– Что «вот»? – Ефим приподнялся на локте.
– Всё! Всё, что я хотела прочитать.
– Всё? А что за слова-то в индоевропейской традиции?
– Сам смотри! – Саша повернула к нему иллюстрированную фотографию в журнале. – Прилагательное, которое идет после, я прочитать не смогла, но думаю, что это прилагательное, раз звучит всё вместе, и звучит, как призыв праздновать сватовство всем знакомым бабам. Что-то, наверное, вроде, «Общественная» или «Общеизвестная» – я не пойму значения этого прилагательного…
– Что ты всё за прилагательное переживаешь? – Ефим взял журнал. – Что тут за существительное?
– А ты не догадался?
– Включи свет… пожалуйста – ни хрена не видно! – Ефим присел на диване. – Что тут?
Саша включила свет.
Ефим от души расхохотался!
– О, сестренка! Спасибо большое! Ты мне окончательно развязала руки, чтобы я мог фантазировать по полной программе, а эти археологи развязали мне язык на полную катушку! Ой, спасибо, дорогая, за статейку! Вот, порадовала меня – старика! Теперь, стало быть, мне больше нечего рассказать про спортзал. Давай, объясним всем, что ты и Сломанное Ухо меня ещё полгода сверхусиленно тренировали здесь и где-то на Севере, на каком-то полувоенном полигоне. Что я научился стрелять из лука как следует, работать с удавкой и гарротой, фехтовать на шпагах, рубиться на мечах, плавать, скалы-стены покорять и всё прочее-прочее-проче… Курить даже бросил по системе Аллена Карра! Вот! И смело переносимся в начало июня в тайгу, на воздух, согласно программе подготовки, которую мне Палыч с ГГ втюрили, то есть, на «второй уровень». А? Что скажешь? Здесь так душно!
– Давай – я не против. А то уже многие, наверное, облизываются, предвкушая, что ты там ещё расскажешь про наши с тобой вечера и все эти ночи.
– Многих я уже задолбал этой тягомотиной в душном спортзале! Всё – перепрыгиваем в следующую главу, на природу!
– А что, ты так и не скажешь, что за слово в журнале?
– Сказать?
– Наверное.
– А удобно?
– То есть?
– Удобно ли, говорю, главу таким словом заканчивать?
– Так придумай что-нибудь!
– Хорошо. На бересте накарябано: «Маренко, пей, пизда…» и дальше непонятное слово. Александра думает, что это какое-то прилагательное, раз оно позволяет расшифровать текст, как призыв пить за здоровье всем знакомым Маренке женщинам. А я ничего не думаю по поводу прилагательного. А само слово, как обращение, я часто слышал, когда проходил мимо курящих школьниц, которые рассказывали подругам про то, как одна из их общих знакомых, нагло вчера на дискотеке пригласила не своего парня танцевать, или звонила ему, или что-то ещё в этом роде – короче, они её так же называли, но зло, и не предлагая пить на радостях! Они ещё добавляют слово «такая!» и другие прилагательные. Мне же лично хватает того, что всё это написанное – есть лишь индоевропейская традиция, к которой я довольно часто прибегаю, сам того не подозревая этого. И, если в 1115–1118 году на это никто не обижался, более того – две гривны «вчерашние» платили, так стоит ли нам – грамотным и знающим по чём фунт лиха, обижаться на индоевропейскую традицию в текстах провинциальных авторов? К тому же, видимо, в наши гены заложена информация, как правильно пишется и произносится это словечко… Смешно! «Наука и, знаете ли, Жизнь!» Вот, если позволите, я так и закончу эту главу. Что скажешь, Саша?
– Ты – идиот!
– Верно.
Второй уровень
Испытание Первое
(встреча)
Проверка выносливости и способности выживания в условиях максимально приближенных к Предстоящим!
Условия испытания:
Необходимо преодолеть расстояние в 333,3 километра(по карте) от точки высадки до места базового лагеря, расположенного точно на Юге от места высадки. При этомдлинапройденного путии время, затраченное на выполнения испытания, значения не имеют. Маршрут и способы преодоления возможных препятствий на пути выбираются испытуемыми самостоятельно. Важно добраться до базового лагеря!
