, и будет иметь успех. Именно это и нужно миру дешевые победы". Вечером, когда нам рассказали об этом разговоре, некоторые из нас, принадлежащие к штабу Деверса, стали держать пари, что генерал не переживет битвы за Лондон, — он признался, что ответил премьер-министру следующим образом: "Простите меня, сэр, по-моему, это чепуха. Я думаю, что один отряд солдат на побережье Франции будет значить больше, чем две армии в Сицилии".
Как организатор Деверс мыслил четко. У него были способные генералы, с которыми он мог советоваться. Ко времени Квебекской конференции его штаб уже вполне оправдывал себя. Деверс был энергичен, напорист, настойчив и не боялся высказывать свое мнение. Он был в то же время наивен, бесхитростен и не имел опыта, какого требовало его высокое звание, — он получил повышение за чисто кабинетную работу по организации танкового корпуса американской армии. Кроме того, он был честолюбив. Ему хотелось самому занять пост главнокомандующего американской действующей армией, что было довольно естественно, но могло повредить тем принципиальным положениям, которые он защищал. И он страдал от душевного смятения, что его и погубило.
Деверс находился в душевном смятении еще до Квебека оттого, что не мог понять, как к нему относится генерал Маршалл, который его создал, выдвинул на занимаемый им пост, человек, которого он боялся и которому был предан всей душой — и чье доверие, как ему вдруг показалось, он потерял. Он не знал — и его это мучило, — потерял он доверие или нет. Когда эта дилемма встала перед Деверсом в июне — июле, он, должно быть, писал Маршаллу, и, должно быть, это были длинные, искренние, тревожные, а под конец и умоляющие письма. И на эти письма он, вероятно, не получил ответа.
Задолго до Квебека штаб Деверса указывал ему на единственный выход из положения — сесть в самолет и лететь в Вашингтон, а там откровенно изложить создавшуюся ситуацию президенту и его начальнику штаба, изложить все это и спросить просто: "Чего от меня ждут?" Но Деверс не мог заставить себя прибегнуть к такому простому выходу. Он несколько дней мучился над этим вопросом и, наконец, решил, что не имеет права уезжать. Это значило бы что он бросает свой пост. МакАртур, говорил он, не прилетал в Америку из Австралии плакаться. Не прилетал и Эйзенхауэр с берегов Средиземного моря. Однако и у того и у другого были свои трудности. Маршаллу, думал Деверс, могло показаться, что он поступил неправильно, если бы полетел в Америку. Это шло вразрез с той военной доктриной, которой их обоих учили.
Напрасно штаб Деверса старался убедить его, что у МакАртура и Эйзенхауэра на руках настоящая война, а у него, Деверса, только война дипломатическая. Его пугала мысль, что ему придется встретиться лицом к лицу с Маршаллом, находясь в затруднительном положении. Его письма, оставшиеся без ответа, должны были повлиять на исход дела; письма — и, в последнюю минуту, некоторые лица, как, например, Аверел Гарриман, которого он знал еще до войны. Он предоставил им защищать дело, которое считал необычайно важным для страны.
Когда до нас дошли сообщения о Квебекской конференции, мы узнали, что генерал Деверс проиграл по всем пунктам. Черчилль встретился с Рузвельтом и Гопкинсом, и обе стороны консультировали с начальниками штабов всех трех родов вооруженных сил.
Конференция решила:
1. Утвердить первый вариант плана «Оверлорд».
2. Утвердить рекомендуемую организацию командования и управления в принципе.
3. Предписать генералу Моргану начать детальную разработку плана и подготовки к операции.
Таким образом, пораженчески настроенный штаб КОССАКа продолжал существовать, и работа над планом «Оверлорд» должна была продолжаться по его указаниям.
Почти все участники конференции в Квебеке высказались единогласно по вопросу о недостаче десантных судов, и было рекомендовано улучшить положение:
1) усилив переброску судов, находящихся на Средиземном море, в воды Ла-Манша и;
2) повысив на 25 % производственную программу судостроения, — после чего адмирал Кинг приказал своим заготовителям немедленно принять меры к изучению вопроса о расширении производства десантных судов и плавучих средств.
Английский премьер-министр, отдавая дань красноречию, заявил, что вторжение должно быть подготовлено и осуществлено "энергично и согласованно". Когда его внимание обратили на тот факт, что этому препятствует недостаток десантных средств, он ответил, что "надо производить больше десантных судов".
Американские начальники штабов ограничились тем, что попросту одобрили план «Оверлорд», зато английские начальники воспользовались случаем занести в протокол три оговорки:
1. Они считают, что на соблюдении условий, необходимых для успеха операции, следует настаивать еще более энергично, чем в плане «Оверлорд».
2. Они считают, что превосходство сил союзников, вообще говоря, слишком незначительно.
3. Они считают, что проектируемая скорость продвижения сильно превышена.
Сам КОССАК, которому проект был возвращен для еще более детальной разработки, выступил с несколько неожиданным заявлением, поскольку его собственный план был официально одобрен двумя главами государств. Он "обращал внимание на тот факт", что операция «Оверлорд» может и совсем не состояться и что в таком случае будет оказано "политическое давление", требующее какой-нибудь операции на континенте. Ввиду такого положения КОССАК готов был поступиться первоочередностью средиземноморских операций и предлагал поставить на обсуждение небольшого масштаба диверсию против Норвегии, способную вызвать газетную шумиху, такое предложение отвергалось уже два раза.
