За черникой и земляникой,

Подивится на след кровавый.

Таковы-то бои в лабиринте барсучьем,

В дикой чаще лесной, полной клычьев и сучьев.

Меньше струек в ручье, меньше хворосту в ямах,

Чем рубцов на хребте и на темени шрамов.

Столько в пении ландыша скрытого скрипа,

Сколько белых цветов под отцветшею липой.

И не так многочисленна погань грибная,

Как железные цепи на страждущем крае.

А чем больше мужицких загубленных жизней —

Тем щедрее калина кораллами брызнет.

А чем больше под елями крови мужицкой —

Тем сочнее трава и жирнее землица.

А чем больше камней унесется потоком —

Тем мудрее дубы на откосе высоком.

Мало радостных слов нам оставило прошлое наше

Отдадимте ж уста

настоящего радостным гудам

Жаждет радость советская звуков как полная чаша

Да пробьется на свет красота

что в забитых народах веками лежала под спудом

Извлекайте ж народы

ваших пашен слова трудовые

ваших песен слова хоровые

молодые слова

оды

развернувшейся долгим о!

Песни юношей в море

Да участвует в хоре

бодрой юности торжество

Есть прекрасные звуки

Сколько зим они втайне

простояли в гортани

жен под черной чадрой

В море сброшены чадры

и не высохли руки!

Лижет львом прирученным

вольным вольные руки

вал впервые зеленый

пеной белой впервой

Но тех звуков прекрасней

звук дыхания: ах!

в час как счастья избыток

проступает в слезах...

О ты, которой не хватало суток!

Ты в первый раз сегодня заспалась!

Чтоб накормить девятерых малюток,

Одеть раздетых и обуть разутых, —

Ты до рассвета начинала утро,

А ночью шила, не смыкая глаз.

Усердная, ты говорила мало,

Ты только пела, бедный соловей!

Под песни ты растила сыновей.

А Лысая Гора, как страж, стояла, —

И песни те, которых нет грустней,

Как разыгралися в крови моей!

Лежишь в гробу. Я продолжаю петь...

Спи, труженица! Отдохни, певица!

Ты – оттрудилась. Мой черед потеть...

В полях, в горах, на синей Островице.

Ты – оттерпела, мой черед – терпеть,

Устами сына продолжаешь петь.

Под ивой хата приткнулась криво.

В той хате бабка варила пиво.

Входили парни в лохматых шапках,

Хвалили пиво, хвалили бабку.

Но деньги сплыли, и парни сплыли.

Одна Калорка среди бутылей.

Согнулась бабка прениже ивы:

Куда как страшен налог на пиво!

Пять долгих дней не пила, не ела —

Все на налоговый лист глядела!

Прошел день пятый, настал день платы:

Осталась бабке пустая хата.

– Пивные втулки – и те прихватим! —

Осталась бабка одна с распятьем.

У бабки дыбом встают волосья!

Глаза – что угли – у переносья!

Срывает бабка из сил последних

С гвоздя распятье, с себя – передник.

Рвет на полоски передник старый,

Из тех лоскутьев – веревка стала!

И на гвозде – какова обновка?

Где раньше крест воззирал, – веревка.

Крестьяне едут с суда, чуть живы.

Залить обиду решили пивом.

– Простите, други, за сказ мой грубый, —

Висит Калорка и скалит зубы.

За винтиком винтик, шуруп за шурупом, —

Мы в пекле, мы в саже – и так до кончины!

Мы света не видим, мы только – машины.

Спешат наши пальцы. Шуруп за шурупом.

От адского грохота – смолоду глохнем!

За винтиком винтик, шуруп за шурупом...

А в этот же час, на земле этой самой

Небесную музыку слушают дамы

В шелках и напитки небесные тянут

Из рюмок... Ответную музыку даме:

– За винтиком винтик, шуруп за шурупом, —

Скрываем за стиснутыми зубами.

А есть же на свете поля золотые!

– За винтиком винтик, шуруп за шурупом, —

Янтарный ячмень, золотая пшеница...

А люди, как псы, подыхают в столицах!

Мы, женщины, слышим родящую землю!

Мы, женщины, помним о собственном лоне!

Сегодня – колесико, винт меж винтами,

А завтра мы песню споем – кулаками!

К нам с Волги приходят великие вести.

Мы видим: смеющееся поколенье,

С детьми на руках и с детьми на коленях...

Работает время. Шуруп за шурупом.

О, волны золота живого!

Краса, которой нету слова,

Живого золота равнина, —

Подсолнечники Украины!

О, край, в котором счастье – дома!

О, красные по чернозему

Платки! О, красною малиной

Повязанная Украина!

Нигде не зрел я в мире этом,

Чтоб цвет был – плод, а плод был – цветом!

Подсолнечники на равнине:

Красавицы на Украине!

Были вагоны, стали – могилы...

Крытые снегом, битые вьюгой.

Встали – вагоны. Цугом уклоны

В ряд друг за другом, в ряд друг за другом.

Нет о нас вести в братственных странах.

Ржавчина кровью кроет колеса...

Пусты и немы угольных кранов

Пасти и глотки... Зов безголосый.

Белые – трубы, белые – груды

Шлака: одел их саваном иней.

Где-то гудки гудят смерти гудом:

Хлеба спросонья просят равнины.

В ряд – по край глаза! В ряд – по край света!

Были вагоны, – стали гробницы...

Вдруг (не забудьте: снится нам это!)

Настежь – просторы! Пали границы!

Наши составы движутся ходко,

Наши составы движутся шибко.

И затевают пасти и глотки

Жаркую топку, черную ссыпку.

Толпы в заводы рвутся с разгону!

– Победоносно! – Многоголосо! —

Уж не гробы мы – снова вагоны!

И торжествуют наши колеса.

Нет! не гробы мы! Требуем пара!

Требуем ходу! требуем гуду!

Ждут не дождутся нашего дара

Целые толпы бедного люда!

Уголь, что парень жилистый вырыл,

Станет он жаром, станет он блеском!

Каждому краю, целому миру

Свет поставляет – край наш силезский!

Пало господство! Кончено рабство!

С тысячеруким братским приветом —

Уголь везем мы, чтобы по-братски

Всех обеспечить счастьем и светом!

Говорят, хевсур Апшина,