Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Август успокоился, теперь он мог снова всё как следует обдумывать и калякать с Поулине:

— Да, теперь мои дела обстоят иначе, чем раньше. Теперь у меня всё в порядке, но ведь так было не всегда. Ты мне поверила, когда я рассказал тебе, из-за чего сменил зубы?

— Конечно, поверила.

Август, удивлённо:

— Неужто? А ведь я тогда всё тебе наврал. Я иногда рассказываю такое, чего на самом деле вовсе и не было, но теперь я расскажу тебе чистую правду, чтобы не пристала ко мне скверная привычка выдумывать. А на самом деле я тогда сменил зубы, чтобы меня не узнали.

— Значит, ты что-то натворил?

— Некоторым образом да. Не сказать, чтобы натворил... Просто была одна женщина, которая не давала мне покоя, про неё можно даже сказать — дама. У неё была целая усадьба и много рабов. Спору нет, кой-какие отношения между нами были, а у местных мужчин она никогда не видела зубов такой красоты, как мои. Но когда я захотел вырваться на волю и уплыть, она сказала, что нет, что этого она мне не позволит. Такой любви и преданности ты небось никогда и не видела. Уж очень она меня любила. А когда я надумал сбежать тайком, она приставила ко мне охранников, чтоб они перехватили меня и привели обратно. Вот тут-то я и заменил зубы и благополучно сбежал.

По виду Поулине он мог судить, как она восприняла всю эту историю. А восприняла она её плохо: скривила губы. Но сам Август был вполне доволен своей историей, он дал волю своей фантазии и развеселился.

— Разве я мало где побывал? — спросил он. — И скажу тебе прямо, больше всего ко мне липли дамы. Я и по сей день ношу в теле не то четыре, не то пять пуль, но это всё ерунда, если вспомнить, как за мной гонялись влюблённые женщины, кто с ядом, кто с ножом, кто со слезами. Когда-нибудь я расскажу тебе про всё, что мне пришлось вытерпеть.

— Ха-ха! — недоверчиво засмеялась Поулине за своим прилавком. — Здесь тебе, Август, ничего не грозит, раз ты хочешь, чтобы полленские дамы оставили тебя в покое.

Август слегка растерялся, но потом взял себя в руки и сказал:

— Ну и хорошо!

Но поскольку Поулине почему-то вообразила, будто может насмехаться над ним и подшучивать, да ещё при посторонних, он разозлился. Не тот он человек, над которым можно подшучивать. Не он ли проявил истинно пророческое предвидение, когда застраховал свою шхуну и тем заработал кучу денег? Не он ли разобрался с хозяином баркаса, своим кредитором? Теперь он на законных основаниях владеет неводом, на что не рискнули полленцы, и тем не менее он стоит здесь, среди местных жителей, и приветлив с ними, и не задирает нос, и не откупает у Поулине лавку, и не оставляет её без крыши над головой.

— Эй, Поулине, а ты у нас случайно не собираешься замуж? — ехидно спрашивает он.

— Ты насчёт кого спрашиваешь? — отвечает она вопросом на вопрос, причём отнюдь не приветливым тоном.

— Ты ведь у нас скоро заневестишься.

— Да, — отвечает она, — но последние двадцать лет я надеялась только на тебя.

Народ в лавке начинает смеяться, некоторые женщины находят это забавным и ехидничают.

— Ты ей не верь, Август, она вовсе не на тебя надеялась, ей больше по душе капеллан из здешнего пастората.

— Я была бы вам очень благодарна, если бы вы прекратили всякие разговоры о нём! — выкрикивает Поулине, заливаясь краской.

Август несколько растерялся.

— Капеллан? — переспрашивает он неуверенно. — А это кто же такой?

При этом он и сам понимает, что выглядит невеждой.

— Ну, раз ты не знаешь, кто такой капеллан, — смеются женщины, — значит, ты не ходишь в Божью церковь.

Август:

— Не хожу.

— Зато он был миссионером у язычников, — бойко подхватывает Поулине, и, поскольку женщины в лавке разражаются смехом, она решает подлить масла в огонь и добавляет: — А тех, кто не желал обратиться, он просто отстреливал.

Август растерян. Эта проклятая Поулине сделала его полным посмешищем, зря он надумал её дразнить. Нет, не годится он для острословия, не умеет он огрызаться, он, старый мореплаватель, всегда был приветливым и ровным, а характер у него кроткий и терпеливый.

