Были среди них, конечно, и совсем уж бесшабашные, которые тратили больше, чем могли себе позволить, право же, их средства не допускали таких расходов на всякие ненужности, хотя они и казались им теперь очень даже нужными. Так, например, Ане Мария завела белые гардины на всех окнах, а молодой Родерик истратил свои деньги на пальто для матери. Это уж было слишком. И то сказать, во всём селении пальто больше ни у кого не было, кроме Поулине, а ей пальто было куда как нужно, чтобы, восседая на мешке с сеном, ездить зимой в церковь.

К сожалению, соседями овладели гордыня и мотовство. Конечно, было очень даже приятно хоть раз в жизни дать волю самым безумным желаниям, даже если потом всю жизнь придётся за это расплачиваться.

Но всего хуже было то, что гордыня оборачивалась утратой чувства реальности и леностью. Мужчины, те вообще жили при своём неводе, а когда возвращались домой, то еле стояли на ногах, сразу ложились и лёжа курили самокрутки. Они с трудом вылезали из постели, чтобы наколоть дров на вечер. Когда настало время лофотенской путины, мало кто из совладельцев невода всерьёз ею занимался. Начало положил Каролус, сославшись на то, что он для этого уже староват, его пример оказался заразительным, хватит, мол, и того, что они горбатились у острова Фуглё и взяли богатый улов, им лучше снова попытать счастья с кошельковым неводом, Лофотены не более надёжны, чем другие рыбные места. Они таскали за собой невод по всем заливам и озёрам, искали сельдь, но ровным счётом ничего не нашли, не сумели запереть даже столько, чтобы хватило на ужин. Йоаким, хозяин невода, уже давно хотел всё бросить, но они его уговорили: ведь в конце концов Лофотены ничуть не надёжнее других рыбных мест, а здесь и невод и рыба есть. Болтовня, пересуды и полная бездеятельность.

Они так и не довели дело до конца, потому что хозяин невода чётко и ясно сказал: стоп! И у Йоакима была для этого уважительная причина — в Поллен возвращался его старший брат.

Йоаким вместе с Августом и Теодором за третьего загребного вышли в море, встречать старшего брата прямо у причала. Для этого они взяли большую лодку, настоящую рыбацкую, с рубкой, потому что брат вполне мог приехать с женой, да ещё с большим багажом. Поулине тоже хотелось выйти с ними в море, но никак нельзя было всем сразу бросить дом и лавку, вот она и осталась в превеликом волнении, однако всё же не забыла поручить Йоакиму, чтобы тот уж заодно прихватил заказанные для лавки товары, которые дожидаются там же, на пристани.

Йоаким и сам волновался, хотя, во-первых, был старостой, а во-вторых, хозяином собственного невода. Это ведь немалое событие — снова повстречать старшего брата. Оба брата никогда не враждовали, если не считать той поры, когда готовы были взяться за нож, потому что один не желал брать деньги у другого. Ха-ха, этому другому пришлось покориться и взять деньги, не то торчать бы ножу у него в теле. В тот раз, лет примерно двадцать назад, когда старший брат, не предупредив ни единым словом, ушёл из дому и найти его не представлялось никакой возможности, потому что он взял курс на Америку, у Йоакима было такое же невозмутимое лицо, а вот сердце билось в груди тревожно, словом, ему было как-то не по себе.

И вообще всё очень странно.

— Да вон же он стоит! — вскричал Август и показал на палубу корабля.

— Это где? — спросил Йоаким. — Ничего это не он.

— Ты что, родного брата не узнаёшь?

Конечно же он узнал его, когда Эдеварт кивнул, тем более что и его жена тоже кивнула, но вообще-то он здорово изменился. Йоаким не мог припомнить, чтобы у Эдеварта когда-нибудь было вот такое исхудалое лицо и такой большой нос. Зато Лувисе Магрете узнать было гораздо проще: такая же смазливая и молодая, как и раньше.

