Сначала он проскочил «альпинистский» зал, спасаясь за батутом. Потом оказался в тире, но схватить ничего не успел – она его «оттеснила» к двери бассейна… «Только б сама копье не взяла!» – промелькнуло у него в голове…

– Не бойся! Я – ни ты! – как будто читая его мысли, неожиданно, крикнула она. – Я тебя голыми руками урою!

– Спасибо, Шура! – съязвил он и вылетел на кафельный пол бассейна.

Она за ним. Поскользнулась – упала, но тут же поднялась.

Он прыгнул в воду.

Она за ним…

Но она не успела долететь до воды, как он ей с силой вмазал по морде, потом ещё и ещё…. Ефим был килограммов на двадцать тяжелее – этим он и воспользовался. Он обхватил её ногами, а руками схватил её косы. Да так схватил и согнул, что пенопластовый канат оказался под её шеей. Вдвоем они весили прилично, и канат провис и затонул. Его-то голова осталась выше уровня воды, а её ноздри стали наполняться водой – он так удачно загнул ей голову. Наматывая на руки её тугие косы и сжимая её ногами, он не давал ей вырваться и держал её под водой. Она стала царапаться и воду хлебать. Но поняла, что тонет…

– Пей, сука! Сейчас отрусалю по полной программе!.. – зло орал он ей в лицо и плевал, кстати, тоже.

Но вода не пропускала слюну к её лицу. Плевки красной пеной расплывались по воде. Она видела их снизу, из-под воды – это жуткое зрелище она не забудет до смерти! (Так ей казалось.)

А он продолжал её топить.

Очнулась она примотанной к штанге. Ещё крепче, чем прежде. И полностью голая.

– С добрым утром! – поздоровался опухший, окровавленный и мокрый Ефим, сидящий на стуле напротив.

– Здорово, – прошептала она.

– Как водичка?

– Нормально.

И подумав о чем-то, она вдруг добавила:

– Тебе опять повезло.

– Да ты что?! – рассердился Ефим. – Опять?! Повезло?! Просто повезло?! Дура ты, детка! Твоя техника без головы – просто кусок юркого говна… А мне повезло! И всегда против тебя везти будет! Понятно?!

Он встал, взял её подбородок в пальцы и посмотрел ей в глаза.

Она смотрела, не боясь. И сказала спокойно:

– Сильно же я тебя!

– Это точно… Сильно… Но привязана ты! Ты заметила, кстати, что теперь полностью голая?

– Да плевать!

– Ха, – усмехнулся он, – вот как? Ну, что же… наверное…

И он обратно уселся на стул.

– Да, привязана я, – согласилась она. – А скажи, почему так?

– Серьезно?

– Конечно.

– А может тебя развязать?

– Тогда я тебя убью!

– А сможешь?

Она сдвинула брови… и честно сказала через пару секунд:

– Не знаю.

– Вот именно, дочка! Вот именно!..

– Но почему так?! – не выдержала она. – Почему?! Я же явно сильнее! Я ж таких, как ты… Да и тебя…

– Остынь, – перебил её Ефим. – Успокойся. Хочешь закурить? Нет? А я закурю.

Он закурил.

Она плакала. (От боли, от бессилия, распятая, мокрая, побитая и голая.)

– Тебя теперь, наверное, уволят, – Ефим растянулся напротив неё на стуле и смачно выпустил дым в потолок. – Как думаешь?

– Надеюсь, что нет. Честно сказать, ты первый, кто вообще, а ты дважды за вечер, победил меня… и ещё (стыдоба-то какая!) привязал меня! Голой! Насиловать будешь?

– А этот, который тебя всю ночь жарил? А все наблюдали…

– Я выдумала, чтобы ты развязал. Никто меня не жарил! Я наврала!

– Ну-у-у! Так может, покажем им настоящее кино? Как ты?

– Делай, что хочешь – ты победил!

– Естественно, я! Кто ж ещё-то?

– Но как? В чем причина?!

Вот теперь Ефим был воистину доволен и курил с наслаждением и рассматривал девочку не таясь… и морда и мышцы болели за это… Он оплатил за это мордой и мышцами… поэтому смотрел, наслаждался и был доволен!