— Ладно, Поулине, — говорит он, — пусть последнее слово останется за тобой, только не имеет смысла заявляться к язычникам, или масонам, или людоедам с такой вот болтовней, уж это мне известно. Они должны чувствовать, что ты настроен серьёзно.

— Но ведь ты стрелял в них! — выкрикивает Поулине.

Август мало-помалу преодолел смущение, фантазия его вновь разыгралась, он принимает оскорблённый вид и спрашивает:

— Послушай, Поулине, а ты не могла бы сказать мне, что я, по-твоему, должен был сделать?

Поулине:

— Я вообще не уверена, что ты когда-то был миссионером.

Фантазия Августа взлетает к небесам.

— Я расскажу тебе кое-что, о чём ты ещё не знаешь, а ты спроси у своего капеллана, правда ли это, или он тоже не знает? Каждый год четырнадцатого сентября в Мексиканском заливе случаются страшные ураганы и циклоны. Они ходят кругами, они выводят из строя все компасы, они поднимают на воздух шхуны, они отрывают головы, и эти головы катятся прямо по палубе; нам, морякам, это хорошо знакомо. Когда я последний раз попал в ураган, меня занесло в лес, к дикарям. Вот что, по-твоему, мне следовало делать? Всякая еда там была, просто Божий дар, бананы, и корица, и сахарный тростник, но дикари хотели мяса и потому надумали меня съесть. Так что миссионером я заделался не ради здоровья, а чтобы спасти свою жизнь. И я начал разводить рацеи про Баррабас, и про реку Иордан, и про всякое такое; ты не поверишь, но они начали кивать, что, мол, всё это чистая правда, такие глупые животные. Прошёл день, другой, прошло время, и наступил самый подходящий для молитвы день, если верить церковному календарю, и тогда я почувствовал себя в безопасности. Но не тут-то было! Вот что б ты сделала, Поулине, если бы сзади к тебе подскочил дикарь и крепко схватил тебя за руки?

— Это тогда ты выстрелил?

Подобная наивность вызвала у Августа лишь снисходительный взгляд.

— Нет, моя дорогая! Человек не может стрелять, когда его держат с такой силой за обе руки.

— Ну так что же ты сделал? — спросили женщины.

— Скажу вам всем: я отпрянул назад как только мог, изо всей силы ударил затылком в лицо дикаря и разбил его.

Слушательницы содрогнулись.

Август весьма доволен произведённым эффектом, он улыбается. Потом спрашивает:

— Скажете, плохо получилось? Но не вмешайся в тот раз Провидение, быть бы мне покойником. Потому что, когда я начал защищаться и отстреливать их словно мух, они ответили мне градом стрел, а самое страшное в том, что стрелы у них отравленные.

Молчание. Слушатели жадно внимают. Но Август ничего больше не говорит. Тогда они спрашивают:

— Вот ты стоишь тут, жив-живёхонек, как же это вышло?

— Да, — говорит он, — я и сам размышляю об этом удивительном происшествии. Верно, тогда ещё не пришло моё время. Я не мог умереть, потому что правда была на моей стороне и был я там не по своим делам, а по Божьим.

Поулине перебивает его.

— Зря ты это делаешь, — говорит Август, — зря перебиваешь, — и снова поднимает глаза. — За сутки до этого мне было ночью некое видение. Белая фигура возникла рядом со мной, уж и не знаю, кто это был, то ли сам архангел Гавриил, то ли другой ангел, но он сказал, чтоб я надел резиновый жилет, который купил в Сингапуре, и чтоб впредь не снимал его. С чего бы это? — подумал я, но сделал всё, как было велено. Вот это меня и спасло, потому что стрелы дикарей не могли пробить мой жилет. И дикари таращились на меня в изумлении: что это значит? Почему его не поражают стрелы? Но тут пробил мой час. Я окликнул их вождя, я прямо на него указал, потом я достал Евангелие и всякое такое. Во мне торчало восемь стрел. Я их все выдернул и бросил на землю. Смерть, где жало твоё, ад, где твоя победа, твоя жалкая победа над человеком, подобным мне?! — воскликнул я. Тут уж и сам вождь, и все остальные поняли, что я послан небом, и пожелали окреститься.

8
{"b":"114814","o":1}