Грамота Екатерины II, дарованная грекам-переселенцам Крыма

Начало раскопкам на западном берегу Днепра положил Мельгунов (1763 г.). Барков подготовил к изданию «Скифскую историю» московского стольника А.И. Лопатина, которую впоследствии и опубликовал Н.И. Новиков (1776). Зуев посетил Крым и стал описывать все городища и курганы, встреченные им по пути: «…Каких бы старинных покойников они ни покрывали, здесь по новости поселенцев никто не знает и даже никто еще и не любопытствовал, чтобы иметь какое-нибудь сведение об оных, или вырывать какие-либо достопамятности, хотя со внешнего виду они много сходствуют с находящимися в Сибири». Он пришел к выводу, что курганы эти оставлены разными народами. «Чем больше я слышу разговоров о Крыме, – писал Зуев академику П. Палласу, – тем более я загораюсь желанием ехать туда». Екатерина II после того как совершила путешествие в Крым, охарактеризовала оный как «жемчужину в короне Российской империи». Были составлены и планы изучения регионов. В частности, говорилось: «Чрезвычайно важно как для империи, так и для науки знать действительное положение этих местностей на земном шаре и произведения Черного моря, природу Крымских гор и историю населяющих этот полуостров народностей». Кто же мог даже подумать тогда о том, что вырожденцы времен заката империи, разбазарят то, что было приобретено вековыми трудами и столькими героическими битвами нашего народа.

Таманский сфинкс

Таманский саркофаг. Мрамор. IV—III вв. до н.э.

Что касается античного влияния на нашу литературу, чтобы рассказать об этом, понадобилось бы специальное исследование, столь многочисленны и разнообразны примеры оного. Пушкин чтит Аполлона, переводит Горация, прося судьбу одарить его даром Ювенала: «Вручи мне Ювеналов бич!» Вспоминают стихи Овидия и его «незримую гробницу». Кюхельбекер говорит, что «Гомер соединяет в себе поэзию с искусством писать – в той же степени, в которой Рафаэль – поэзию и искусство изображать». К. Рылеев призывал следовать примеру древних: «И на суждения завистников твоих, на площадную брань и приговор суровый с Гомером отвечай всегда беседой новой». Державин, говоря о богине трагиков, вспоминает Эсхила, Софокла и Еврипида. Радищев сравнивает глас Ломоносова с Пиндаровой трубой, а его ум с умом Платона. И примеров такого рода неисчислимое множество.

Выдающуюся роль в пробуждении в русском обществе все большего интереса к эпохе античности сыграл поэт, драматург и переводчик В.В. Капнист (1758—1823), происходивший из обрусевшего греческого дворянского рода. Он был убежденным сторонником того, что в русской культуре необходимо создавать аналоги явлениям античной культуры. Приверженец классицизма, он выступил с серией статей о связях культуры Греции с культурой России. В древних гиперборейцах усматривая предков русских, он считал, что те в давнее время создали независимую от греков изящную словесность, до «гипербореан» (от последних древние греки якобы и почерпнули все достижения). Довольно смелые построения поэт проиллюстрировал ссылками на античных авторов – Геродота, Павсания, Страбона, с которыми был знаком лишь по французским переводам. Капнист пытался доказать, что Одиссей странствовал не в Средиземном, а в Черном и Азовском морях. Эти захватывающие сюжеты он обсуждал со своим добрым другом и соседом И.М. Муравьевым-Апостолом. Когда же тот уехал в Москву, он сетовал в письме к сыну: «Некому будет мне Горация буквально переводить, и не с кем будет спорить о древностях».

Вспомним теорию немецкого историка первой половины XIX века Фальмерайера. Он провозгласил, что «эллинская раса в Европе была полностью истреблена», что ныне «ни единой капли подлинно чистой эллинской крови не течет в венах христианского населения современной Греции» и что «современные греки – лишь только славяне и албанцы». Такая точка зрения, конечно, является недопустимой крайностью. Теория была справедливо отвергнута (1830). Но то, что едва ли не большая часть былой мощи Греции ушла в междоусобные войны, схватки со старыми противниками и с Османской империей, факт общеизвестный. Признав рабство как инструмент господства, греки в итоге сами стали его жертвой. За «грехи молодости» тоже, видимо, надо платить.