– Знаешь, Саша, там, где я живу, есть река, а на реке есть коса, – начал он. – Серьезно, я сейчас говорю. Такая узкая, гравийная коса. Там, на краю косы, в тумане по утрам часто собираются утки и чайки… И я туда люблю по утрам бегать, вспугивать уток и чаек и дышать свежим и чистым воздухом реки! Но коса узкая – метра три, а на краю – и того меньше. И голая – ни дерева, ни кусточка – только гравий. И вот однажды, я на краю в тумане, а по косе прогуливается с овчаркой какой-то урод… И отпускает овчарку с поводка – меня не видит в тумане. А овчарка, вдруг, ни с того ни с сего, помчись на меня с диким хрипом – наверное, тоже не ожидала меня в тумане увидать! А мне куда – ни дерева, ни кусточка, ни палки – ничего, только гравий. Иногда бывает, наклонишься якобы за камнем, и собака останавливается, боясь. А эта, стоило мне наклониться, поскакала на меня с ещё большей злостью – видимо дрессированная была. Что мне оставалось? Я прыгнул в воду. Течение, к счастью, меня не снесло – с той стоны, куда я прыгнул, его почти не было. Стою по пояс в ледяной воде. И она автоматически за мной… Но я-то стою, а она-то плывет. Я её за холку, за ошейник на вытянутых руках и топить. Она сильная, брыкается, царапает меня и пытается цапнуть. Повозился я с ней прилично, крутился, как юла… Она жить хотела, сожрать меня хотела, хозяина, наверное, защитить пыталась (или выполнить его учения)… Но не смогла. Я её утопил… Потом руки разжал, и она уплыла по течению… А хозяин это всё видел… И ей не рискнул помогать, почему-то… Наверное, был педерастом… Потом я и его в воду загнал… Понятно?

– Понятно, – прошептала она.

– …… – он хотел было ещё что-то сказать, но…

– Браво! – кто-то захлопал за спиной у Ефима.

Ефим оглянулся.

– А вот и мой хозяин, – обреченно произнесла Саша. – А я уже всё – плыву по течению.

– Нет, Саша, я ещё держу тебя. Сейчас посмотрим, что это за хозяин.

И встав, и повернувшись к человеку, хлопавшему за спиной, Ефим спросил:

– Ты кто такой? – и бросил на пол окурок…

А с пола поднял арбалет.

Человек перестал хлопать и улыбаться – он понял, что Ефим может и на спуск нажать.

С виду ему было лет тридцать пять—сорок, короткая стрижка, довольно сильная фигура, спортивная одежда и особая примета – сломанное ухо. Такие уши Ефим видел у борцов, как правило, уже достигших мастерства. Возможно, что и перед ним стоя борец. Тогда тем более, нужно было держать его на расстоянии – черт знает, что у них тут у всех на уме.

– Не дури, Ефим Тимофеевич, – произнес человек со сломанным ухом.

– Кто здесь из нас дурит? – переспросил Ефим, всё ещё держа «на мушке» вошедшего. – Ты кто такой, я спрашиваю, а?

– Я директор этой базы, – ответил человек.

– А она?

– Инструктор.

– Ты всё видел?

– Да.

– Тогда скажи, что всё это значит?

– Что именно?

– Что это за херня? – Ефим начал злиться. – Я приехал, живу – никого не трогаю, а тут подавай вам спарринги в полном контакте!.. Вы здесь все ебанутые или только она?

Ефим ткнул пальцем Сашу в бок. Она стерпела, хотя её слегка перекосило.

– Ефим Тимофеевич, так надо – это тест, так сказать… На выживаемость. – Пытался объясниться «сломанное ухо».

– На выживаемость мою или вашу? – Ефим улыбнулся. – Чего ты мне мозги дырявишь – говори как есть, не ёрзай… А то я тебе ногу прострелю.

– Прежде чем сделать тебе предложение о дальнейшей работе, необходимо было понять, справишься ли ты с ней. Поэтому и был организован этот тест, и всё остальное…

– Что за работа?

– Я пока сказать не могу. Приедут твои друзья – всё объяснят. Я доложу, что этот тест пройден по высшей категории.

– И много ещё таких тестов? – Ефим не опускал оружие.

– Не знаю – смотря какой у тебя будет уровень работы. Но этот – уже точно закончился. А дальше, перед каждым тестом, ты будешь проинформирован, о том, что предстоит делать… Если конечно на работу дашь согласие.

Ефим на секунду задумался, не сводя глаз директора базы, спросил:

– А кого здесь готовят?

– Людей для специальной работы. Специальные поездки – довольно увлекательные, мне кажется, и интересные… Тебе, точно, понравятся.

– Ноль, ноль, семь?

– Типа того. Но не совсем так. Скорее, это путешествие за большой чужой счет в сказку, так сказать.