Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ты не дал мне ответа еще. Хочешь ли ты служить мне и быть начальником отряда моих телохранителей?

Скитальцу вовсе не хотелось поступать на службу, но он искренно любил войну и битвы. Однако, прежде чем он успел ответить, царица Мериамун быстро взглянула на него.

– Мой совет тебе, Менепта, – произнесла она, – Эперит должен остаться в Танисе и быть начальником моих телохранителей, пока ты уйдешь в поход и будешь преследовать Апура. Я не могу остаться без защиты в этой стране, и если он, этот сильный человек, будет охранять меня, я буду спать спокойно!

Скиталец вспомнил о своем желании взглянуть на прекрасную Хатхор, тем более что любил приключения и новизну, и ответил, что, если угодно фараону и царице, он останется и будет командовать стражей.

Фараон был очень доволен его согласием.

ГЛАВА XII. Комната царицы

На другой день ровно в полдень фараон выступил с войсками в поход. Они двинулись через пустыню к Красному морю, в том направлении, куда ушли Апура. Скиталец проводил их в колеснице жреца Реи, который поехал отдельно от войска. Многочисленность солдат удивила Скитальца, но он промолчал и только спросил жреца, все ли войска фараона двинулись в этот поход. Реи ответил, что тут только четвертая часть всего войска, так как нет ни одного наемного солдата из Верхнего Египта.

Скиталец ехал за фараоном, пока дорога не разделилась, затем простился с ним. Фараон подозвал его к себе.

– Клянись мне, Скиталец по имени Эперит, из какой бы ты ни был страны и где бы ни была твоя родина, клянись, что ты будешь честно охранять царицу Мериамун и мой дом, пока я буду в отсутствии! Ты красивее и сильнее других мужей, но мое сердце не доверяет тебе. Быть может, ты коварный человек и навлечешь несчастье на меня!

– Если ты так думаешь, фараон, – ответил Скиталец, – то не заставляй меня охранять царицу. Разве я не доказал тебе свою преданность, защищая тебя и твой дом от мечей разъяренной толпы?

Фараон посмотрел на него долгим недоверчивым взглядом, потом схватил за руку. Скиталец поклялся Афродитой, Афиной и Аполлоном, что будет верно и честно служить ему во время его отсутствия.

– Я верю тебе, Скиталец, – сказал фараон. – Знай, если ты сдержишь свою клятву, то будешь щедро награжден, будешь вторым лицом после меня в стране Кеми, если же изменишь клятве, то умрешь!

– Я не прошу награды, – возразил Одиссей, – и не боюсь смерти, так как должен умереть и знаю это. Но я сдержу свою клятву!

Он низко поклонился фараону и сел в свою колесницу.

– Не оставляй нас, Скиталец! – воскликнули солдаты, видя, что он отправляется обратно.

Он выглядел таким победоносным в своем золотом вооружении, что казался солдатам богом войны, который покидал их.

Хотя сердце его стремилось за войском, так как он любил войну, он покорно возвратился во дворец к закату солнца.

В эту ночь он сидел на пиру рядом с царицей Мериамун. Когда пир закончился, она приказала ему следовать за собой и привела в свою комнату. Это была красивая, благоуханная комната, слабо освещенная светом ламп. Тут стояли богатые золоченые ложа, а на стенах были нарисованы сцены любви и войны чужеземных богов и царей.

Царица опустилась на вышитые подушки богатого ложа и приказала Одиссею сесть поближе, так, что ее одежда касалась его золотых лат. Он сделал это неохотно, хотя любил красивых женщин. Сердце предостерегало его от темных загадочных очей царицы.

– Скиталец, мы многим обязаны тебе, мы в долгу у тебя за спасение нашей жизни! – начала царица. – Расскажи мне что-нибудь о себе, о твоей родине, о твоей стране, о войнах, которые ты вел. Скажи, как достал ты это золотое вооружение? Несчастный Парис носил такое же, если менестрель сказал правду!

Скиталец искренно проклинал в душе и менестреля, и его песни.

– Менестрели лгут, царица, – сказал он, – и рассказывают старые сказки. Парис также мог носить мое вооружение, как и всякий другой человек. Я купил его на Крите и ничего не знаю о его первом владельце. Воевал я часто и много, но вся добыча и женщины обыкновенно доставались царю, а нам – лишь удары мечей!

Мериамун слушала молча, мрачно усмехаясь.

