Собака Одиссея, встречающая своего хозяина. По Генелли

Суть метаморфоз иных наших политиков, что еще вчера были первыми лицами, а сегодня стали плутократами, прекрасно выразил две тысячи лет тому назад Диоген, с его «переоценкой ценностей»… Как собирательный образ киника Диоген выведен у Лукиана. Он говорит: «Ты видишь перед собой космополита, гражданина мира». Диоген называл себя «врагом страстей», «освободителем человечества», утверждая, что хочет быть «пророком правды и свободы слова». Диоген расписывал прелести «свободной жизни»: «Прежде всего я сниму с тебя изнеженность… заставлю тебя работать, спать на голой земле, пить воду и есть что попало. Богатства свои ты бросишь в море. Ты не будешь заботиться ни о браке, ни о детях, ни об отечестве… Котомка твоя пусть будет полна бобов и свертков, исписанных с обеих сторон. Ведя такой образ жизни, ты назовешь себя более счастливым, чем великий царь…» Лукиановский Диоген обещает, что такой вот космополит сможет навсегда избавиться и от такого «порока», как способность краснеть. Наш космополит не краснеет, став богачом и вором.

Вот как охарактеризовал философию Диогена неокантианец В. Виндельбанд в своей «Истории древней философии»: «Навязчивые поучения этих философов-нищих высказывались преимущественно в грубых остротах, из которых много анекдотического приписывают Диогену. Серьезного размышления в них мало. Еще Антисфен, настаивая на ничтожности всяких удовольствий (вероятно, против Аристиппа), пытался обосновать свое убеждение тем соображением, что если это убеждение и неверно, то все-таки оно предохранит человека от рабства перед чувственными наслаждениями. Но у Диогена это презрение к внешним благам переходит в желчный юмор ничем не жертвующего пролетария. Кроме духовного развития, которое он еще несколько ценил, по крайней мере настолько, насколько оно ведет к добродетели, он отрицал все проявления цивилизации, объявляя их лишними, бессмысленными и опасными для добродетели. Наиболее виновны циники в том бесстыдстве, с которым они намеренно оскорбляли обычаи, касающиеся половых отношений, а также в равнодушии к семейной жизни и к государству; ибо их космополитизм, которым (так) хвалился Диоген, не носил позитивного характера общечеловеческого идеала, а только освобождал личность от всяких рамок, наложенных на нее цивилизацией. В частности, циники, подобно их предшественникам – софистам, порицали рабство, как нечто неестественное и несправедливое…». Заметим, что подобные типы встречались и в Индии (голые факиры).

Ян Брейгель Старший. Изобилие. XVI в.

Они везде вносят в течения общественной жизни элементы радикализма, обычно присущие левацким течениям. Одной из их идей стало предложение ввести общность жен и детей. Диоген противополагал природу и закон, разум и богатство, культуру и естество. В то же время его остроты и меткое словцо были у многих на слуху. Он как никто иной мог довести до белого каления сытых мещан, издеваясь над их богами. Пес, как его прозвали за собачье-бродячий образ жизни, считал, что «люди соревнуются в том, кто кого столкнет пинком в канаву». Нищета и привела его к философии. Он называл сребролюбие матерью всех пороков и, как утверждала легенда, выходил на дневной свет с фонарем, объясняя это тем, что ищет «человека» (то есть идеал).

Людей он в глубине души презирал. И даже осуждал Прометея за подаренный им огонь. Диоген считал глупым и абсолютно наивным стремление изменить мир с помощью каких-то там идеальных систем. Отличительной чертой его воззрений являлось поддержание философии умеренности. Он даже сетовал на то, что слишком много производится и продается такого, без чего нормальный человек вполне мог бы обойтись. Диоген органически сочетал в себе люмпен-пролетарское и социально-критическое направление мысли. У Диогена есть и стихи, гневно бичующие «немужественную, грязную роскошь».