Примерно тогда, когда в Греции возникло новое греческое государство, в 1839 году в России возникло Одесское общество истории и древностей, его президентом стал ученый, серб по происхождению, Д. Княжевич (1788—1844). По его инициативе в Ришельевском лицее организовали новые кафедры, ввели преподавание «русских древностей». Общество ставило целью распространение историко-археологических сведений о Южной России. В его обязанности входили сбор, описание, сохранение остатков древностей на этих территориях, изучение сообщений древних авторов о Северном Причерноморье, его народах и всех его «достопримечательностях» (Новороссийский край, Бессарабия), а также отыскивание следов их в настоящем времени. Общество вменяло в обязанность проводить весь комплекс исследований и активно помогать росту знаний среди соотечественников, любителей древности. Причем на собраниях общества, согласно положению, «все суждения бывают и протоколы ведутся на русском языке». Спор о древности и месте народов не только не утих, но еще более разгорелся. Ныне от русских требуют забыть свой язык.

Панорама Керчи с видом на музей

Для подобных споров были и есть серьезные основания… Если вспомнить об учреждении на юге России в XIX веке коллекции Музея древностей в Феодосии (1811), равно как и Кабинета редкостей в Николаеве (1803) или же Музея древности в Керчи (1826), сразу вспоминаются времена Боспорского царства и время Аспурга, что царствовал над всем Боспором и Феодосией… Ряд царей, начиная с Митридата Евпатора, развивали и укрепляли в этих краях традиции эллинизма. Рим, признав власть оных царей, заключив с ними договор о дружбе и союзе, фактически создавал и укреплял союз местных племен, греческих городов и поселений. Историки отмечали, что развитие боспорской государственности по типу эллинистических царств хотя происходило в труднейших условиях прямого давления и вмешательства Рима, в то же время способствовало росту экономики, военного потенциала и культуры всего региона. Археологические исследования в Прикубанье, Тамани, в окрестностях Анапы и Новороссийска указывают не только на наличие тут множества крепостей и укрепленных пунктов, но и говорят о смешанном характере населения. Жители этих регионов были, видимо, племенем меото-сарматского происхождения. Но гораздо важнее то, что уже тогда, т.е. в I в. до н.э., они воспринимали себя как оплот и важное военно-стратегическое звено, являющееся хранителем и защитником рубежей страны – Боспорского царства. Особую роль всегда играл Крым.

Русские, уводимые в татарский полон

Крым – это уязвимое подбрюшье России, Украины и всего славянского колосса… Стоит напомнить, что если отношения с Грецией и Византией у русских и киевлян были более или менее ровными, если не считать нечастых походов наших ратей на Царьград, то от крымских татар всегда приходилось ждать беды. Можно сказать даже, что мы жили в постоянном ожидании набега. Крым был кровоточащей раной, откуда сочилась кровь многочисленных славянских рабов. Чуть ли не каждый год крымские татары устремлялись к Дону и Волге, нередко поддерживаемые мощным турецким войском. В 1571 году хан Девлет-Гирей пошел на Москву во главе рати из 120 000 человек. Причем татар пропустили беспрепятственно через Оку какие-то изменники, боярские дети (князь Мстиславский и другие). В итоге татары подошли к Москве и выжгли ее полностью. Город сгорел за три часа, уцелел один лишь каменный Кремль. Народу же погибло превеликое множество, ибо все окрестные жители сбежались под защиту московских стен (называли даже цифру в 800 000). Девлет-Гирей, радуясь победе, требовал от Руси возвращения Казани и Астрахани. Он писал царю Иоанну: «Жгу и пустошу все из-за Казани и Астрахани, всего света богатства применяю к праху». Этот поход так воодушевил крымского татарина, что он и в следующем, 1572 году, двинулся на Русь (А. Нечволодов). Все сказанное учит нас не забывать уроки. Дай иным господам палец, откусят не только руку, но и голову.