Изложенные соображения, говорится в записке, “вполне установили мнение Его Величества по вопросу, для которого он искал решения”. Вследствие этого Его Величество предписал действовать параллельно в трех направлениях. Он приказал продолжать переговоры с Россией; приказал, чтобы “на тот случай, если и через шесть месяцев, считая с сегодняшнего дня, Россия будет упорствовать в своей неискренней системе: беспрестанно жаловаться и ни по каким вопросам не входить ни в какие объяснения, – были открыты переговоры с Австрией и Пруссией, дабы Его Величество мог установить новую систему союзов путем договоров, которые надлежит подписать только по истечении указанного срока”. Наконец, Его Величество приказал, чтобы “теперь же войска поставлены были на военное положение, дабы, когда наступит июнь месяц – время, благоприятное для военных операций в странах, куда Его Величеству придется направить оружие, – он мог, если его вынудят к войне, отомстить за попранные договоры, в соблюдении коих никогда не клянутся всуе, и защитить и укрепить герцогство Варшавское, увеличить его территорию и усилить его мощь”.

Читатель заметит, что в вышеприведенной в последней части записки император все еще умышленно говорит о войне в предположительных выражениях: он даже кончает перифразой правила: “sivis pacem, pava bellum”, которое признает общепринятым. Но какое значение могут иметь несколько оговорок, несколько фраз, сказанных с преднамеренной целью, ради приличия, в сравнении со всем текстом и общем направлением идей? В документе, предназначенном потомству, ни один государь никогда не сознается, что он обдуманно и с предвзятым намерением решается на войну – даже тогда, когда стремится к ней и в глубине души уже предрешил ее. Помимо того, всякий человеческий план, хотя бы он был задуман могущественнейшим из людей, оставляет нечто в удел неизвестному, случайностям будущего. Наполеон не исключал вполне той возможности, что, испугавшись наших приготовлений, Россия в последнюю минуту, без всяких условий, без гарантий, согласится вернуться к союзу. Но если бы это случилось, он предоставлял себе право потребовать уступок, пропорциональных усилиям и расходам, причиненным ему русскими. Он вовсе не хотел безрезультатно идти до границ их империи и делать даром громадный, дорогостоящий поход. Не довольствуясь подчинением России своей воле по всем спорным вопросам, он намерен был отнять у нее выгоды, данные в Эрфурте, лишить ее Молдавии и Валахии и надолго низвести на степень бессильного и ничтожного государства. Некоторые места его записки не оставляют никакого сомнения относительно его намерения обойтись с русскими, как с побежденными, – даже в том случае, если бы они смирились и вернулись к нему при одном блеске его оружия. В сущности, он допускает только, один способ решения – решение оружием; только один исход – сдачу противника или вследствие поражения, или под угрозой поражения. В этом именно смысле дни 15 и 16 августа 1811 г. устанавливают решительную эпоху в истории разрыва. Они отмечают момент, когда Наполеон отказывается вполне от мысли о миролюбивой сделке; когда он дает себе слово, явившись во главе своих легионов, предписать без всяких условий свою волю. В эти же дни он откладывает на десять месяцев решение этой великой распри.

Ответ Александра на слова императора. – Новые просьбы приступить к объяснениям. – Их настойчивый и неопределенный характер. – Чего не захотят сказать ни тот, ни другой император. – Обзор наших приготовлений и наших позиций. – Данциг. – Варшавская армия. – Немецкие контингенты. – Армия Даву. – Береговая армия. – Голландский и Булонский лагеря. – Удино и Ней. – Итальянская армия. – Гвардия. – Набор людей и материальной части. – Всесторонние заботы императора обеспечить себя провиантом и транспортом и др. приготовления. – Всеобъемлющая предусмотрительность. – Наполеон во всем доходит до излишества. – Он то хитрит, то угрожает. – Он умышленно предоставляет шпионить. – Параллельная деятельность Александра. – Разделение русских войск на две главные группы. – Барклай де Толли и Багратион. – Александр торопится заключить мир с Портой, чтобы получить возможность свободно располагать своей дунайской армией. – Какой услуги просит он от Англии. – Наполеон подстрекает турок продолжать войну. – Причины, почему он медлит заручиться Австрией, Пруссией и Швецией. – Опасность этой политики. – Выступление Бернадота на сцену. – Отъезд наследной принцессы. – Лето в Дроттнингтольме. – Беззастенчивая контрабанда; отношения с Англией. – Речь Франции; относительная умеренность. – Барон Алькиер по собственному почину открывает кампанию против Швеции. – Оскорбительная нота. – Ответ в том же тоне. – Необычайная сцена между Алькиером и Бернадотом. – Перевод вспыльчивого посланника. – Отлучение Бернадота. – Он снова направляется к России. – Заблуждение Наполеона относительно Швеции. – Строгость в долготерпение. – В Германии вспыхивает кризис; он может ускорить войну и изменить ее условия.

