Некоторое время она хранила молчание, затем, возвысив голос, начала:

– Женщины Таниса, пусть каждая из вас убедится в том, что среди вас нет ни одного мужчины, чтобы он, увлекаемый своим безумием, не выдал ненавистной ложной Хатхор нашей тайны! Слушайте! Бедствие за бедствием обрушились на Кеми: наши первенцы убиты невидимой рукой; наши рабы ограбили нас и бежали; наши воины и колесницы поглощены волнами Чермного моря, варвары, подобно саранче, унизали наши берега. И все это из-за того, что ложная богиня водворилась в Кеми. Она отнимает у нас наших мужей, сыновей, братьев, женихов, даже жрецов, служителей других богов. Все смотрят на ее красоту и идут на смерть. Не права ли я?

– Увы, царица, ты говоришь правду! – послышалось в толпе.

– Все мы страдаем из-за нее, но всех больше потерпела я. Из-за нее мой единственный сын умер, мои рабы бежали, а теперь отнят у меня и возлюбленный, незабвенный супруг! Вспомните, ведь он был ваш царь! – И Мериамун, закрыв лицо свое руками, казалось, плакала или молилась.

– Я умоляла богов, – продолжала она после некоторого молчания, – чтобы они открыли нам через мертвые уста фараона, из-за кого мы страдаем, и боги обещали мне дать ответ, такой ответ, который убедил бы всех нас!

С этими словами Мериамун, привстав со своего трона, обратилась к мертвецу, сидевшему на коленях Осириса:

– Умерший фараон! Великий Осирис! Владыка преисподней, первейший из сонмища мертвых, услышь меня и прояви себя через уста того, кто был велик на земле! Проговори его устами языком смертных, чтобы эти женщины могли слышать и понять слово твое. Скажи, кто источник всех наших бедствий? Скажи нам, царь умерших, ты, живущий вечно!

И вот пламя на жертвеннике вдруг погасло, и воцарилось гробовое молчание; мрак окутал святилище, мрачную статую Осириса и белевшее во мраке мертвое лицо фараона. Затем пламя вдруг вспыхнуло, словно молния, и осветило лицо мертвеца; губы его шевельнулись, и послышался замогильный, сиплый голос, произнесший такие слова:

«Та, которая была проклятьем ахеян, которая была роком

Илиона; та, что восседает теперь в храме Хатхор, которой ни один

мужчина не может нанести вреда и перед которой все они бессильны,

она призывает гнев богов на страну и народ Кеми. Я сказал».

Последние отзвуки этих слов замерли среди мертвой тишины и безмолвия храма; суеверный страх охватил всех собравшихся здесь женщин при звуках голоса мертвеца, так что многие попадали ниц, а другие закрывали лицо руками, чтобы не видеть и не слышать.

– Слышите, сестры! – воскликнула Мериамун. – Поспешим же к храму Хатхор! Вы слышите теперь, кто источник всех ваших бедствий! Мужчины бессильны против нее, но мы не просим и не нуждаемся в их помощи, так как все они ее рабы. Мы сами избавим себя от нее; у нас хватит силы и мужества забыть нашу женскую кротость и мягкость и вырвать с корнем эту тлетворную красоту из родной страны. Пойдем и сожжем храм Хатхор, тогда жрецы ее погибнут у алтарей, а красота этой ложной богини растает, как воск в горниле, от пламени нашей ненависти! Скажите, сестры, дочери Кеми, готовы ли вы идти за мной и выместить наши слезы и наш позор на этой бесстыдной, ложной Хатхор, наши бедствия и горе – на источнике всех этих бедствий и горя, наших убитых – на убийце?

Тысячи женских голосов ответили ей в один голос, слившийся в один протяжный крик ярости:

– Готовы, Мериамун! Готовы идти за тобой все до одной! Веди нас к святилищу Хатхор. Тащите огонь! Идем, идем к святилищу.

Реи-жрец все слышал и, прокравшись сквозь обезумевшую от бешенства толпу женщин, побежал из храма, мучимый страхом и стыдом. Он хорошо знал, что фараон умер не от рук Хатхор, а от руки самой царицы Мериамун; знал, что не бог говорил мертвыми устами Менепты, а колдовство той, что была всех женщин искуснее и опытнее в деле колдовства, познания змея, знал, что Мериамун хочет уничтожить Хатхор по той же причине, по какой она отравила фараона: чтобы стать женою Скитальца!

