Теперь, чтобы действовать сообразно намеченному плану, нужно было с большой осторожностью провести Даву на Вислу и поставить его в связь с передовыми войсками Франции – поляками; но сделать это нужно было, по возможности, не вызывая тревоги. Не менее важно было, чтобы маршал, вступив в крайне опасную сферу, тотчас же занял прочное положение на обоих берегах Вислы; чтобы он захватил все выгодные стратегические пункты и чтобы одновременно с этим другие корпуса были поставлены в возможность явиться к нему на помощь. Поэтому в течение марта Даву получил приказание: подойти у Торна к нижнему течению Вислы, опереть левое крыло на Данциг и прочно занять этим крылом дельту Вислы, остров Ногат и плодородный округ Эльбинг; правым же крылом войти в связь с поляками Понятовского, которые к тому времени сосредоточатся между Варшавой и Плоцком и будут опираться на эти две крепости, – и сразу же развернут внушительную боевую линию. Следовавшая за ним главная масса войск была разделена на две части. Корпуса вестфальский, баварский и саксонский, как сделавшие меньший путь, а следовательно, менее утомленные, должны были обогнать наши корпуса и вместе с самостоятельными кавалерийскими частями, которые всюду шли впереди войск, ускоренным маршем перенестись на пространство между Одером и Вислой; баварцы должны были остановиться в Познани; саксонцы и вестфальцы в Калише. Эти три контингента должны были составить в тылу Даву и поляков вторую линию, т. е. линию подкрепления. Корпуса же Нея, Удино и Евгения должны остаться пока на Одере – в третьей линии, где к ним должны будут присоединиться гвардейские дивизии и резервы.[403]

Все предписанное должно быть выполнено приблизительно к 15 апреля. Дальнейшее представлялось в следующем виде: если русские вздумают перейти свои границы, Даву, вероятно, будет в состоянии выдержать первый натиск. Тогда, по первому же сигналу, три немецких корпуса бросятся ему на помощь на Вислу, где, вместе с поляками, составят большую армию под командой короля Жерома. Ней, Удино, Евгений и гвардия с возможной быстротой, форсированным маршем тоже должны поспешить к нему на помощь, и в несколько дней вся армия соберется на Висле, сольется в одно целое и станет лицом к неприятелю. Если же русские не будут трогаться с места, все войска останутся до мая месяца на указанных им в настоящее время позициях; они будут там отдыхать и устраиваться. В первой половине мая, образованная из немецких корпусов вторая линия, затем третья – из корпусов, выведенных из Франции и Италии, должны незаметно примкнуть к первой линии, т. е. к Даву и полякам; они сперва удвоят эту линию, затем утроят, и, в заключение, построившись на Висле, выставят против русских, от которых будут отделены только узкой полосой земли между Вислой и Неманом, весь свой наличный состав: девять корпусов, триста девяносто два батальона, триста сорок семь эскадронов, десять тысяч шестьдесят восемь офицеров, шесть тысяч пятьсот шестьдесят пять офицерских лошадей, шестьдесят пять тысяч восемьсот сорок три лошади под нижними чинами, двадцать пять тысяч девятьсот три обозных лошади – всего триста восемьдесят семь тысяч триста сорок три человека, девяносто восемь тысяч триста одиннадцать лошадей и девятьсот восемьдесят пушек; крупные парки армии и не находящиеся в строю в счет не идут.[404]

Стоящий на крайнем левом фланге прусский контингент должен быть наготове, чтобы своевременно вступить в ряды великой армии. Входящие в его состав войска были двинуты к границам Восточной Пруссии, между Данцигом и Кенигсбергом; пока, при поддержке и под надзором Даву, они должны стеречь для нас этот столь драгоценный по своему стратегическому значению уголок земли, иначе Наполеон вынужден был бы слишком рано показать там французские войска.[405] При вступлении в пределы России великая армия мимоходом захватит пруссаков, присоединив к себе и эти двадцать тысяч человек. Из них и из дивизии Гранжана, которая в настоящее время составляет гарнизон Данцига, император хочет создать десятый корпус, командование которым будет поручено герцогу Тарентскому.