– Странная история, Эперит, странная история! Ну, скажи хотя бы, как достал ты этот волшебный звенящий лук? Такой лук был только у Одиссея!

Скиталец беспомощно оглянулся, как человек, попавший в ловушку.

– Этот лук, госпожа? – ответил он. – Он достался мне чудесным образом. Я высадился с грузом железа на западный берег острова. Чума опустошила остров, я нашел в развалинах одного дома этот лук и взял себе. Хороший лук?

– Чудесная история в самом деле, чудесная история! – насмешливо произнесла царица. – Случайно ты купил вооружение Париса, случайно нашел лук, которым богоподобный Одиссей убил врагов в своем доме. Знаешь ли, Эперит, когда ты стоял в своем вооружении в нашем пиршественном зале, когда лук твой звенел, а стрелы, яростно жужжа, летели на врагов, я подумала, что это лук Одиссея. Слава его облетела весь мир, дойдя до Египта!

Она загадочно взглянула на него.

Лицо Скитальца омрачилось. Да, он слышал также об Одиссее, но не особенно верил слухам. Между тем царица приподнялась со своего ложа и, извиваясь, как змея, гибким движением приблизилась к нему, устремив на него свои задумчивые очи.

– Странно, странно, что Одиссей, сын Лаэрта, не знает ничего о своих подвигах. Ты, Эперит, ведь ты – Одиссей, я знаю это!

Скиталец был приперт к стене, но нашелся.

– Люди говорят, – произнес он, – что Одиссей странствовал на севере. Я видал его, но он выше меня ростом!

– Я тоже слышала, – возразила царица, – что Одиссей двуличный человек, как лисица. Взгляни мне в глаза, Скиталец, взгляни в мои глаза – и я скажу тебе, Одиссей ты или нет!

Она перегнулась вперед так, что ее роскошные волосы распустились, и уставилась ему в лицо.

Скитальцу было стыдно опустить глаза перед женщиной, а встать и уйти он не мог и вынужден был смотреть ей в глаза. Пока она смотрела, голова его закружилась, кровь закипела в жилах.

– Обернись, Скиталец, – прозвучал голос царицы, и ему казалось, что этот голос звучал откуда-то издалека, – и скажи мне, что ты видишь!

Он обернулся и посмотрел в темный конец комнаты. Там блестел слабый свет, подобный первым лучам зари. В этом свете он увидел фигуру в виде деревянной лошади, а за лошадью вдали виднелись огромные каменные башни, ворота, стены и дома города. В боку лошади отворилась дверь, и из нее выглянула голова человека в шлеме. Слабый свет озарил лицо человека, это было его собственное лицо! Скиталец вспомнил, как он прятался в лошади, стоявшей внутри стен Трои. Вдруг большая белая звезда, казалось, упала с неба на осажденный город, предвещая конец его.

– Смотри опять! – произнес голос Мериамун.

Он снова взглянул в темноту и увидал устье пещеры. Над широко разросшимися пальмами сидели мужчина и женщина. Месяц выплыл на небо, над высокими деревьями, над пещерой и озарил сидящих людей. Женщина была прекрасна, с вьющимися волосами, одетая в блестящее платье, но глаза ее были полны слез. То была богиня Калипсо, дочь Атласа. Мужчина был он сам, хотя лицо его было устало, измучено тоской по родине. Скиталец вспомнил, как сидел рядом с Калипсо однажды ночью на ее острове в центре морей.

– Смотри еще! – прозвучал голос Мериамун.

Снова взглянул он в темноту и увидел развалины своего дома на Итаке, кучу праха и костей. Около этих останков лежал человек в глубокой скорби и отчаянии. Когда он поднял голову, Скиталец узнал свое собственное лицо. Вдруг мрак распространился в комнате. Снова кровь прилила к его голове, и он увидел царицу Мериамун, сидевшую около него с мрачной улыбкой.

– Странные вещи ты видел, Скиталец? – спросила она. – Не правда ли?

– Да, царица, очень странные! Скажи мне, каким образом ты вызвала все эти видения?

– Силой моего колдовства, Эперит. Я искуснее всех колдунов, живущих в Кеми, и могу узнать все прошлое тех, кого люблю! – взглянула она на него. – Я могу вызвать тени прошлого и заставить их снова ожить. Разве ты не видел лицо Одиссея из Итаки, сына Лаэрта, твое собственное лицо?

16
{"b":"11479","o":1}