На язвительные упреки императора Куракину Александр ответил 25 сентября дипломатическим путем, в спокойном, полном достоинства тоне. Он энергично защищался, отрицая всякое поползновение на какую-либо часть варшавской Польши[274]. Пользуясь неопределенностью и неясностью высказанных им намеков, он протестовал против толкования, какое хотели им дать. Не добившись желанной уступки, он сделал вид, что никогда и не думал о ней.

Наполеон сообщил, что примет к сведению его заявления, но тотчас же возразил: “Раз вы ничего не хотите в Польше, чего же вы хотите? Займитесь вопросом об интересах Ольденбургского дома, говорите откровенно; мы готовы вас слушать”. – И из месяца в месяц, через известные промежутки времени, он просит петербургский кабинет нарушить молчание; просит прислать специально назначенное для переговоров лицо или снабдить Куракина необходимыми для заключения сделки полномочиями.[275] На эти просьбы Александр отвечал своими обычными причитаниями, не указывая даже на что он жалуется, и уклончивыми фразами прикрывал свое нежелание начать переговоры. Эти уклонения царя от сделки, которые предвидел Наполеон, нисколько не мешали императору возобновлять свои предложения по поводу соглашения, об основах которого он избегал высказываться. Таким образом, конфликт между двумя государями замер на месте, ни двигаясь ни взад, ни вперед. Оба избегали высказаться и откровенно покончить с двусмысленным положением. По-настоящему, на первой очереди стоял вопрос о блокаде, но Александр был не намерен первым заговаривать об этом, а Наполеон решил начать разговор только во главе пятисот тысяч солдат. Герцог Бассано в письме Лористону делает следующее признание: “Говорю вам это, милостивый государь, только для личного вашего сведения: дело об Ольденбурге – пустяк и для России, и для нас. Все дело в торговых интересах и в континентальной системе... Это пояснение ничуть не уполномочивает вас приступать к рассмотрению этих вопросов и выходить за пределы предписанного вам”[276]. Правда, министр поручает посланнику: осторожно выяснить себе намерения петербургского кабинета, “если бы эти вопросы были затронуты”.[277] Но хотя император и выразил желание получить сведения по этим вопросам, он ясно сознавал, что Россия, нарушив континентальную систему и почти открыто отвергнув ее, никогда добровольно не вернется к ней, что для этого придется прибегнуть к силе. Поэтому, не покладая рук, собирал он средства к нападению, приводил их в порядок и увеличил до бесконечности.

Эта работа шла по всей французской Европе. На севере– данцигский передовой пост возрос почти до размеров армии, в состав которой вошли французские, польские, вестфальские, гессенские и баденские батальоны. Данциг уже не просто крепость, снабженная всеми средствами обороны, достаточными для нее самой, – теперь это “главный склад для войны на Севере”[278]; это снабженный в изобилии всем необходимым магазин с мастерскими для производства работ и починок. В нем действуют и литейные заводы, и кузницы, и всякого рода склады, ибо необходимо, чтобы великая армия, во время прохождения своего через Данциг, могла найти в этой крепости перед вступлением в Россию все необходимое для пополнения провианта и для приведения в порядок материальной части. К югу от Данцига Наполеон увеличивает варшавскую армию и не допускает уже ни малейшей разницы между списочным и наличным составом войск. Он приходит на помощь местной администрации и, не переставая укорять ее в злоупотреблении его помощью, приказывает дать ей субсидию.[279]