Реи был человек богобоязненный и справедливый, и сердце в нем горело от боли при сознании развращенности и зла той, которую он с раннего детства любил, как родное дитя. Он поклялся в душе, если только успеет предостеречь Елену, передать ей все, что сделала Мериамун и что поручил ей сказать Скиталец. Старые ноги его заплетались, до того он спешил; наконец, едва переводя дух, добежал он до врат храма Хатхор.

– Что тебе надо, старуха? – спросил его жрец, охранявший врата.

– Пропусти меня к бессмертной Хатхор!

– Ни одна женщина никогда не переступала этого порога и не старалась увидеть Хатхор!

Но Реи поспешил сделать жрецу таинственный условный знак посвященных в сокровенные тайны познания истины, и тот пропустил его, немало удивленный, что женщина могла принадлежать к числу посвященных в тайные науки.

Благополучно пройдя и через внутренние двери храма, Реи очутился перед дверью алебастрового святилища, освещенного огнями изнутри. Осторожно и робко приподняв бронзовую щеколду, он вошел в святилище, шепча молитву, чтобы не быть сраженным невидимыми мечами, и вот достиг наконец самой завесы. На этот раз оттуда не доносились звуки песни Хатхор. Когда Реи, раздвинув слегка завесу, очутился в святая святых храма, то увидел богиню, сидевшую не как обычно за пряжей, а печально опустив руки в колени и, по-видимому, далеко унесшуюся в мечтах. Она даже не заметила его прихода, и, только когда Реи, приблизившись к ней, пал перед нею на колени и распростерся на земле, Елена очнулась и спросила его:

– Кто ты, нарушивший в такой неурочный час мое уединение? Неужели ты в самом деле женщина и пришла ко мне, смертельному врагу всех женщин?

– Я не женщина, Бессмертная Царица! Я старый жрец Реи, которого ты, может быть, помнишь! Я осмелился нарушить твое уединение, чтобы предупредить тебя о грозящей опасности от руки царицы Мериамун, а также передать тебе то, что мне поручил тот, кого мы здесь называли Скитальцем.

– Ты сейчас назвал меня бессмертной, Реи! Как же может грозить опасность, мне, против которой бессильны все люди и даже сама смерть? Увы, я не могу умереть, прежде чем не настанет конец вселенной, конец всему! Но расскажи мне о том изменнике, о том неверном, которого ты называешь Скитальцем.

– Он не изменник и не неверный, как ты называешь его, госпожа, а несчастный, обойденный, замороченный человек! Послушай меня, и я расскажу тебе все, как было.

И Реи рассказал Елене все, что ему поручил сказать ей Скиталец, как Мериамун обольстила его в ее образе и обманом завладела им, заставив его поклясться змеем, когда он должен был клясться звездой, что он сделал, когда узнал правду, и как царица оклеветала его, как стражи и евнухи одолели его, как он лежал на одре мучений и был спасен царицей и отправлен начальствовать над войском фараона.

Елена слушала его, не прерывая.

– Воистину, – сказала она, когда Реи смолк, – ты радостный вестник, Реи! Теперь, узнав от тебя обо всем, я прощаю его, но за то, что он поклялся змеем, никогда в этой жизни он не назовет меня своей. Но мы с тобой последуем за ним… Слышишь, Реи, что это за крики?

– Это царица Мериамун и женщины Таниса пришли жечь храм и твое святилище. Она убила фараона, чтобы овладеть Скитальцем, и хочет уничтожить и тебя! Беги, госпожа, беги!

– Нет, Реи, мне бежать и спасаться незачем! Пусть она сделает свое преступное дело, а ты беги и скажи всем служителям моим и жрецам, чтобы они бежали с тобою. Беги, смешайся с толпой и жди меня. Я выйду, и тогда мы последуем с тобой за Скитальцем, как я сказала тебе. Спеши же, Реи, спеши!

И Реи побежал. У входа в святилище толпились жрецы и служители Хатхор.

– Бегите! – крикнул им Реи. – Женщины Таниса осаждают храм и хотят сжечь его, умоляю вас, бегите!

– Эта старая бабка помешалась! – проговорил один из них. – Мы – хранители Хатхор, и пусть сюда ворвутся все женщины мира, мы не можем бежать!