В это время в Париж приехал русский канцлер Румянцев. Меттерних, которому нужно было выиграть время, чтобы Австрия хорошо подготовилась, старался воспользоваться влиянием русского канцлера, чтобы отсрочить объявление войны. Он “задушил его своими ласками”, как выражался Шампаньи в письме к Наполеону.
Предупрежденный обо всем этом Наполеон не хотел медлить: он опять обратился к России с требованием совместного предъявления Австрии ультиматума и снова натолкнулся на уклончивый ответ Александра. Когда же война стала неизбежной, последний согласился отправить на помощь Наполеону корпус войск под начальством князя Голицына, но только для соблюдения формальности, как он сам заявил Австрии. И действительно, русские войска ни разу не имели дела с австрийскими.
Как известно, война кончилась для австрийцев весьма быстро и печально. В течение одной недели – от 4 до 11 июля – они потеряли 51626 солдат и 864 офицера, в том числе 17 генералов.
Немало стоила война и французам: в сражениях 5 и 6 июля они потеряли 20 тысяч человек и 28 генералов, в одних только венских больницах находилось 43 тыс. больных и раненых французских солдат. Это обстоятельство заставило Наполеона поспешить с предложением мира.
Здесь на сцену снова выступает Меттерних, уже в качестве австрийского министра иностранных дел.
Непосредственные обстоятельства, вызвавшие назначение его на важный министерский пост, до сих пор остаются не вполне выясненными.
Друзья бывшего министра Стадиона обвиняли Меттерниха в интригах – мнение настолько установившееся, что даже третья жена его, графиня Мелания Зичи, двадцать пять лет спустя спрашивала у своего мужа объяснения по этому поводу. Сам же Меттерних представлял свое назначение как совершившееся помимо его воли. Еще 8 июля, после Ваграмского поражения, граф Стадион, считавший себя ответственным за войну, подал в отставку и предложил своим преемником назначить Меттерниха. Меттерних сначала отказывался принять такой ответственный пост и согласился только после долгих настояний императора Франца. Однако и после формального принятия министерского портфеля он из осторожности оградил себя условиями, о которых упоминает в письмах к матери, прося ее сохранить это в тайне, дабы его слова не дошли как-нибудь до родственников Стадиона. Эти условия, за которыми скрывается желание Меттерниха возложить всю ответственность за войну и ее печальные последствия на Стадиона, заключались в том, что до окончания переговоров Стадион формально остается министром иностранных дел, сам же Меттерних должен участвовать в переговорах только в качестве советника императора Франца.
Мы не будем описывать переговоров, которые тянулись почти два месяца и в которых выступают уже знакомые нам дипломатические приемы Меттерниха и Наполеона. Отметим только следующее: Наполеон, увидев, что конференция о мире, заседавшая в Альтенбурге, где Меттерних и Шампаньи старались обманывать друг друга, не приводит к желанным результатам, вызвал к себе князя Лихтенштейна и в одни сутки заставил его принять продиктованные ему условия.
Так был заключен Венский мир, лишивший Австрию третьей части ее владений, из которых прилегающая к Адриатическому морю полоса с Триестом и Фиуме отошла к итальянским владениям Франции, Галиция же частью перешла к России, частью вошла в состав созданного Наполеоном в 1807 году Варшавского герцогства. Кроме уплаты военной контрибуции в 85 млн. франков, Наполеон еще обязал Австрию держать не более 150 тыс. войска.
Венский мир создал для Австрии положение, схожее с тем, которое Тильзитский создал для Пруссии. Со всех сторон Австрия была окружена французскими владениями или государствами, которые, подобно Варшавскому герцогству, находились под покровительством Франции. Австрия не могла больше думать о новой войне, тем более что ее торговля и финансы были окончательно расстроены, а ее войско доведено до безопасного для Наполеона минимума. Единственной политикой, которую Меттерних считал теперь возможной и выгодной, была дружба с Наполеоном, пока какая-нибудь счастливая случайность, как, например, смерть французского императора, не избавит Европу от его страшного ига.
