В это время Троцкого ждал собравшийся в Большом зале экстренный пленум Петербургского Совета, чтобы выслушать от него доклад о Демократическом совещании. Пока занялись другими делами и, в частности, постановили переизбрать Исполнительный Комитет… Но Троцкий все не являлся, и доклад пришлось делать гастролеру – знаменитому московскому большевику Бухарину. Бухарин разгромил корниловщину, потом коалицию, потом меньшевиков и эсеров – и уже больше громить было некого, но заседание фракции все не кончалось, и Троцкий все еще не мог прийти. Оратору присылали вестников с просьбой поговорить еще десять минут, потом еще пять, потом еще три минуты. Бухарин послушно начал свои погромы сначала.
Троцкий появился в конце вялых реплик третьестепенных оппонентов, на которых был по-прежнему брошен лидерами (как нестоящее учреждение) Петербургский Совет. Троцкий сделал второй доклад, разобрав по ниточке резолюцию совещания со всеми ее причинами и следствиями.
В итоге Петербургский Совет 21 сентября сделал довольно содержательное постановление, на которое – в пылу жарких объятий в Зимнем – ни буржуазия, ни «демократия» не обратили никакого внимания. Резолюция 21 сентября обрисовала сложившуюся конъюнктуру как совершенно безысходную. Корниловская контрреволюция снова наступает под откровенным и активным прикрытием «соглашательских» элементов. Вместе с войной и разрухой они задушат революцию. Поэтому дело спасения лежит на одних Советах. «Советы должны сейчас мобилизовать все свои силы, чтобы оказаться подготовленными к новой волне контрреволюции и не дать ей захватить себя врасплох. Везде, где в их руках находится полнота власти, они ни в каком случае не должны ее упускать. Революционные комитеты, созданные ими в корниловские дни, должны иметь наготове весь свой аппарат. Там, где Советы всей полнотой власти не обладают, они должны всемерно укреплять свои позиции, держать свои организации в полной готовности, создавать по мере надобности специальные органы по борьбе с контрреволюцией и зорко следить за организацией сил врага. Для объединения и согласования действий всех Советов в их борьбе с надвигающейся опасностью и для решения вопросов об организации революционной власти необходим немедленный созыв съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».
Хорошо?.. Прежде всего, Петербургский Совет, игнорируя ЦИК, снова выступает в качестве всероссийского органа. А затем – его директивы, в сущности, уже означают, так сказать, официально объявленную анархию – начатое восстание и гражданскую войну… И господа на паркетах Зимнего при таких условиях толковали о сильной коалиционной власти! Ведь, кажется, что-нибудь одно. Или из Зимнего надо, как крысам, разбежаться, или надо единым духом раздавить этот новый Смольный со всеми его филиалами, рассеянными по всей стране.
Но для того чтобы его раздавить, надо иметь очень большую силу. А ведь сил не было совсем никаких. Все силы были у нового Смольного, какие только можно было извлечь из народных недр на службу политике…
Увы! Не только сил не было, не было и элементарного понимания. В Зимнем не только не могли раздавить, но не умели и видеть. Призыв к восстанию не привлек ничьего внимания среди гвалта о портфелях… Что такое? В Смольном? Но ведь там же никого, кроме большевиков. Ведь вся демократия…
«Вся демократия», кроме большевиков, собралась в семь часов на пленум совещания. Но на этом заседании нам задерживаться нет нужды. Войтинский сделал доклад об основах образования Предпарламента. Каждая группа, фракция или «курия», избирает из своей среды 15 процентов своего состава в члены нового «представительного органа». Долгие споры в зале и в кулуарах о том, выбирать ли по «куриям» или по фракциям, опять затянули собрание до глубокой ночи. Решили, что каждый может выбирать, как ему угодно, примкнув к фракции или к «курии»… Самые же выборы должны были состояться завтра, в специальных собраниях групп… Большевики также назначили в Смольном свое выборное собрание.
