* * * Может, поздно, может, слишком рано, И о чем не думал много лет, Походить я стал на Дон-Жуана, Как заправский ветреный поэт. Что случилось? Что со мною сталось? Каждый день я у других колен. Каждый день к себе теряю жалость, Не смиряясь с горечью измен. Я всегда хотел, чтоб сердце меньше Вилось в чувствах нежных и простых, Что ж ищу в очах я этих женщин — Легкодумных, лживых и пустых? Удержи меня, мое презренье, Я всегда отмечен был тобой. На душе холодное кипенье И сирени шелест голубой. На душе – лимонный свет заката, И все то же слышно сквозь туман, — За свободу в чувствах есть расплата, Принимай же вызов, Дон-Жуан! И, спокойно вызов принимая, Вижу я, что мне одно и то ж — Чтить метель за синий цветень мая, Звать любовью чувственную дрожь. Так случилось, так со мною сталось, И с того у многих я колен, Чтобы вечно счастье улыбалось, Не смиряясь с горечью измен. * * * Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Перстень счастья ищущий во мгле, Эту жизнь живу я словно кстати, Заодно с другими на земле. И с тобой целуюсь по привычке, Потому что многих целовал, И, как будто зажигая спички, Говорю любовные слова. «Дорогая», «милая», «навеки», А в уме всегда одно и то ж, Если тронуть страсти в человеке, То, конечно, правды не найдешь. Оттого душе моей не жестко Ни желать, ни требовать огня, Ты, моя ходячая березка, Создана для многих и меня. Но, всегда ища себе родную И томясь в неласковом плену, Я тебя нисколько не ревную, Я тебя нисколько не кляну. Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Синь очей утративший во мгле, И тебя любил я только кстати, Заодно с другими на земле. * * * До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди. До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, — В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей. МОЙ ПУТЬ Жизнь входит в берега. Села давнишний житель, Я вспоминаю то, Что видел я в краю. Стихи мои, Спокойно расскажите Про жизнь мою. Изба крестьянская. Хомутный запах дегтя, Божница старая, Лампады кроткий свет. Как хорошо, Что я сберег те Все ощущенья детских лет. Под окнами Костер метели белой. Мне девять лет. Лежанка, бабка, кот… И бабка что-то грустное, Степное пела, Порой зевая И крестя свой рот. Метель ревела. Под оконцем Как будто бы плясали мертвецы. Тогда империя Вела войну с японцем, И всем далекие Мерещились кресты. Тогда не знал я Черных дел России. Не знал, зачем И почему война. Рязанские поля, Где мужики косили, Где сеяли свой хлеб, Была моя страна. Я помню только то, Что мужики роптали, Бранились в черта, В Бога и в царя. Но им в ответ Лишь улыбались дали Да наша жидкая Лимонная заря. Тогда впервые С рифмой я схлестнулся. От сонма чувств Вскружилась голова. И я сказал: Коль этот зуд проснулся, Всю душу выплещу в слова. Года далекие, Теперь вы как в тумане. И помню, дед мне С грустью говорил: «Пустое дело… Ну, а если тянет — Пиши про рожь, Но больше про кобыл». Тогда в мозгу, Влеченьем к музе сжатом, Текли мечтанья В тайной тишине, Что буду я Известным и богатым И будет памятник Стоять в Рязани мне. В пятнадцать лет Взлюбил я до печенок И сладко думал, Лишь уединюсь, Что я на этой Лучшей из девчонок, Достигнув возраста, женюсь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Года текли. Года меняют лица — Другой на них Ложится свет. Мечтатель сельский — Я в столице Стал первокласснейший поэт. И, заболев Писательскою скукой, Пошел скитаться я Средь разных стран, Не веря встречам, Не томясь разлукой, Считая мир весь за обман. Тогда я понял, Что такое Русь. Я понял, что такое слава. И потому мне В душу грусть Вошла, как горькая отрава. На кой мне черт, Что я поэт!.. И без меня в достатке дряни. Пускай я сдохну, Только…… Нет, Не ставьте памятник в Рязани! Россия… Царщина… Тоска… И снисходительность дворянства. Ну что ж! Так принимай, Москва, Отчаянное хулиганство. Посмотрим — Кто кого возьмет! И вот в стихах моих Забила В салонный вылощенный Сброд Мочой рязанская кобыла. Не нравится? Да, вы правы — Привычка к Лориган И к розам… Но этот хлеб, Что жрете вы,— Ведь мы его того-с… Навозом… Еще прошли года. В годах такое было, О чем в словах Всего не рассказать: На смену царщине С величественной силой Рабочая предстала рать. Устав таскаться По чужим пределам, Вернулся я В родимый дом. Зеленокосая, В юбчонке белой Стоит береза над прудом. Уж и береза! Чудная… А груди… Таких грудей У женщин не найдешь. С полей обрызганные солнцем Люди Везут навстречу мне В телегах рожь. Им не узнать меня, Я им прохожий. Но вот проходит Баба, не взглянув. Какой-то ток Невыразимой дрожи Я чувствую во всю спину. Ужель она? Ужели не узнала? Ну и пускай, Пускай себе пройдет… И без меня ей Горечи немало — Недаром лег Страдальчески так рот. По вечерам, Надвинув ниже кепи, Чтобы не выдать Холода очей,— Хожу смотреть я Скошенные степи И слушать, Как звенит ручей. Ну что же? Молодость прошла! Пора приняться мне За дело, Чтоб озорливая душа Уже по-зрелому запела. И пусть иная жизнь села Меня наполнит Новой силой, Как раньше К славе привела Родная русская кобыла. |