Стало быть, общество, по собственному признанию Григория, было целиком поглощено мирскими заботами и стремлениями. В обязанности папы входило пересоздать его, заставив искать вечного блаженства, не упиваться прелестями земной жизни. Обратить народ на путь истины Григорий считал своим долгом и призванием. Вера в свою миссию наполняла все его существо, и ее не убивали вполне минуты уныния, приводя только к сомнению в возможности личного спасения, ценой которого он думал купить благо человечества, избавив его от духовной смерти. Для общего блага и спасения он готов был погубить свою душу греховной жизнью и мирскими стремлениями. Коренной причиной церковных и общественных нестроений Григорий считал самый строй современной ему жизни, где руководящее положение было занято светской властью, которая и по природе своей, и по происхождению не имела на него никаких действительных оснований:
“Кто не знает, – пишет Григорий, – что власть королей и князей ведет свое начало от незнающих Бога, гордостью, хищничеством, коварством, убийствами, короче, преступлениями всякого рода приобретших ее от дьявола, чтоб со слепой страстью и невыносимой гордостью и неправдой господствовать над себе подобными? Вот оттого-то все христианские короли перед смертью со слезами молят о помощи священника, чтоб избежать адского мрака, достигнуть небесного света и явиться на суд Божий свободными от уз греховных. Но какой мирянин в смертный час взывал о помощи земного короля для спасения своей души? Какой король или император может своей властью исторгнуть христианина из-под власти дьявола посредством крещения, укрепить духовные силы таинством миропомазания? Кто из них может совершить своим словом важнейшее из христианских таинств – пресуществление хлеба и вина в тело и кровь Господа? Кому из них дана власть вязать и разрешать на небе и на земле? – Принимая во внимание все это, всякий, кто только обладает хоть каплей здравого смысла и самыми ничтожными сведениями, может быть уверен в превосходстве священнического сана над королевским. Если же короли отвечают за свои грехи перед священниками, то кто имеет больше права судить их, как не римский папа? Короче сказать, каждый добрый христианин имеет гораздо больше прав на сан королевский, чем дурные князья, потому что христианин ищет славы божьей, а они преследуют собственную выгоду, являясь жестокими притеснителями своих ближних. Тот – член тела Христова, истинного царя, а они слуги дьявола, несмотря на всю свою власть идущие на мученье с князем тьмы, царем над всеми сынами противления. Потому-то королям и императорам особенно полезно, чтобы их сердце, всегда готовое кичиться великими делами и услаждаться собственной славой, знало дорогу к смирению и понимало, что именно того-то и должно им всего более страшиться, что доставляет наслаждение. Тогда они могли бы уразуметь, как опасно и ответственно королевское достоинство и что очень немногие из них обрели спасение и получили по милосердию Божью благодать. От начала мира и до наших дней мы не найдем в достоверных сочинениях даже и семи королей, жизнь которых была бы отмечена такой силой чудес, как жизнь многих, отказавшихся от мирских благ. Я не буду сравнивать их с апостолами или мучениками, но спрошу, какой король сотворил такие чудеса, как св. Мартин, Антоний или Бенедикт; кто из них воскрешал мертвых, очищал прокаженных, возвращал зрение слепым? Между тем около ста одних только римских епископов отнесены к числу величайших святых. Св. Петр, по словам блаженного папы Симмаха, вместе с непогрешимостью передал своим преемникам и свои заслуги, так что всякий, кто носит этот сан, должен быть святым и, за недостатком собственных заслуг, ему вменяются подвиги его предшественников”.
Если преступления породили светскую власть и она вела к торжеству зла, то неудивительно, что люди забыли божественное откровение и цель своего земного существования.