А в это время глава правительства, получив из Москвы роковую весть, бросился к центральным кадетам, привлекая их не то в министры, не то в свидетели того, что он в сдаче позиций «всей демократии» не виноват ни сном ни духом…
Не то утешать, не то вымогать прилетели в Зимний доблестные Набоков и Аджемов. Судили, рядили. Ничего-де, Предпарламент так Предпарламент. Но надо, чтобы цензовики не были подавлены демократией. Сами ведь понимаете, дело ясное. Ведь когда вы с нашим Корниловым двигали третий кор… то есть, нет – мы не то хотели… Да, так, стало быть, чтобы все, решительно все общественные группы были в нем, в этом Предпарламенте, представлены. А главное – это опять-таки вы сами понимаете – ну, разве можно «ответственность»? Что, вы сами-то хуже предпарламентов смыслите в государственных делах? Полнота власти – это, конечно, первое дело. Без этого и думать нечего.
По словам газет, было «намечено», что правительство будет нести перед Предпарламентом « моральную ответственность», но не «юридическую»… Умри, Денис, лучше не скажешь!
Практически же было решено завтра, 22-го, ровно через два месяца после «исторического» заседания в Малахитовом зале, устроить второе заседание – в Малахитовом же зале. Первое решило третью коалицию, второе пусть решит четвертую. Пригласить надо всех министров, москвичей, кадетских представителей и уполномоченных всей демократии…
Так Демократическое совещание «принимало меры к созданию власти».
Дележ революции на другой день начался в Зимнем с утра. Сначала шли «частные совещания», причем Керенский, считая все общие проблемы решенными, занимался одним перебрасыванием портфелей от одних лиц к другим. Раз уже москвичи приехали, то все разъяснится и уладится. Нечего время терять…
А в пятом часу открылось новое «историческое заседание» в указанном составе. «Всю демократию» представляла теплая компания, состоявшая из Чхеидзе, Церетели, Гоца, Авксентьева с добавлением столичных городских голов, эсерствующих кадетов Руднева и Шрейдера, кооператора Беркенгейма и просто обывателя Душечкина. «Представительство» демократии, как видим, было организовано не только самочинно, но с большой наглостью и цинизмом – на глазах у Демократического совещания, которое еще не закрылось. Вся делегация состояла из заведомых единомышленников Керенского или Набокова и так же мало могла представлять Демократическое совещание, как само это совещание могло представлять демократию.
И результаты мы сейчас увидим. Чтобы читатель мог проследить все стадии предательства, я немного остановлюсь на ходе «переговоров»… Заседание открыл Керенский очень интересной речью. Ввиду «сложной» и неблагополучной конъюнктуры в стране он, глава государства, счел за благо созвать это совещание, «прежде чем опубликовать новый состав правительства». Решения Демократического совещания не обязательны для него как для общенациональной власти. Но правительство очень серьезно прислушивается к его мнениям. Выдвинутая им идея Предпарламента приемлема. Предпарламент должен сплотить вокруг правительства все живые силы страны. Власть должна быть коалиционной. Правительство считает для себя обязательной «охрану единого источника власти, исходящего из революции 27 февраля, – власти общенациональной, единой, суверенной и независимой». Правительство продолжает стоять на той точке зрения, что организация власти и пополнение состава правительства принадлежат ныне только Временному правительству. Оно руководствуется программой, выработанной в его среде; выработка новых программ и деклараций – «работа тщетная». Предпарламент не может иметь функций и прав парламента, и правительство не может нести перед ним ответственность. Наоборот, организация Предпарламента будет принадлежать правительству, которое и привлечет в его состав представителей разных классов. Само собой разумеется, что правительство будет стремиться к солидарной деятельности с Предпарламентом… Новая власть должна быть создана сегодня же. Буржуазия и демократия должны сплотиться для борьбы с анархией, от которой гибнет страна.