«Некоторые восхищались им как мудрейшим человеком на свете, другие называли его безумцем» (Дион Хрисостом). Из мыслей Диогена вырастут Рабле, Вольтер и Дидро. Умер он в Коринфе в возрасте 90 лет. Жители поставили ему памятник из паросского мрамора в виде колонны, на вершине которой стояла фигура собаки (Павсаний). Собака на могиле стоит, видимо, потому, что таково было бранное имя, которое дали ему злейшие недруги. Собака звучала «Kyon» – отсюда и «киники». Кстати, образ жизни киников очень напоминал образ жизни индийских аскетов. Этому обстоятельству особо поразился и Онесикрит, сопровождавший Александра Македонского в его походах. Среди определенной публики космополитизм стал со временем популярен, как и собака Диогена. Известно, что собака признает только того хозяина, кто ее кормит.

Но их идеи, повторяем, находили своих приверженцев. Кратет из Фив роздал, как утверждают, все свое состояние, чтобы посвятить себя образу жизни киников (нищенскую жизнь разделила и его жена Гиппархия). Он бродил по свету с посохом и нищенской сумой за плечами, упражняясь в добродетели. Господствующие в обществе взгляды этот опростившийся аристократ считал «дымом и чадом». Под влиянием мягкого, доброго характера Кратета кинизм приобрел демократичный и менее радикальный характер. Кратет был идеологом философии любви к человеку (филантропии). Он пользовался почти что всеобщей любовью. В народе его звали «открывателем всех дверей» и «добрым демоном». Греки даже писали на дверях домов: «Здесь вход для доброго гения Кратета». Философ не только не стеснялся своей бедности, но и воспринимал ее как большое благо и даже награду, говоря: «Я гражданин темноты и бедности, они неприступны для судьбы». Кратет мог бы стать, пожалуй, и неким идеалом для русской разночинной интеллигенции. Автор очерка о кинической философии И. Нахов так оценивал результат его воздействия: «Конечно, киник кратетовского типа, внушая людям идею превосходства бедности, звал к бедности, а не к богатству, но звал всех, что практически было равнозначно призыву к богатым раздать свое имущество, как это сделал в свое время сам Кратет, и жить одной жизнью с народом, иными словами, это было замаскированное политически, актуальное и популярное требование передела имущества. Все это означало осуждение имущих, переоценку общепринятых ценностей, а не банальный конформизм, свойственный официальной идеологии. Ненависть к праздности и богатству, жажда свободы и справедливости составляют пафос поэзии Кратета».

Думаю, что ныне в России, одурманенной жаждой богатств, эти взгляды были бы непопулярны. Антисфен заметил: «Пусть дети наших врагов живут в роскоши!» Сомневаюсь, что это позволит народ, глядя на вопиющую и вызывающую роскошь одних на фоне убогой жизни сотен миллионов. Лучше упрятать в тюрьму тех олигархов, что устроили ограбление целого народа. Жизнь такого богача, который безобразно роскошествует и разучился краснеть (при виде вопиющей бедности народа), никак не отвечает русскому духу… Разница между киниками и циниками в отношении к роскоши и богатству огромна. Первые шли от богатства к мудрости, вторые, напротив, к алчности и безделью. «Для того, чтобы жить как следует, надо иметь или разум, или петлю» (Диоген). Чего достойны наши циники, решайте сами.

Гораздо интереснее те мысли, которые высказывал Диоген в его «Государстве» (подлинность сочинения была засвидетельствована стоиками). Там им нарисована картина идеального общественного и государственного строя в Древней Греции. Его «Государство» многие ставили в один ряд с трудами Платона и Зенона. Стоит добавить, что то нищенство и странничество, что связывают в сознании с образом жизни киников, не было не только главным, но и сколь-либо существенным. Они видели суть и смысл идеального устройства в том, чтобы снять в конечном счете все сословные различия, разделяющие людей перегородки, привилегии богатства, все градации по национальному признаку и т.д. и т.п. Их взгляды получили довольно широкое распространение в различных частях мира: в Египте (о чем говорят трактаты времен Птолемея), в Греции (ученик киника-стоика Аристона, александрийский ученый Эратосфен доказал несостоятельность аристотелевского тезиса деления человечества на греков и варваров). И даже, как считал Плутарх, восприняты Александром Македонским, который попыткой основания мирового царства, казалось, осуществлял кинический идеал государства. У Платона в диалоге «Аксиох» Сократ, так сказать, «исповедуя» умирающего философа Аксиоха, возвращается в Киносарг, в это пристанище философов-киников. Хотя Платон, подчеркнем это, явно недолюбливал Диогена, называя того «безумствующим Сократом».