Это краткое описание последнего боя на Шипке показывает, что хотя честь боя не принадлежала исключительно Скобелеву, но решительный удар был, без сомнения, нанесен им. В этом смысле поняли сражение и в главной квартире. Но, как всегда бывает в таких случаях, тотчас всплыли на поверхность разные мелкие и крупные самолюбия. Мнения тут расходятся. Верещагин утверждает, например, что Скобелев хотел послать с донесением своего начальника штаба Келлера (Куропаткин был еще раньше ранен), но боялся, что этот офицер всю честь дела припишет Скобелеву, чего именно не хотел. Выбрали С., офицера генерального штаба при отряде Мирского, более других восставшего против Скобелева. Скалой, сам недолюбливающий Скобелева, сказал С.: “Смотрите, батюшка, каждое слово вашего доклада будет известно великому князю”. С. протестовал против обвинений в пристрастии, но Скобелев получил за эту блистательную победу ничтожную награду много спустя и огорчился.

Этот С. (его полная фамилия Соболев) и напечатал подробное опровержение показаний Верещагина. Из опровержения видно, что Соболев если не был, то старался быть беспристрастным. По его словам, перед отъездом он посетил Скобелева и просил составить подробное описание его действий с планом. Скобелев усидчиво работал и составил требуемое, но на словах прибавил (они были на “ты” с Соболевым):

– Я желаю, чтобы ты передал государю, что я, понимаешь, я, взял в плен армию Весселя-паши.

На это Соболев возразил: “Никак не скажу, потому что это неправда”, и, когда Скобелев вспыхнул, рассказчик пояснил, что главная честь принадлежит Радецкому, который держался столько месяцев, и Мирскому, который выдержал первый удар. Скобелев на это ответил: “Ты совершенно прав, и я с тобою согласен”.

Так или иначе, но Соболев вполне убежден, что атака турецкой армии в “лоб” Радецким и действия Мирского решили участь дела. В этом смысле он и доложил, и, по его же словам, государь, имевший частные сведения об этой битве, два раза переспросил: “Так Мирский дрался целый день 27 и утро 28 числа?”

Посмотрим, как описывают этот бой очевидцы, причем оставим в стороне вопрос о заслугах Радецкого и Мирского не потому, чтобы мы их не признавали, а по той причине, что речь идет исключительно о характеристике Скобелева.

По прибытии в Габрово Скобелев был подчинен Радецкому. В Габрово Скобелев устроил своему отряду передышку на четыре дня, а тем временем он сам, с двумя только ординарцами, съездил на гору святого Николая к Радецкому, рискуя по пути попасть в плен к туркам.

Возвратившись, Скобелев сообщил войскам план действий, выработанный им по соглашению с Радецким. План состоял в том, чтобы Радецкий держался оборонительно, активная же роль выпала на долю Скобелева и Мирского. По возвращении в Габрово Скобелев обратил особенное внимание на вьюки. О повозках не могло быть и речи, так как пути, по которым пришлось двигаться его отряду, наступавшему с запада, едва доступны зимой для человека. Для батарей Скобелев приказал приготовить сани – на колесах тащить орудия было немыслимо. Патроны, сухари – все было помещено на вьюках. Много помогли беспечность турок и их вера в неодолимость такой преграды, как Балканы в зимнее время. Но Скобелев помнил слова Наполеона: “Где пройдет один солдат, там пройдет и целая армия”. Пример Гурко едва ли был убедителен: первый переход Гурко произошел в теплое время года.

Настроение войск было превосходное. По словам одного очевидца: “Мы все твердо были убеждены, что со Скобелевым никогда не проиграем дела”. Много способствовали воодушевлению бывшие в войске болгарские ополченцы, особенно известный болгарский писатель Славейков, потерявший семью от турецких насилий и одушевленный фанатической враждою к турецкому игу. В день Рождества штаб Скобелева был с утра на ногах. Скобелев вышел из избы и весело поздоровался с офицерами.

– Вам предстоит, господа, тяжелая работа, – сказал он. – Пожалуйста, приложите побольше энергии и труда. Раз мы победим здесь, нам, вероятно, не встретится уже препятствий – и мы легко займем Адрианополь, даже Константинополь.