Одно непредвиденное обстоятельство, вскоре после заключения Венского мира, помогло Меттерниху выполнить первый пункт его программы, – сближение с Францией.
Еще в Эрфурте Наполеон попросил у Александра руки его младшей сестры, Анны Павловны; то же предложение он повторил и в конце 1809 года. Александр медлил с ответом, требуя каждый раз нового срока, чтобы убедить свою мать. Наполеон истолковал эти колебания в неблагоприятном для себя смысле и, не дождавшись окончательного ответа от петербургского двора, обратился к австрийскому посланнику, князю Шварценбергу, прося руки австрийской эрцгерцогини Марии Луизы. Шварценберг дал благоприятный ответ и в тот же день, от имени австрийского императора, подписал брачный договор. Он это сделал, не заручившись формальным согласием своего правительства, предполагая, что оно встретит совершившийся факт с большой радостью. Действительно, так и случилось: император Франц охотно выдал свою дочь за Наполеона, “желая обеспечить своему государству, – по его словам, – несколько лет мира, чтобы оно могло залечить свои раны”. Радовалось и венское общество, а больше всех – Меттерних. “Если бы я был спасителем человечества, – писал он своей жене, находившейся в Париже, – я не получил бы стольких приветствий и выражений уважения, как за содействие, которое оказал в этом деле. Я получу орден Золотого Руна... но нельзя не признаться, что нужны были необыкновенные обстоятельства, чтобы дать мне больше того, чего мое честолюбие могло желать, хотя, в сущности, я никогда не имел честолюбивых замыслов”.
С этической точки зрения, этот брак был безнравственной политической сделкой. Наполеон женился на принцессе, которую никогда не видел, а Мария Луиза выходила замуж не по своей воле, а по требованию отца. Правда, Меттерних рассказывает, что по просьбе императора Франца он спросил о ее мнении, но этот шаг, после того, как договор был подписан, делался только из приличия. Мария Луиза ответила, что она подчинится решению своего отца, после чего Метгерних пишет Шварценбергу следующие, проникнутые жестокой иронией слова по адресу австрийских принцесс: “Наши принцессы мало привыкли выбирать себе супругов по влечению сердца”.
Так был заключен знаменитый брак между старинным габсбургским домом и вчера еще неизвестной корсиканской фамилией Буонапарте. Австрия и в этом случае, следуя своему девизу: “Felix Austria nube”, – старалась политикой браков добиться того, чего не могли ей дать нескончаемые войны. Вместе с будущей императрицей Франции в Париж поехал и Меттерних, который сам просил у императора Франца позволения сопровождать его дочь. Австрийский дипломат хотел на месте убедиться, куда поведет Францию новое направление политики Наполеона. Думает ли император, основав династию, заняться внутренним устройством государства – или же стремится браком с австрийской принцессой привязать к себе Австрию для того, чтобы с ее помощью продолжать свою завоевательную политику?
Метгерних оставался в Париже около шести месяцев. Ловкому царедворцу и хитрому дипломату удалось скоро приобрести симпатии и узнать тайные желания французского общества и, главным образом, французского императора. Метгерних хорошо понимал значение лести. Вот, например, характерный факт. На другой день после приезда Марии Луизы в Париж он показался в одном из окон Тюльерийского дворца, сад и двор которого были полны народом, и, подняв бокал, крикнул, обращаясь к толпе: “Да здравствует король Рима!” Чтобы понять смысл этого приветствия, вызвавшего шумные аплодисменты толпы, следует сказать, что этот титул должен был носить будущий наследник Наполеона. Толпа была тем более польщена, что титул “король Рима” принадлежал до Пресбургского мира австрийской короне, и теперь Меттерних еще раз торжественно признавал за французским императором то, что было отнято у Австрии силой оружия.