В видах усиления правого крыла и увеличения боевого фронта, Наполеон в самое последнее время обратился к Австрии с приглашением вступить в строй. Окончательное соглашение было, без серьезных споров, проведено в Париже с Меттернихом. По союзному договору, подписанному 14 марта, в наше распоряжение давалось тридцать тысяч австрийцев. За это австрийскому правительству предоставлялось право променять остатки Галиции на равную часть иллирийских провинций, далее подавалась надежда на более значительные, пока еще точно не установленные выгоды, и затем гарантировалась неприкосновенность Оттоманской империи. Задачей последней статьи было отменить сделанные России в Эрфурте уступки, возбранить русским какое бы то ни было приобретение в княжествах и, таким образом, удовлетворить интересы Австрии. После подписания договора оба двора вошли в тесное общение, Наполеон воспользовался этим, чтобы послать в Вену военные инструкции и чтобы наблюдать за отправкой на Лемберг обещанного количества войск. Командование австрийцами было предоставлено князю Шварценбергу – тому самому генералу, который в течение двух с половиной лет исправлял должность посланника во Франции. Оставаясь пока при императоре, Шварценберг должен был своевременно получить от него инструкции и сигнал к отъезду. Тогда он быстро нагонит свои войска и, хорошо вышколенный, хорошо осведомленный, примет меры, чтобы в ту минуту, когда великая армия переправится через Вислу, австрийцы примкнули к ней и стали против губерний Волынской и Подольской. Присоединением прусских и австрийских контингентов Наполеон доведет армию до четырехсот пятидесяти тысяч человек и тысячи ста орудий.

Теперь – имея в виду увеличить линию обхвата и втянуть в свое дело все силы от самого крайнего Севера до юго-восточной Европы исключительно – он решил, что настало время завладеть Швецией и окончательно привлечь на свою сторону Турцию. По его планам, и та и другая, должны были взять на себя роль крайних правого и левого крыла, и, бросившись на фланги России и отвлекая ее силы, оказать содействие движению великой армии. С января наша дипломатия начала яснее высказываться в Константинополе. В феврале Наполеон окончательно срывает с себя маску пред турками. Он признается им в своих планах, предлагает взаимные и непреложные обязательства. 15 февраля Латур-Мобуру спешно посылаются инструкции, то же самое делается в марте и апреле; ему отправляются полномочия, проект договора, секретные статьи. Император ждет от турок не обыкновенной войны с Россией, а гораздо большего. Он хочет народной священной войны, поголовного ополчения, призыва всех войск и резервов Востока и массового вторжения в пределы России. Его желание – вызвать на своем правом крыле движение целой части света. Он надеется, что, по его голосу воскреснет старое Оттоманское государство, что оно вернется к героическому периоду своей истории, когда султаны лично водили в бой свои народы и время от времени бросали Азию на Европу. Ему нужно было, чтобы султан Махмуд дал точное обязательство покинуть Константинополь и стать во главе своих войск; чтобы было поднято священное знамя Пророка; чтобы до 15 мая, по крайней мере, сто тысяч человек были двинуты на Дунай.

После переправы через Дунай и занятия княжеств главная часть этих войск должна вступить на враждебную территорию, тогда как отряд в сорок тысяч человек, составленный преимущественно из кавалерии, направится на север и соединится с нашей армией в центре России. В воображении императора уже рисуются картины, как во время похода на его правом крыле поднимаются и несутся по степи тучи кавалерии, как вдали на горизонте разливается блеск сверкающих пик, развеваются по ветру бурнусы, слышится лязг ятаганов; как мчится в стремительную атаку присоединенный к его войскам авангард поклонников Пророка. Он думает, что спаги и арабы – эти легкокрылые всадники пустыни – будут весьма полезны в его пестрой, составленной из народов всей Европы, армии. Он будет употреблять их для несения службы на аванпостах и для небольших стычек. “Оттоманскую кавалерию, – пишут от его имени в Константинополь, – можно будет с пользой употребить против казаков. Его Величество ценит ее храбрость, и обращенный к ней призыв являет яркое доказательство его доверия”[406]. За ретивое и отважное содействие Наполеон обещает туркам вернуть им, вместе с княжествами, Крым, побережье Черного моря и все, что они потеряли в течение столетия. Чтобы еще более воодушевить их, он сам пишет султану; он объявляет туркам, что пришлет к ним посланника, генерала Андреосси, который будет для них вторым Себастиани. Он вступает в отношения с ними всевозможными способами. В пламенных речах он доказывает им, что наступил единственный в своем роде случай сразу же отомстить за все обиды, нанесенные их расе.