Затем, по своему обыкновению, Скобелев стал давать подробные инструкции и объяснять значение своих приказаний. Вперед всех он послал уральцев и болгарина Славейкова. Переход был необычайно труден. Некоторые казаки, спешившись, хватались за хвосты лошадей, которые тащили людей. В лощинах лошади иногда проваливались по самое брюхо. Скобелев пропустил мимо себя весь отряд, ободряя всех и высказывая уверенность в победе. Наконец прискакал гонец и сообщил, что деревня Зелено Древо занята без боя и что турки все еще не замечают движения.

Скобелев велел немедленно занять Марковы столбы. Через некоторое время послышались орудийные выстрелы; в турецком лагере был заметен переполох. При первых выстрелах Скобелев мчался уже вперед, обгоняя один полк за другим. Позиции турок, а также наши укрепления на Шипке были видны ясно.

– Поезжайте назад, – сказал Скобелев одному сотнику, – и приведите горную батарею, хоть два орудия. Нужно открыть огонь.

Между тем темнело. Войска проползли около десяти верст по колено в снегу и буквально выбились из сил. Скобелев, видя их утомление, остановил отряд на ночлег. Он лично осмотрел окрестности и отыскал глубокую долину, которая пересекалась от турок большим лесом. Здесь был устроен бивуак и разведены костры.

Утром двинулись в путь по узкой тропинке. Иногда приходилось карабкаться, многие скатывались вниз и погибали. Сам Скобелев поехал вперед на Марковы столбы. Тут уж сходить было немыслимо; просто скатывались, упираясь ружьем и цепляясь за кусты. Осмотрев местность, Скобелев велел казанцам решительно выступить в долину Тунджи. Положение этого передового отряда стало критическим.

– В таком случае, – сказал Скобелев Дукмасову, – ведите меня туда.

Поехали. Один из оставшихся со Скобелевым казаков был убит. Генералу посоветовали спешиться.

– Что вы глупости говорите, поезжайте скорее вперед! – ответил он с досадой.

Доехали до нашей позиции. Солдаты лежали за кустами, стреляя испуганно, безучастно.

Скобелев поздоровался с ними; к удивлению, они не отвечали. Скобелев немного смутился, но тотчас овладел собою, сильно пришпорил коня и въехал в самую середину оробевшего батальона.

– Здорово, братцы! – крикнул он таким звучным голосом, что несколько десятков солдат ответили на приветствие.

– Охотники, ко мне! – крикнул снова Скобелев.

Человек двадцать медленно подошли, переглядываясь. Турки участили огонь.

Скобелев приказал Дукмасову взять этих двадцать человек и во что бы то ни стало отбросить левый фланг наступавших турок. Движение было исполнено так удачно, что ошеломленные турки отступили. Как раз в это время в свите Скобелева несколько человек было убито, а Куропаткин ранен.

Куропаткин был правою рукою Скобелева. Отличаясь спокойствием и изумительным хладнокровием, он был отличнейшим товарищем пылкого, увлекающегося Скобелева. Полученная им рана сильно опечалила Скобелева.

Спуск с гор продолжался весь вечер и даже до глубокой ночи. 27 декабря рано утром все вскочили, Скобелев велел заменить усталых казанцев. Вдруг послышалась стрельба. Оказалось, что стреляли турки из траншеи, которую Скобелев велел занять ночью сотнику Харапову и которая, как донес сотник, была занята. Скобелев страшно рассердился, призвал Харапова и начал его распекать. Оказалось, что Харапов в темноте попал совсем на другую горку.

– Черт знает что такое! – еще раз выругался Скобелев и поскакал сам к тому месту так быстро, что за ним никто не мог поспеть. Он возвратился обратно в сильнейшем гневе.

– Поезжайте, – закричал он, обращаясь ко всем, – возьмите сейчас полуроту и выбейте турок с этой горы!

Дукмасов вызвался, взял первую попавшуюся полуроту, хотя ею и не командовал, и выбил турок.

Скобелев наградил его пожатием руки.

С утра послышалась канонада. Было ясно, что это действует отряд Мирского.

– Несомненно, это Мирский, – говорил несколько раз Скобелев в сильном волнении. – Необходимо поддержать его. Как долго стягиваются полки! Торопите их, пожалуйста!