Ясное дело, Григорий не думал отказываться от сана папы в случае несогласия Генриха. Король, действительно, хотел было вступиться за свои права, как советовали немецкие епископы, но вмешательство Матильды и Агнессы смирило его порывы. Еще более существенное значение имели мятеж саксонцев и крамолы князей, надолго отвлекшие силы и внимание Генриха в другую сторону. Он предоставил итальянские события собственному их течению. Такое поведение римского патриция заставило всех недовольных возвышением Гильдебранда либо примириться с ним, либо затаить свои истинные чувства до более удобного времени. Григорий мог беспрепятственно готовиться к возвышению в сан римского первосвященника, последовательно проходя лестницу церковных ступеней от простого монаха до высоты престола вселенского епископа: 22 мая 1073 года он принял священство, а 30 июня получил посвящение в епископы и сделался духовным главой всего западноевропейского мира.

Весть об этом быстро разнеслась всюду, и из разных уголков Европы Григорий получил поздравительные послания и от могущественных светских владетелей, и от епископов, и от монахов – честь, которой уже давно не удостаивались папы. В этих посланиях выражались надежды, возлагаемые на него восторженными поклонниками: “Мощно восстань, – гласит одно из них, – на амалекитян и мадианитян, вторгнувшихся в стогны израильские, и обуздай этих чудовищ. Опояшься мечом, который не следует, по словам пророка, удерживать от пролития крови, так как, по обещанию, он низложит сынов плоти. Ни страх, ни угрозы да не отклонят тебя от святой борьбы. Ты стоишь на высоком посту; глаза всех обращены на тебя; каждый ожидает от тебя великого. Но нелепо подстрекать тебя: ты с чудным рвением замышляешь большее, чем может предвидеть наша близорукость, и подобно орлу вперяешь свой взор в солнце”.

Действительно, Григорий лучше всякого другого знал, что ему делать теперь, и не его надо было побуждать к деятельности и борьбе, для успешного продолжения которых он не остановился перед таким решительным шагом, как нарушение канонических и соборных постановлений.

Взгляд Григория на состояние церкви, обязанности папы и свой долг. – Душевный разлад. – Происхождение светской власти; преимущества и права пап. – Конечная цель. – Безбрачие духовенства как средство. – Борьба и победа. – Инвеститура. – Папа – владыка мира. – Средства Григория

Вся деятельность Григория VII вытекала из его взгляда на состояние современной ему церкви, которое представлялось ему в самых мрачных красках.

“Безграничная скорбь и глубочайшая печаль угнетают меня, – пишет он Гуго Клюнийскому. – Восточная церковь по наущению диавола отпала от правой веры, и исконный враг там и сям умерщвляет христиан. Когда же посмотрю на страны запада, или полудня, или севера, то с трудом нахожу епископов, достойных, по вступлению и жизни, своего сана, таких, которые управляли бы христианскими народами из любви ко Христу, но не из-за мирских побуждений. Да и между светскими владетелями я не знаю таких, кто не предпочитал бы свою честь – божьей, выгоду – справедливости. Те же, среди которых я живу – римляне, ломбарды и норманны, в моих глазах хуже евреев и еретиков”.

“Правители и князья мира сего, – гласит другое письмо, – все ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу: презрев всякий стыд, они угнетают церковь, как ничтожную служанку, и ни капли не боятся производить в ней неурядицы, лишь бы иметь возможность удовлетворить свои страсти. В свою очередь священнослужители, вместе с получившими в свои руки кормило церковное, почти совершенно не исполняют заповедей Божиих, оставляют в пренебрежении свои обязанности по отношению к Богу и вверенным им овцам, стремятся, занимая церковные должности, к мирской славе и чрезмерными расходами на себя недостойно растрачивают для удовлетворения своей гордости то, что при тщательном распределении должно было бы принести пользу многим. Между ними народ, не только не направляемый на стезю справедливости ни руководством высших, ни узами повелений, а даже примером власть имущих наученный вредному и противному христовой вере, питает склонность и ревностно рвется почти ко всему беззаконному и носит имя христиан, не скажу без исполнения своего долга, но почти без уважения к вере”.