Йоаким слегка опасался первых минут встречи — как бы ему не растрогаться сверх меры. Но всё получилось очень хорошо, поскольку обстоятельства тому содействовали. С корабля спустили трап, старший брат и его жена сошли в лодку, так что для рукопожатий времени и не было. Следом спустили и багаж, впрочем, всего-то из багажа у них имелся один-единственный чемодан да кой-какая верхняя одежда, после чего Йоакиму надлежало без промедления оттолкнуться от борта и отойти на достаточное расстояние: нет ничего опаснее, чем идти вслед за кораблем, когда тот выходит в море. Вот почему, собственно, Йоаким, сделав вид, что не замечает протянутой для приветствия руки, начал изо всех сил грести тяжёлыми вёслами, чтобы подойти к причалу... Ну, Теодор, тот, само собой, говорил без умолку, да и Август не сказать, чтобы хранил молчание, всё это очень упрощало ситуацию, так что в конце концов Йоаким смог произнести вполне спокойно:

— Мне очень неловко, но я должен ещё немного задержать вас: надо забрать с причала кой-какой товар для Поулине.

Он поднялся на причал, Лувисе Магрете, которая вполне удобно устроилась в лодке, тоже полезла следом, чтобы размять ноги. А мужчины так и остались сидеть в лодке.

— Почему ты надумал приехать именно сейчас? — спросил Август.

На это Эдеварт ответил, что так вот получилось. Собираться-то он давно собирался, но...

— А я приехал домой, чтобы обзавестись женой, если, конечно, получится.

Между старыми друзьями завязался оживлённый разговор, порой по-английски из-за присутствия Теодора, что, впрочем, ничуть не мешало тому время от времени задавать какой-нибудь вопрос, к тому же он начал рассказывать о кораблекрушении у берегов Хельгеланна.

Разговор зашёл о Поулине, которая очень тосковала, потому что старший брат никогда не давал о себе знать: вечное отчаяние и слёзы, просто сердце разрывается, когда всё это слышишь, вот Август и утешал её заверениями, что отыщет ей брата с помощью разных консульств. Ничего лучшего, чтобы её утешить, он придумать не мог. Он дал знать по крайней мере в четыре консульства и разослал великое множество телеграмм. Он намерен сказать ей об этом, пусть Эдеварт это знает.

Эдеварт утвердительно кивнул.

Йоаким переносит в лодку ящики Поулине и тюки. Вот он уже управился. За ним следует Лувисе Магрете. Август торопливо оборачивается к Эдеварту и шепчет:

— Не надо говорить про четыре консульства, скажи лучше, два.

— Ладно.

— Чтоб не завелась у меня такая привычка привирать и вообще говорить лишнее.

Отчалив, Йоаким вдруг протягивает брату руку и говорит:

— Ну что ж, добро пожаловать домой, а то я захлопотался и не успел...

— Спасибо, — отвечает Эдеварт.

Они плывут домой, ставят паруса, гребут против ветра. Становится холодно, и выходит очень кстати, что Лувисе Магрете прихватила с собой верхнюю одежду, есть что накинуть на плечи. Заходить в рубку она не желает, правда, там есть чугунная печка, и, стало быть, ей будет там очень уютно, но ведь там может пахнуть селёдкой, да и на сиденьях вполне могла остаться чешуя.

— Да, давненько вы у нас не были, — говорит Теодор. — Это просто замечательно, что мы снова встретились.

Вероятно, Эдеварт считает, что должен проявить любезность и ответить Теодору, а потому он говорит:

— Это не ближний путь, да и сама поездка не из дешёвых.

Теодор сразу оживляется:

— Так я ж это самое и говорил всё время, что, мол, очень дорогая поездка, можно сказать, с другого конца земли. Как хорошо, что у вас сыскались деньги.

Август хотел бы узнать, что слышно нового в Америке, прошло уже немало времени с тех пор, как он сам был в тех краях, они ещё тогда выбирали президента, и в Вайоминге избиратели стреляли друг в друга.

— Эй, миссис Эндрюс, ты случайно не замерзла? — спрашивает он Лувисе Магрете — жену Эдеварта Андреасена.

— Немного, — отвечает та. — Ты лучше спроси у Эдеварта, чего ради ему понадобилось сюда ехать и что мы здесь будем делать. Только отнимать время у людей и докучать им.

На это Эдеварт ничего не ответил, зато Йоаким улыбнулся и сказал, что за последние двадцать лет они ей-же-ей не слишком часто сюда наезжали и не слишком докучали здешним людям.