Здесь уже была страна племени баньяи. Последние относились дружелюбно к путешественникам и требовали только известной части убитой дичи. Хотя караван приближался к португальским поселениям, он встречал еще повсюду в большом изобилии буйволов, антилоп и диких свиней. По мере приближения к границе туземцы предъявляли все большие и большие требования; Ливингстону уже нечего было давать им, и он старался избегать деревень, питаясь со своими спутниками продуктами охоты. Подходя к португальскому поселению Тете, приходилось идти каменистой местностью, где вовсе не было дорог. Ливингстон так устал, что вынужден был остановиться в трех часах пути от Тете и послать письмо к представителям португальской администрации. Рано утром появились португальские офицеры с отрядом солдат, присланные своим начальством в распоряжение Ливингстона.

Принятый весьма гостеприимно португальцами, Ливингстон оставался в Тете более месяца, исследуя окрестные местности и выжидая благоприятного времени для переезда в приморское португальское поселение Килиман. Вылечив от жестокой лихорадки коменданта Тете Сикара, Ливингстон 22 апреля 1856 года двинулся далее по течению Замбези и через четыре дня достиг Сены, полуразрушенного португальского поселения, настолько ослабленного, что зулусы брали с него дань. От Сены Ливингстон спустился до устьев Замбези. Река течет здесь в плоских, лесистых берегах и настолько широка, что с одного берега нельзя видеть другого. Наконец путешественники дошли до оконечности речной дельты, где Замбези разделяется на пять устьев. Муту, устье, которое вело к Килиману, было занесено илом, и нужно было пройти три мили пешком, чтобы добраться до другого устья. Этот небольшой переход доставил много страданий Ливингстону. Мучимый лихорадкой, он должен был идти по сильному зною, среди густой травы, превышавшей рост человека и преграждавшей доступ воздуха. Пульс его бился так сильно, что каждую минуту он ожидал удара. Перенесенные им трудности окончились в Интерре, португальском поселении, комендант которого Асеведо предложил ему парусное судно с каютой. Ливингстон мог удобно достигнуть Килимана, куда он прибыл 20 мая, проведя более полугода в пути.

Прошло четыре года, как он выехал из Капштадта и начал свое великое путешествие к западному и восточному берегам Африки. Оглядываясь на все испытания, какие ему приходилось перенести, он видел в них только явное доказательство помощи Божией. Более всех открытий его радовало убеждение, вынесенное из путешествий, что во всем мире живут добрые люди и что Бог, видимо, располагал в его пользу сердца черных и белых людей. Во всем пережитом он видел перст Божий и надеялся, что божественное Провидение и впоследствии поможет ему трудиться на благо Африки.

Переезд на родину.– Прибытие в Лондон.– Чествование Ливингстона.– Его книга и ее успех.– Торжественные встречи в университетских городах.– Свидание с рабочими.– Снаряжение экспедиции в Африку.– Отъезд из Англии.

Предполагая из Килимана отправиться в Англию, Ливингстон оставил своих людей в Тете, за исключением восьми сопровождавших его до Килимана. Эти последние весьма желали поехать с ним на его родину; однако Ливингстон боялся взять их ввиду опасности от морского переезда и перемены климата и сделал исключение для одного Секвебу, оказавшего ему много услуг в последнем путешествии. После шести недель, проведенных в доме португальского полковника Нунеса и послуживших для некоторого восстановления здоровья Ливингстона, в Килиман пришел английский бриг, который привез Ливингстону сто пятьдесят фунтов стерлингов (около полутора тысяч руб.), присланных агентами миссионерского общества в Капштадте, чтобы доставить Ливингстону возможность возвращения на родину. Военный корабль предложил бесплатно довезти его до острова Св. Маврикия. Дружелюбное отношение капитана и всего экипажа позволяло Ливингстону думать, что он уже находится на родине; ему трудно было только объясняться по-английски, так как в течение почти четырех лет он был лишен возможности говорить на родном языке. Бедному Секвебу не удалось добраться даже до острова Св. Маврикия: новые впечатления, какие вызывали в нем море и пребывание на военном корабле, подействовали на его рассудок, и в припадке умственного расстройства он бросился в море.

Прибыв на остров Св. Маврикия 12 августа 1856 года, Ливингстон должен был остаться там в гостеприимном доме генерала Гэя, который советовал ему воспользоваться здоровым климатом острова для излечения последствий лихорадки. В ноябре Ливингстон продолжал путь на родину через Красное море. Он рассчитывал встретиться с женою и друзьями в Саутгемптоне. Однако пароход едва не потерпел крушения близ Тунисской бухты, и пассажиры были доставлены только до Марселя. Оттуда через Париж и Дувр Ливингстон проехал в Англию и прибыл в Лондон 9 декабря 1856 года. Еще в Каире им было получено печальное известие о смерти отца, чем отчасти была отравлена радость возвращения на родину. Из Лондона Ливингстон тотчас же проехал в Саутгемптон за женой, с тем чтобы немедленно вернуться в Лондон.