Испытуемые – группа 2 человека. По теоретическим показателям психологически совместимы. Имеют примерно одинаковую физическую и практическую подготовку.
Снаряжение и оборудование получают в точке высадки. Это необходимое и достаточное снаряжение для преодоления маршрута. Изготовлено из материалов и по технологии Предстоящих времен.
На протяжении всего маршрута за группой ведется непрерывное наблюдение.
В критической ситуации или схода группы с маршрута предлагается подать сигнал с помощью сжигания поясных ремней всех членов группы.
– Ну что тебе сказать про Сахалин? На острове нормальная погода! – пробурчал Ефим, возвращая бумагу пилоту. – Условия, как условия – других и не ожидал.
Вертолет гудел, и его бросало из стороны в сторону, как «осиновый лист». Ефим, прочитав условия, огляделся: «МИ-17», как было написано на борту вертолета, был на самом деле «МИ-8».
– А почему у вас написано, что он семнадцатый?
– А черт его знает, – ответил пилот.
– Странно, – Ефим почесал над бровью. – А может один плюс семь и будет восемь?
– Может и так, – не оборачиваясь, согласился пилот.
Ефим встал и прошелся по салону.
Консервная банка, ей богу. Щели, как в старом заборе, особенно в заднем отсеке, где лежали лопата, спиннинг, старый дерматиновый портфель и два веника.
– А веников тебе зачем два? – поинтересовался Ефим.
– Только на шторки не вставай – могут открыться, – ответил пилот, не расслышав вопрос.
– То есть? – не понял Ефим.
– Не вставай, говорю!
– Надо-то больно, – прошептал Ефим и улегся на лавку, ещё раз развернув бумагу, чтобы лучше запомнить.
Вертолет бросало, но это не было важным – Ефим незаметно уснул.
Через неопределенное время, Ефим почувствовал, что его кто-то трясет. Это был помощник командира – второй пилот, наверное.
– Прочитал? – спросил он.
– Да, – ответил Ефим.
– Всё понял?
– А чего тут понимать? – ответил Ефим, немного громче, чем шум винтов, который усилился, когда они залетели в распадок между гор.
– Верни, – попросил пилот.
Ефим протянул листок.
Пилот взял лист, сложил пополам, спрятал в нагрудный карман.
– Ну, а коль так, Ефим Тимофеевич, тогда раздевайся – приземляемся.
– Это ещё зачем? – не понял Ефим.
– Мы должны быть уверены, что, кроме того, что вам положено по условию, у вас больше ничего не будет. А как это узнать? Только так – выгрузить вас на поляну, в чем мать родила.
– А нательный крест? – Ефим теребил медный маленький крестик на тонком сермяжном шнурке, висевший на шее.
– Крестик оставь.
– Спасибо и на этом.
– Не за что.
– А одежда и снаряжение на поляне?
– Ты их получишь, как только встанешь на землю.
– А мой напарник? Когда я его получу?
– Ты его сам найдешь. Он где-то там уже. Точно не знаю где, но уверен, что не потеряетесь.
– То есть? – продолжил фразу Ефим.
– То есть он идет параллельным курсом. Вы одновременно высадитесь на землю.
– Понятно. Конспираторы хреновы! – сплюнул Ефим, стягивая одежду. – Даже чаем не напоите напоследок?
– Прости, Ефим Тимофеевич – не напоим. Не положено.
– Положенных – Е!.. – ну, в общем, вы меня понимаете, товарищ полковник! – огрызнулся Ефим.
– Понимаю, брат, – улыбнулся пилот. – Понимаю.
– Ну что ж, господа вертолетчики, тогда я готов. – Ефим остался в одних полосатых трусах в салоне приземляющегося вертолета. – Трусы сниму, когда земли коснемся. Не удобно как-то вам тут светить своё преимущество. Да и боюсь коки отморозить в вашей жестяной банке. Не возражаете, я надеюсь?
– Не возражаем, – ответил пилот.
Вертолет коснулся земли.
Ефим снял последний предмет одежды, положил его поверх остальных и произнес:
– Дарю на память. Смотри, не потеряй, солдатик!
– Верну в сохранности, – пообещал провожатый, открывая дверь пассажирского отсека. – Пошел!
– Сам пошел! – цыкнул Ефим и прыгнул босыми ногами на холодную траву. – Сколько время?