“Юдоли земные – временная наша стоянка; истинное наше жилище в будущей жизни, которую мы должны искать в Боге. Разве вы не видите всякий день, – пишет папа князьям и вельможам Испании, – как непрочна жизнь смертных, как обманчивы и тщетны людские надежды. Подумайте, что, оставив этот мир, вы обратитесь в прах и тлен, что вам придется дать строгий отчет в своих делах. “Только загробное блаженство бесконечно, только небесная слава непреходяща”. Поэтому, раз народы и цари уклонились от пути истинного вследствие слепоты путеводителей, папа должен направлять всех людей на стезю Господню, исправлять все заслуживающее порицания и законными наказаниями призывать к вечному блаженству всех королей, князей и их подданных, ведь больше земель повинуется повелениям римских первосвященников, чем императоров: “по всей земле прошло слово их” и “над кем властвует Август, над тем властвует и Христос”. Сам Царь славы поставил св. апостола Петра, а стало быть, и его наместника, главою царств мира. Папа так превосходит императора, как солнце превосходит луну, а потому власть апостольского трона много выше могущества королевского престола. Папа – наместник Божий, судом которого разбираются и светские, и духовные дела. Он связывает и разрешает, где хочет и кого хочет, так как даст Богу отчет за все прегрешения людские. Власть его почиет на заслугах св. Петра, на котором основал свою церковь Христос, поэтому неповинующийся апостольскому престолу впадает в смертный грех идолопоклонства. Церковь всюду, где есть верующие во Христа, и все отдельные церкви входят как члены в состав общей матери, церкви римской: ей подчинены короли, князья и все светские владыки, равно как архиепископы, епископы и аббаты. Как глава римской церкви папа может низлагать и духовных, и светских сановников, недостойных, по его мнению, занимаемых ими санов”.
Часто касаясь в своих письмах и окружных посланиях обязанностей пап, Григорий останавливался отчасти и на их правах. Но во избежание недоразумений и отговорок он издал краткий свод прав и преимуществ римского первосвященника, как нельзя лучше отражающий взгляд его на значение папской власти и ее место в христианском мире. Помимо уже известных из приведенных выше отрывков, вот важнейшие из этих прав и преимуществ:
“Римская церковь основана самим Богом. Один только римский первосвященник имеет право называться вселенским. Он один может низлагать и восстанавливать епископов. Его легаты председательствуют на соборах, произносят приговоры, даже лишают виновных санов. С отлученными папой нельзя оставаться даже в одном доме. Он один может употреблять императорские регалии. Он имеет право освобождать подданных от присяги лицам, запятнавшим себя несправедливостью. Все князья целуют ноги папы. Имя его одного провозглашается в церкви. Сан его единственный в мире. Ему можно низлагать императоров. Ни одно постановление, ни одна книга без его верховного распоряжения не могут считаться каноническими. Никто не смеет порицать его приговоров. Он неподсуден никому, кроме Бога. Важнейшие дела каждой церкви необходимо предоставлять его разбирательству. Римская церковь никогда не ошибалась и, по свидетельству писания, вечно не будет впадать в ошибки. Римский папа по заслугам св. Петра становится святым. Нельзя считать православным того, кто не согласен с римской церковью”.
До времени Григория VII ни один папа с такой поразительной откровенностью не высказывал и не развивал пред глазами изумленного человечества таких поистине чудовищных и непомерных притязаний: нет ни светской, ни епископской самостоятельной власти; над всем миром стоит святой и непогрешимый папа. Нельзя, однако, отрицать своеобразной логичности и последовательности умозаключений Григория о неизмеримом превосходстве власти духовной над светской: с известной точки зрения, они вытекали из христианского учения о преобладании духа над плотью. Но сам Иисус сказал: “Царство мое не от мира сего”. Григорий же хотел водворить на земле царство Божие под главенством папы, воплотить идею торжества и победы духа над плотью, так как привык, чтоб за святым словом шло и осуществление его на деле. Проникнувшись этим желанием, веря в свое призвание, он смело бросал вызов злу, внедрившемуся в мир. Переворот, замышляемый Григорием, был необычайно труден, так как стремился к коренному изменению существовавших отношений: предстояла борьба с целым миром. Однако Григория не страшили препятствия, не пугало сопротивление: за ним было сознание правоты своего дела, высоты и ответственности своего сана. Земные невзгоды казались ему ничтожными в сравнении с загробным блаженством и муками. И он бесстрашно начал свою кипучую, разностороннюю деятельность для достижения того, что считал общим благом – для водворения правды и справедливости на земле.