По возвращении в Лондон скромному путешественнику предстояло сделаться предметом самых торжественных чествований и восторженных оваций. 15 декабря в его честь Королевское географическое общество устроило экстренное заседание, в котором председательствовал знаменитый геолог Мерчисон и в числе присутствующих находился друг Ливингстона Освелл. Мерчисон в своей речи перечислил услуги, оказанные науке Ливингстоном, который прошел шестнадцать тысяч верст, определяя положение населенных мест, гор, рек и озер, неизвестных до тех пор, и изучая проходимые им местности в физико-географическом, геологическом, климатологическом и естественноисторическом отношениях. Своими наблюдениями он установил, что внутренняя Африка представляет собою плоскую возвышенность, прорезанную озерами и реками, имеющими сток к океанам, лежащим на западной и на восточной стороне материка. Но выше всего сделанного Ливингстоном, почетнее всех его подвигов президент считал выполнение обещания, данного сопровождавшим его дикарям, ради которого Ливингстон, преодолев столько опасностей, решился вновь подвергнуться им, чтобы привести своих провожатых на их родину. После речи президента Ливингстону была вручена большая золотая медаль. Извиняясь за краткость своей речи вследствие потери привычки говорить на родном языке, Ливингстон сказал, что, стараясь открыть некоторую часть Африки влиянию христианства, он исполнил только долг миссионера. Остается сделать еще весьма много, и предпринятое им можно будет считать оконченным лишь тогда, когда торговля невольниками будет уничтожена и вся внутренняя Африка будет открыта для христианства и торговли. Профессор Ричард Оуэн, под руководством которого некогда работал Ливингстон, подтвердил значение его исследований для зоологии и палеонтологии. Присутствовавшие астрономы, знавшие от своего капштадтского собрата Маклира о точности определений Ливингстона, присоединили выражения своего удивления многочисленностью и совершенством его работ этого рода.

На следующий день, 16 декабря, состоялось в честь Ливингстона торжественное заседание Лондонского миссионерского общества. Председательствовавший в собрании лорд Шефтсбери произнес приветственную речь, в которой сказал, что для общества не может быть более почетной обязанности, как чествовать такого человека, жизнь и деятельность которого посвящены смиренному и искреннему выполнению ангельской песни: «Слава в вышних Богу, на земле мир, в человецех благоволение!» Ливингстон ответил несколькими словами, в которых благодарил директоров общества за оказанную ему поддержку и объяснял причины медленного распространения христианства среди африканских племен. В заключение лорд Шефтсбери посвятил несколько сочувственных слов жене Ливингстона, напомнив о ее близком отношении к миссионерской деятельности как дочери и жены миссионера, о той помощи, какую она всегда оказывала мужу, пока была с ним, и о тревожных и печальных днях, пережитых ею, когда она, возвратившись в Англию, подолгу оставалась без всяких известий о муже. 5 января 1857 года было созвано лордом-мэром многочисленное собрание, чтобы выработать адрес Ливингстону от города Лондона. Внимание к Ливингстону возросло еще более, когда было получено известие о состоявшемся в его честь торжественном собрании в Капштадте. Королевский астроном Маклир, распространяясь о точности географических определений Ливингстона, объяснил, что число его частных наблюдений доходит до 2812, кроме тех, которые не дошли по назначению или не были сообщены им. «Вся внутренняя Африка, – сказал он, – носит теперь на себе отпечаток Ливингстона. Находясь в любом пункте той области, какую он прошел, теперь можно знать с точностью, где именно находишься… Я утверждаю, что сделанное этим человеком не имеет себе подобного». Капштадтский епископ Томпсон заявил со своей стороны, что нельзя найти человека, который лучше доктора Ливингстона исполнил обязанности священного призвания христианского миссионера и, сознавая всю важность своего дела, привел его к столь успешной цели. Негоциант Реттерфурд, сопровождавший Ливингстона в одну из его поездок, свидетельствовал о его замечательной справедливости, кротости и добросовестности и прибавил, что ему удавалось слышать от него поразительно верные и проницательные суждения об организации торгового дела в Африке. Таким образом, и в столице его родины и в центре той области, где он действовал, вполне признавались его заслуги как путешественника, географа, зоолога, астронома, миссионера, врача и организатора торговой деятельности. Ливингстон ожидал только возможности уехать от этих оваций в Гамильтон, где в то время жили его мать, дети и родные.