Такое безотрадное состояние веры и церкви, по мнению Григория, возлагало на папу некоторые обязанности:

“Мы против воли взошли на корабль, – пишет он, – несомый силой ветров, напором вихрей и волн, вздымающихся до небес, по бурному морю в неведомую даль. Однако он, хотя и с опасностью, идет вперед и исследует скрытые скалы и утесы, далеко поднимающиеся в высоту. Святую римскую церковь, во главе которой против желания находимся мы, недостойные, ежедневно и беспрерывно потрясают различные напасти и весьма многочисленные преследования лицемеров, коварство и хитрые наветы еретиков, тогда как светские власти и тайно, и явно разрывают ее на части. Идти навстречу всем этим напастям, тщательно охранять церковь от них, – после Бога, составляет нашу обязанность, и забота о ней днем и ночью сжигает и беспрерывно терзает нас. Помимо сознания своих обязанностей, меня побуждают к борьбе со злоупотреблениями и нестроениями в церкви признательность и страх: признательность, потому что св. Петр ласково вскормил меня с малолетства в своем доме и милость Господа Бога нашего выбрала меня наместником такого пастыря для управления святой матерью нашей, как бы считая меня на что-либо годным; страх, так как грозно звучит божественный глас, глаголя: проклят человек, удерживающий меч Его от пролития крови, то есть слово проповеди от порицания сынов плоти.

Да и поставлены мы на апостольский престол для того, чтобы, желаем или не желаем, возвещать истину и справедливость всем народам, главным образом христианам, так как Господь сказал: Взывай громко, не удерживайся, возвысь голос свой подобно трубе и укажи народу моему на прегрешения его, и в другом месте: Если не возвестишь нечестивому о нечестии его, взыщу душу его из рук твоих”.

Под давлением этой тяжелой ответственности и страшного бремени Григорию не раз приходилось переживать мучительную внутреннюю борьбу. О его душевном состоянии в такие тяжелые минуты дает наилучшее представление откровенное письмо к клюнийскому аббату, которому Григорий обыкновенно открывал свое наболевшее сердце:

“Если бы это было исполнимым, я желал бы, чтобы ты вполне знал, какие напасти меня угнетают, какой труд, ежедневно возрастающий, утомляет и сильно смущает меня своим ростом: ведь тогда братское сострадание привлекло бы тебя ко мне; чрез страдания, испытываемые моим сердцем, и ты проливал бы слезы; сердце твое излилось бы пред Господом, чтоб бедный Иисус, благодаря которому все существует и который всем управляет, простер бы руки и с обычной благостью освободил бы несчастного. Ведь и я часто молю Господа, чтоб Он, по своему усмотрению, либо меня призвал из этой жизни, либо чрез меня помог бы общей матери. Однако Он и до сих пор не вырвал меня из великих напастей, да и жизнь моя не принесла упомянутой матери столько пользы, сколько я надеялся: когда оглянусь на самого себя, то нахожу, что для меня нет надежды на спасение, кроме разве милосердия Христова, ибо если бы я не надеялся, что пришел для лучшей жизни, я не оставался бы в Риме, где нахожусь в силу принуждения, Бог свидетель, уже с двадцати лет. Я живу в скорби, которая во мне ежедневно возобновляется, и в надежде, осуществление которой, увы! о горькое разочарование, – чрезвычайно затягивается. Как бы умирая, я жду Того, Кто связал меня своими узами, привел против воли в Рим и окружил здесь тысячью страданий. Я говорю Ему: поспеши, не медли. Ускорь, не мешкай и освободи меня из любви к св. Марии и блаженному Петру. Но так как похвала не имеет цены в устах грешника и святая молитва не скоро достигает божьего престола, потому что ее произносит человек, жизнь которого не совсем похвальна и дело мирское, – я заклинаю и усиленно прошу людей благочестивых молиться за меня ради любви, которой должно любить общую мать, святую церковь”.